Quran
Предлагаем вниманию читателей отрывок из книги выдающегося мусульманского мыслителя и общественного деятеля Мухаммада Асада «Путь в Мекку». Мухаммад Асад (1900 - 1992) описывает свое полное впечатлений путешествие по Востоку. Описываемое ниже удивительное происшествие использовано им для иллюстрации понятий къада и къадар, хотя прямо о них здесь ничего не сказано. Однако, как известно, подчас хороший пример проясняет некое сложное понятие намного лучше, чем пространные теоретические рассуждения...
...Все это произошло около восьми лет тому назад, когда я путешествовал, передвигаясь верхом на коне, в сопровождении моего татарского слуги Ибрахима, из Шираза в Керман, что на юге Ирана - это отдаленный, слабо населенный район около озера Нирис, характеризующийся бездорожьем. Сейчас, зимой, это была хлюпающая грязью степь, а во всей округе не было деревень. С юга этот район отграничивался Кух-и Гушнеган, «Голодными горами», а на севере он переходил в болота, которые прилегали к озеру. В полдень, когда мы обогнули изолированный холм, внезапно перед нашими взорами предстало озеро: неподвижная зеленая поверхность безо всякого волнения или признака жизни, вода в нем была настолько соленая, что рыба не могла в ней выжить. За исключением немногих покалеченных деревьев и пустынных кустарников, засоленная почва у берегов озера была непригодной для роста какой-либо растительности. Земля была слегка покрыта грязным снегом, по которому на расстоянии в примерно двести ярдов от берега проходила едва намеченная дорога.
Наступил вечер, а караван-сарай Хан-и Хет - наша цель для ночлега - все еще не был виден. Но мы должны были достичь его любой ценой; ни вдаль, ни вширь здесь больше не было другого поселения, а близость болот делала продвижение в темноте чрезвычайно опасным. В действительности утром нас предостерегали, чтобы мы не отправлялись туда сами, ибо один неверный шаг легко мог означать внезапную смерть. Кроме того, наши лошади были очень уставшими после длинного дневного перехода по тинистой почве, их следовало накормить и дать им отдохнуть.
С наступлением ночи начался проливной дождь. Мы скакали, мокрые, угрюмые и молчаливые, полагаясь на инстинкт наших лошадей в большей степени, чем на собственное зрение. Прошли часы, а караван-сарай все не появлялся. Возможно, мы проехали мимо него в темноте, и теперь нам предстоит провести ночь под открытым небом под дождем, который становился все сильнее... Копыта наших животных хлюпали в воде; намокшая одежда плотно прилипла к нашим телам. Мрак и темнота скрывали от нашего зрения потоки воды; мы продрогли до самых костей; но осознание близости болот заставляло содрогаться даже больше. Лошади могли в любой момент потерять твердую почву под ногами - и тогда «да смилуется над вами Аллах», - как нас предостерегали утром.
Я ехал впереди, а Ибрахим на расстоянии около десяти шагов позади. Снова и снова всплывала ужасающая мысль: «Не оставили ли мы Хан-и Хет позади нас в темноте? Что за скверная перспектива - провести ночь под холодным дождем; но если мы проследуем дальше, как быть с болотами?»
Вдруг раздался мягкий чавкающий звук из-под копыт моего коня. Я почувствовал, что животное ступает в трясину, немного погружается в нее, с неистовством вытаскивает одну ногу из нее, затем снова ступает ‒ и одна мысль пронзила мое сознание: болото! Я сильно натянул поводья и вонзил шпоры в бока коню. Конь задрал голову высоко и начал с неистовством работать ногами. Моя кожа покрылась холодным потом. Ночь была настолько темной, что я не мог различить даже свои собственные руки, но по конвульсивным содроганиям тела коня я почувствовал его отчаянную борьбу с объятиями болота. Почти не думая, я схватил кнут, который обычно без дела висел у меня за запястьем, и стегнул коня по крупу что есть мочи, надеясь, что это побудит его приложить высшие усилия ‒ ибо стоя на месте животное утонуло бы, а вместе с ним и я, все глубже и глубже погружаясь в трясину... Непривыкшая к такому жестокому избиению несчастная скотина ‒ кашгайский жеребец чрезвычайной силы и прыти ‒ вздыбилась на задние ноги, снова стала на все четыре, напрягаясь и задыхаясь старалась выбраться из трясины. Он подпрыгивал, соскальзывал, заставлял себя продвинуться вперед и снова соскальзывал ‒ и все это время его копыта отчаянно били мягкую, тинистую жижу...
