«Владение являет самую глубинную связь, какой человек вообще может быть связан с вещами: не то чтобы они в нем оживали, скорее он сам живет в них» (Вальтер Беньямин. Я распаковываю свою библиотеку (речь собирателя книг) (Walter Benjamin, Illuminations))
«Понимание пространства как статичного среза времени, репрезентации, закрытой системы и так далее – все это способы его укрощения. Они позволяют не замечать его реальную суть: одновременное множество других траекторий и необходимость наглядной внешней реализации пространственной субъективности» (Дорин Мэсси. В защиту пространства (Doreen Massey, For Space))
«Если бунту суждено произойти, то это будет бунт пяти чувств» (Мишель Серр, Ангелы: современный миф. (Michael Serres, Angels: A Modern Myth))
Религиозная практика строится не только на текстологическом и идеологическом фундаментах, но и на бытовом сенсорно-эмоциональном опыте. Через воплощенный зрительный, звуковой, осязательный опыт и память происходит эстетизация этой практики.
С распространением транснациональной торговли и увеличением товарооборота в эпоху модерна и постмодерна определенные предметы приобретают новый сакральный смысл, отличный от того, что они имели ранее. Они становятся частью товарного потока, выводящего религию и религиозную практику за национальные рамки. В условиях товаризации сакральных предметов или сакрализации товаров ключевым для продления религиозных смыслов и практик является слияние религии и капитализма.
В повседневном предметообороте сакральное и мирское сливаются, оживляя и продуцируя, скорее, религиозные субъекты, нежели субъекты, имеющие какую-то религию. Потребление как материальная практика изменяет религиозные смыслы и практики, в результате определенные религиозные предметы, ритуалы и идеи приобретают ценность, в отличие от других.
С экспансией современной транснациональной потребительской культуры и религиозного туризма, а также развитием новых способов определения и манифестации класса, расы и гендера через то, что модно или стильно, на основании привычек и потребительских моделей людей, материальные объекты становятся все более важной составляющей мусульманской молитвы или намаза. Они являются средствами передачи звука, зрительного образа, прикосновения, запаха и месторасположения при ежедневном совершении намазов. Эти предметы производятся для удовлетворения нужд и желаний потребителя в зависимости от его гендерной идентификации, покупательской способности, религиозной принадлежности (шиитской, суннитской и различных традиций), этноса и/или географического положения.
Под влиянием транснационального капитализма и религиозного туризма, эстетические и сенсорные отношения, передаваемые материальными объектами в мусульманской молитве, приобретают новые формы.
Мусульманская молитва, совершаемая пять раз в день, является одной из обязательных ежедневных вещественно-сенсорных практик ислама. Намаз требует физического осознания границ между чистым и нечистым в повседневной жизни. Эти границы устанавливаются и осуществляются через ряд ритуалов. Во-первых, практикующий должен обладать осознанием времени (восхода и заката как начала и конца цикла молитвы) в конкретной географической точке, в которой он присутствует. Практикующий слышит звук азана (призыва на молитву), совершает ритуальное омовение тела (вуду), готовит место для намаза (оно должно быть аккуратным и чистым от любых жидкостей, выделяемых телом человека или животных, и отходов). И, наконец, практикующий должен правильно ориентироваться в пространстве (находиться лицом к Каабе в Мекке).
Украшению и эстетизации молитвы служит целый ряд предметов. Например, в Иране одним из важнейших предметов является джанамаз, особенно у женщин. Это слово означает место для молитвы (намаза). В материальном смысле джанамаз представляет собой два куска цветной ткани, вышитых орнаментом «бута» (у европейцев он называется «пейсли» или «огурцы»).
Мусульманская молитва начинается с того, что практикующий занимает положение стоя, затем переходит к руку, т.е. наклоняется вперед, кладя ладони на колени. За этим следует суджуд1, или земной поклон, когда, стоя на коленях, он касается лбом земли. Для суджуда используется джанамаз. Он является чистым и приятно пахнущим местом, на которое совершается поклон. Джанамаз ручной работы используется, преимущественно, женщинами. Женщины, принадлежащие к элите, пользуются джанамазами из терме – дорогой шелково-шерстяной ткани ручной работы. Зачастую такие джанамазы передаются по женской линии из поколения в поколение2. До появления массового производства большинство женщин ткали джанамаз сами или заказывали у мастериц, сами выбирая цвет и рисунок.
