Линда Вудхед (Linda Woodhead)
Кто бы мог подумать еще пару лет назад, что суд Кельна признает древний и священный обряд мужского обрезания незаконным, или что Европейский суд по правам человека (ECHR) отменит собственное постановление о том, что из государственных школ следует убрать распятия? Возвратно-поступательный характер суждений о свободе религии подразумевает, что весь подход к этому вопросу грешит каким-то серьезным недостатком.
Американские комментаторы считают, что знают, в чем дело: Европа пожинает плоды собственного секуляризма. Изгоните религию, поставьте во главе светскую элиту и что вы получите? Новую светскую нетерпимость, не уступающую старой европейской религиозной нетерпимости. Для американцев запрет хиджаба и минаретов – нечто вопиющее. В Америке, с ее прочной традицией уважения религиозных свобод, никогда не произошло бы ничего подобного.
Марта Нуссбаум (Martha Nussbaum) – сторонница именно такого подхода. Свобода вероисповедания имеет принципиальное значение, утверждает она, потому что вера является неотъемлемой частью личности. Отказывать кому-то в праве жить по велению совести значит «насиловать душу», по выражению Роджера Вильямса (Roger Williams), одного из первых защитников религиозных свобод, жившего в XVII веке. Свобода вероисповедания может быть ограничена только в том случае, если она идет в разрез с гражданскими нормами или ущемляет других граждан.
Подобный либертарианский подход резко отличается от распространенного в Европе секулярного, который предполагает, что люди могут беспрепятственно исповедовать свою религию, если это не выходит за рамки частной жизни – дома, храма – но не публично. Отсюда принятые в некоторых странах ограничения на демонстрацию религиозных символов в общественных местах: например, бурки во Франции или минаретов в Швейцарии.
Некоторые ведущие философы и социологи, в том числе Юрген Хабермас (Jürgen Habermas) до того, как он пересмотрел свои взгляды, даже ратуют за ограничение использования религиозных мотивов в политических дебатах, утверждая, что в публичной жизни пристало прислушиваться только к «универсальным», светским доводам.
Именно борьба за секулярность стала причиной четырех исков, рассматриваемых в настоящее время в Европейском суде по правам человека: это иски сотрудницы «Британских авиалиний», которую уволили за то, что она носила нагрудный крестик, монашки, которую отстранили от работы в больнице за предложение больному помолиться, сотрудницы ЗАГСа, отказавшейся из-за христианских убеждений регистрировать однополые браки, и психотерапевта, отказавшегося консультировать гомосексуальные пары. Консервативное христианское лобби, поддержавшее иски в суде, назвало их примерами «преследований» христиан секуляристами.
Именно теперь, когда эти две противоположные точки зрения на свободу вероисповедания, вступили в противоречие, мы должны попытаться посмотреть на них со стороны. Я согласна с либертарианцами в том, что запрещать носить крестик или молиться в общественном месте – ненужное нарушение свободы вероисповедания, ведь эти женщины не нарушали никаких законов, никому не причинили серьезного вреда. Но в случае регистратора и психотерапевта – так же, как и владельцев гостиниц, отказывающихся селить пары геев – дело обстоит совсем иначе, так как здесь свобода вероисповедания сталкивается с принципом равенства.
Раз так – все ясно, дело закрыто, говорят секуляристы. Но либертарианцы имеют серьезное возражение. Закон, указывают они, – понятие не священное и не вневременное. Это закон большинства, которое может ошибаться – в моральном плане. Верующие люди считают, что аморальный закон должен, по крайней мере, предоставлять возможность выбора, позволяя хотя бы бездействовать, если это не идет никому во вред. В конце концов, это давно практикуется медиками-католиками, отказывающимися делать аборты. Без необходимости, закон большинства не должен тяжело сказываться на меньшинствах.
Я считаю, что это правильно. Но эта позиция не учитывает важного момента: большинство тоже имеет права. Если вы желаете игнорировать то, что большинство решило считать правильным или законным, ваши действия, вероятно, будут дорого стоить обществу – а почему большинство должно расплачиваться за ваше несогласие? Очевидно, что во время войны правильно позволить не совершать убийства тем, кто против этого по религиозным убеждениям, но было бы неправильно разрешить им сидеть, сложа руки, когда другие проливают кровь за свою родину. Жить в демократическом обществе, значит, иметь определенные обязанности, а не только права.
Когда же каждая сторона пытается применить свои взгляды в реальности, то и либертарианцы, и секуляристы заходят слишком далеко. Одни так упорно добиваются личной свободы, иногда автономии группы, что едва ли не перестают считаться с государством и обществом. Другие так отчаянно защищают государство и общество, что не оставляют места для свобод личности и самоопределения групп. В этом смысле обе стороны являются зеркальным отражением. Но с другой стороны, оба делают одну и ту же ошибку: они в равной степени забывают о демократии.
Либертарианцы отрицают законные притязания на принятие решений демократическим путем, тогда как секуляристы не считаются с тем, что в демократическом обществе живут и верующие, и неверующие люди, и что истинная демократия пытается уравновесить противоположные интересы, а не ввести единственную норму.
Таким образом, либертарианцы, конечно, правы в том, что нужно делать исключения – от этого небо не упадет на землю. Но они забывают, что подчинение воле демократичского большинства, с которым вы не согласны, может быть связано и со смирением, и с унижением.
Источник: Guardian
Add new comment