Один из ведущих западных ученых-востоковедов Бернард Льюис считает характерные для арабской и мусульманской культуры традиции ограниченного правления поводом для оптимизма, однако не рекомендует США настаивать на скорых выборах по западному типу.
«Что не так?» («What Went Wrong?») - книга Бернарда Льюиса под таким заголовком вышла в декабре 2001 года. В ней автор затронул проблему упадка мусульманского мира. Книга уже была в наборе, когда 11 сентября грянули теракты, поэтому и книга, и ее автор моментально завоевали внимание широкой аудитории, и именно этот вопрос беспокоил американцев в последние десять лет.
Но сейчас случилось так, что американцы задумываются о другом: что было бы правильным? Чтобы ответить на этот вопрос, мы встретились с профессором в его доме в Принстоне, Нью-Джерси. Он перебрался сюда в 1974 году, когда оставил лондонскую Школу восточных и африканских исследований и приехал на работу в Принстонский университет.
В свои без малого 95 лет Бернард Льюис продолжает писать книги по истории. Первые его работы увидели свет еще до Второй мировой войны, а к 1950 году он стал одним из ведущих ученых-арабистов.
После терактов 11 сентября 2001 года он консультировал вице-президента и высших военных чинов Пентагона.
«Я считаю, что тирания обречена, – говорит Барри Льюис, когда мы садимся у окна его библиотеки, заставленной шкафами с тысячами книг на десятке языков. – Вопрос в том, что придет ей на смену».
Американцам, которые наблюдали за протестами в Тунисе, Египте, Ливии, Бахрейне, а теперь в Сирии, трудно не заразиться их революционным духом. Ученый восхищен народными движениями и считает, что США следует делать все возможное для их поддержки. В то же время он настоятельно рекомендует отказаться от проведения в мусульманских странах выборов по западному образцу.
«У нас есть намного более удачная возможность создать – я не совсем уверен, что слово “демократия” будет подходящим – своего рода открытое толерантное общество, если это делать в рамках их систем в соответствии с их традициями. Почему мы ожидаем, что они переймут западную систему? И почему мы думаем, что она будет работать?», – спрашивает он.
Бернард Льюис приводит в пример Германию 1918 года. «После Первой мировой войны одержавшие победу союзники пытались ввести в Германии парламентскую систему, хотя в этой стране существовала иная политическая традиция. Результатом этого стал приход к власти Гитлера. Гитлер пришел к власти благодаря манипуляциям со свободными и честными выборами», – утверждает ученый.
В свое время он боролся с нацистами, воюя в рядах британской армии. Из более поздних примеров стоит вспомнить победу ХАМАСа на выборах в Газе в 2006 году.
Выборы, считает он, должны быть апогеем, а не началом процесса политического становления. Поэтому «постоянно делать акцент на парламентских выборах по западному типу – опасное заблуждение».
И дело не в том, что это противоречит мусульманской культуре – как раз наоборот. «Вся исламская традиция целиком направлена против авторитарного и безответственного правления, – говорит Льюис. – В мусульманской истории и праве – как в теоретическом, так и практическом - очень сильна традиция ограниченного, контролируемого правления».
А западные выборы проходят с переменным успехом даже на Западе. «Даже во Франции, которая претендует на «изобретение» свободы, уже пятая республика, и кто знает, сколько еще потребуется, пока они не угомонятся, – смеется Льюис. – Я не думаю, что мы можем утверждать, что англо-американская система демократии является идеальной для всего мира». Наоборот, мусульманам следует «позволить – и даже помочь и поощрить, – чтобы они нашли свой путь».
То есть, чтобы понять, как построить более свободное и совершенное общество, мусульманам не нужно смотреть на заокеанские страны – им нужно оглянуться назад, в свою историю.
Бернард Льюис говорит, что незадолго до Французской революции посол Франции в Стамбуле написал письмо своему правительству в ответ на его недовольство проволочками в организации переговоров. Вот что он ответил: «Здесь все не так, как во Франции, где единственный повелитель – король, и он делает все, что захочет. Здесь султан должен советоваться».
В истории Ближнего Востока «консультация – волшебное слово. Оно повсеместно встречается в классических исламских текстах и восходит к временам самого Пророка», рассказывает Льюис.
На практике это означало, что политические руководители должны были согласовывать свои действия с другими – теми, кто возглавлял гильдии купцов и ремесленников, представлял землевладельцев, писарей и т.д. Каждое цеховое объединение выдвигало своих лидеров. «Правители, даже великие османские султаны, должны были консультироваться с представителями этих групп, без этого нельзя было принять решение».
Не то, чтобы государства османского периода были образцом совершенной системы правления. Но власть в них распределялась таким образом, что деятельность верховных правителей проверялась, поэтому арабские и мусульманские общины обширной Османской империи пришли к некоторым методам и формам ограниченного правления.