У иранских мусульман для украшения молитвенного пространства принято добавлять к дажанамазу другие предметы. Это может быть мёхюр (каменный круг для суджуда, по-арабски «турба»), тасбих(четки из дерева, пластика, полудрагоценных камней, в зависимости от цены, чадор-намаз (чадра; перс. чадор) – женское покрывало для головы и тела, а чадор-намаз – особое покрывало для намаза, оно отличается от других форм хиджаба и обычно изготавливается из мягкой ткани ярких цветов)3 и свежие цветы или саше из сухих цветов, в зависимости от личных предпочтений.
Каждый из этих предметов – джанамаз, мёхюр, тасбих, чадор-намаз, цветочные саше, свежий жасмин, лепестки роз – способствуют эстетизации и пространственной организации мусульманской молитвы, при этом зрение, осязание и обоняние используются для обращения к эмоциональной пространственно-временной памяти4.
Эстетизация мусульманской молитвы противопоставляется ригидности институциональных религиозных практик, открывая их для сенсорного восприятия – осязательного, обонятельного, зрительного. Кроме того, она обеспечивает доступ культуры потребления, так как эти предметы и товары можно купить на базарах, рядом со святынями и мечетями, в частности, в Мекке или онлайн. Эти предметы стали популярными сувенирами, предлагаемыми по самым разным ценам паломникам и тем, кто выбирает другие формы религиозного туризма.
Небольшие коврики используются для индивидуального намаза. Вместе с коврами большего размера они являются важными переносными объектами, демонстрирующими то, как мусульманское архитектурное проектирование регулирует время и пространство5. Молитвенные ковры больших размеров применяются в мечетях и других культовых сооружениях для коллективного использования во время соборной молитвы.
Однако молитвенные ковры имеют не только религиозное и духовное назначение, одновременно это и предмет декора. Размер молитвенного ковра во многом зависит от предназначения. Хотя для намаза чаще используют молитвенные коврики, нередко их заменяют молитвенными коврами небольших размеров, например, из шелка. Однако в силу того, что они стоят дороже и весят больше, ими чаще пользуются для домашнего намаза. Молитвенные ковры больших размеров можно встретить в домах, мечетях, усыпальницах, музеях. Здесь ими застилают пол, используют как декоративный элемент или экспонат. Маленькие молельные коврики используют индивидуально для организации пространства для намаза. Такие коврики самых разных цветов и узоров давно стали доступным товаром широкого потребления.
Ковры могут иметь разный узор, однако каким бы он ни был, в нем прослеживается повторение определенных символов. Узор молитвенного коврика отличается от узора на других подобных изделиях тем, что в качестве центрального организующего мотива композиции используется арка или молитвенная ниша (михраб). Часто михраб воспроизводит направление на Мекку, или киблу, которая является ориентиром при совершении намаза. На молитвенных ковриках может быть изображен проем в виде арки, окно, открывающееся в сад, возможно, райский сад или древо жизни в самых разных видах. В обеих темах доисламское и исламское сочетается с реальными, воображаемыми или абстрактными элементами природного окружения, характерного для разного географического местоположения (это могут быть стилизованные деревья, птицы, цветы, беспредметные символы)6.
Молитвенный коврик обозначает территорию молитвы, создавая материальную границу между священным и мирским, или тем, что может испортить молитву. Можно сказать, что изображением повторяющихся воображаемых пространственных мотивов, таких как древо жизни или райский сад, молитвенные коврики и ковры добавляют пространственности в будничные модели существования в этом мире. Благодаря им индивидуальное принимает пространственно-временную ориентацию на универсальность исламской практики. Кроме того, через очищение пространства и обеспечение непрерывности времени они являются посредником между материальным и духовным, связывают физическое присутствие «здесь и сейчас» с виртуальным и гетеротопным «там»7.