Некий загадочный предмет просвистел у меня над головой... Я поднял руку и получил сильный, непостижимый удар... но откуда? Время и мысль сплелись и пришли в смятение... Сквозь шум дождя и тяжелое дыхание коня на протяжении секунд, которые казались часами, я слышал безжалостный засасывающий звук болота... Конец должен был быть близко. Я высвободил ноги из стремян, готовясь выпрыгнуть из седла и попытать долю в одиночку ‒ возможно, мне удалось бы спастись, если бы я лег пластом ‒ когда внезапно ‒ неимоверно ‒ копыта коня ступили на твердую почву, раз, другой... и, со вздохом облегчения, я натянул поводья и остановил измученное животное, чтобы оно постояло и отдышалось. Мы были спасены...
Только сейчас я вспомнил о своем компаньоне и позвал его, исполненный ужаса: «Ибрахим!» Ответа не было. Мое сердце замерло.
«Ибрахим!...» ‒ но вокруг меня были только мрак и дождь. Ему не удалось спастись? Охрипшим голосом я снова позвал его: «Ибрахим!»
А потом, в это почти невозможно было поверить, издалека раздался еле слышимый крик: «Здесь... Я здесь!»
Теперь я поразился: как могло такое случиться, что мы оказались на таком большом расстоянии друг от друга?
«Ибрахим!»
«Здесь... здесь!» ‒ ориентируясь на эти звуки, ведя коня за поводья и тщательно проверяя каждый дюйм почвы ногами, я медленно пошел с большой осторожностью навстречу слышавшемуся издалека голосу: и это был Ибрахим, спокойно сидящий в своем седле.
«Что случилось с тобой, Ибрахим? Ты тоже попал в болото?»
«Болото...? Нет, я просто приостановился, когда ты внезапно, не знаю почему, помчался прочь».
Помчался прочь... Загадка была разгадана. Борьба с болотом была всего лишь плодом моего воображения. Мой конь, должно быть, просто ступил в полную жидкой грязи колдобину а я, полагая, что нас затягивает трясина, хлестал коня так, что он перешел на бешенный галоп. Будучи обманутым темнотой, я принял продвижение животного вперед за отчаянную борьбу с трясиной и слепо помчался в ночь, не зная, что на равнине много сучковатых деревьев, то тут, то там... Эти деревья, а не болото, были настоящей и непосредственной опасностью: маленькая веточка, которая ударила мою руку, могла оказаться и большой веткой, которая могла бы раскроить мне череп и таким образом положить решительный конец моему путешествию в неотмеченной могиле на юге Ирана...
Я был зол на себя, зол вдвойне, потому что теперь мы потеряли всякую ориентацию и не могли больше найти и следа пути. Теперь нам ни за что не найти караван-сарай...
Но я снова ошибся.
Ибрахим слез с коня, чтобы ощупать землю руками, надеясь таким образом отыскать дорогу; и пока он лазил на четвереньках, его голова внезапно ударилась в стену - в темную стену караван-сарая Хан-и Хет!
Если бы не мое воображаемое засасывание в болото, мы могли бы потеряться, пропустить караван-сарай и по-настоящему оказаться в болоте, которое, как мы потом узнали, находилось на расстоянии всего лишь двухсот ярдов от того места, где мы были...
Источник: книга "The Road to Makkah", стр. 32-35, издание 2004 года