В условиях повышенной политизации религии чувственные аспекты религии часто недооцениваются и нивелируются. В современном мире ислам и исламская практика со своими политическими и идеологическими проявлениями характеризуются как модернистский «другой». Под пристальным взглядом западных историков искусства и антропологов сенсорная, эстетическая и бытовая культуры ислама и мусульман нередко оказываются заключенными в музейные залы, ограничены рамками ориентализма, попадают в подчинение политическим идеологиям. Таким образом, принципиально важно, чтобы ученые обратили внимание на исламские материальные объекты с их культурными, сенсорными и эмоциональными особенностями. Это предметы искусства, ремесленные изделия, товары или простые предметы быта, связывающие материальное с виртуальным, идеальным, духовным. Помещение этих элементов опыта в область эстетики, политики и экономики раскрывает эту функцию капитала вне модернистских дихотомий религиозного и светского, материального и духовного, рационального и иррационального.
Источник: MAVCOR
1Поэтому небольшие коврики для намаза также называют «саджаде», что значит место для суджуда.
2В зависимости от цены, терме может ткаться с использованием золотых или серебряных нитей и вышивки. Фоном обычно служат темные и светлые оттенки красного, зеленого, оранжевого. Терме используется для украшения торжественных церемоний, например, свадеб или похорон. В прошлом из терме изготавливали самые разные вещи, в том числе джанамаз, который был частью приданого женщины. По мере механизации ткацкого процесса и возникновения массового производства, одежда, скатерти, покрывала и прочие изделия из терме самых разных форм и цветов стали продаваться на базарах, в торговых центрах, теперь их можно купить и по интернету. Это сделало изделия из терме популярным товаром у иранских общин за рубежом.
3После иранской революции 1979 года исламское государство предписывает женщинам носить хиджаб, т.е. покрывать волосы и тело. Хотя большинство иранок выполняют это требование, надевая головное покрывало и длинную исламскую накидку, более консервативные носят черную чадру (чадор), скрывающую все тело от макушки до пят. Обязательное покрывало со временем превратилось в модный элемент гардероба мусульманки, а требование соблюдать хиджаб обеспечило развитие соответствующего направления модной индустрии. Последние показы мод в Тегеране регулярно вызывают недовольство местной исламской элиты.
4В этом смысле мы согласны с Д.Мэсси в том, что «представление о пространстве как о поверхности, на которую мы помещены, превращение пространства во время, контрастное отделение определенного места от пространства вне его – все это способы укротить вызов, бросаемый изначальной пространственностьюмира» («В защиту пространства»).
5Если небольшие «молитвенные коврики» используются для намаза, то большие «молитвенные ковры» используются, преимущественно, как предметы декора. «Молитвенными коврами» их называют западные специалисты, так как их название на фарси не имеет адекватного перевода. Обычно такие ковры меньше настенных (которые называют «кали»), и на фарси они называются «калише», что значит примерно «маленький ковер».
6Рисунки в виде цветов и деревьев, символизирующие вечность и бессмертную жизнь, невероятно разнообразны и зависят от вкуса художника и места изготовления ковра. Эти рисунки называются «браслет», «рыба», «кашемир», «афшари», «мир» и т.д.
7У М.Фуко геторотопия – это реализованная утопия, зеркало, «место без места», связывающее реальное с виртуальным. «Гетеротопия обладает возможностью совместить в одном реальном месте несколько пространств, несколько пространственных воплощений, являющихся сами по себе несовместимыми», — пишет Фуко. Он приводит в пример рисунки персидских ковров, изображающих священный сад как микрокосм мира одновременно мифического и реального. «Что касается ковров, то первоначально они были репродукцией садов (сад есть ковер, на котором весь мир доведен до своего символического совершенства, а ковер – это сад, способный мобильно пересекать пространство» (Мишель Фуко. Другиепространства (Michel Foucault, Rethinking Architecture: A Reader in Cultural Theory)).
Add new comment