Американцы часто представляют ограниченное правление с точки зрения «свободы», но Бернард Льюис говорит, что в арабском мире нет точного соответствия этому понятию.
«Иметь свободу, обладать независимостью значит не быть рабом… Свобода – это правовое, социальное, но не политическое понятие. И оно не может употребляться как метафора политического статуса», – говорит он.
В арабском самое близкое нашему понятию свободы слово – это «справедливость» - «адл». «В мусульманской традиции мерилом хорошего правления является справедливость». (Даже судя по лозунгам толпы, собравшейся на прошлой неделе у сирийской мечети Омейядов и скандировавшей: «Свободу! Свободу!», это слово не имеет того же значения, что и у нас, это, определенно, заимствование).
Традиционные консультации стали главной потерей при модернизации, что объясняет двусмысленную репутацию модернизации во многих странах арабского и мусульманского мира.
«Модернизация … чрезвычайно повысила силу государства, – продолжает Льюис. – И имелась тенденция ослаблять, если не разрушать, те различные промежуточные инстанции, которые ранее ограничивали власть государства». Это произошло благодаря хитроумию таких, как Мубарак и Ассад в сочетании с «современными средствами коммуникаций, современным оружием и современным аппаратом слежки и репрессий». В результате диктаторы присвоили себе огромную власть, став даже более могущественными, чем султаны.
Так может ли современный Ближний Восток возродить и снова привыкнуть к этой традиции? Ученый напоминает, что он в первую очередь историк, и прогнозы – не самая сильная его сторона. Хотя и неохотно, в итоге он делится некоторыми своими соображениями.
Во-первых, реальным потенциалом демократии обладает Тунис, во многих отношениях из-за того, какую роль здесь играют женщины.
«Насколько я знаю, Тунис – единственное мусульманское государство, где существует система обязательного и комплексного образования для девочек, поэтому женщины здесь заняты практически во всех профессиях», – говорит Льюис.
«Как мне кажется, самым серьезным недостатком ислама и главной причиной того, почему они уступили Западу, является отношение к женщине», – говорит он.
Историк подчеркнул, что угнетение дома приводит к угнетению в государстве. «Представьте детей, которые выросли в мусульманском доме, где мать бесправна, забита и привыкла подчиняться. Они уже с детства готовятся к деспотизму и покорности. Это закладывает основы авторитарного общества».
Ситуация с Египтом сложнее, считает Льюис. Молодых борцов за свободу, которые возглавили революцию на площади Тахрир, постепенно отодвигают в сторону военные правители и такие организации, как «Братья-мусульмане», причем не исключено, что в результате поспешных выборов – уже в сентябре – последние придут к власти. Это было бы «очень опасной ситуацией», предостерегает ученый. «Не стоит питать иллюзий насчет «Братьев-мусульман», насчет того, кто они на самом деле и чего хотят».
Хотя западные наблюдатели, похоже, все-таки питают подобные иллюзии. Например, отношение к шейху Юсуфу Карадави. Этот чрезвычайно популярный и харизматичный религиозный лидер говорил, что Гитлеру «удалось поставить [евреев] на свое место» и Холокост «был для них божьей карой».
Но после проповеди шейха Карадави для более миллиона египтян, собравшихся на площади в Каире в связи со свержением Мубарака, корреспондент газеты New York Times Дэвид Киркпатрик написал, что Карадави «обратился к темам демократии и плюрализма, которые давно являются отличительным признаком его книг и проповедей».
Далее Киркпатрик написал: «Ученые, изучавшие его труды, утверждают, что шейх Карадави уже давно говорил, что исламский закон поддерживает идею демократического гражданского общества, построенного по принципу многопартийности и плюрализма».
Когда-то профессор Льюис тоже заблуждался на этот счет. Когда в конце 1970-х началась иранская революция, в западной прессе стало появляться имя Аятоллы Хомейни. «Я был в Принстоне и, должен сознаться, никогда не слышал о Хомейни, как и многие другие. Поэтому я сделал то, что обычно делают такие, как я: пошел в университетскую библиотеку и начал искать что-нибудь из Хомейни и, конечно, нашел».
«А нашел я маленькую книжку под названием «Исламское правление», которую теперь нередко называют «Майн кампф» аятоллы Хомейни, она была на персидском и арабском».
Ученый взял оба варианта и начал читать. «Сразу стало понятно, кто он и какова его цель. И все, что о нем тогда говорили, что он якобы прогрессивен и сделал шаг к большей свободе, стало абсолютным нонсенсом», – вспоминает Льюис.
«Я попытался обратить на это внимание людей. New York Times материалом не заинтересовался, они сказали, что не думают, что это будет интересно читателям. Тогда мы пошли в Washington Post, и они напечатали статью с моими соображениями. Их сразу же вызвали в ЦРУ… Итак, меня услышали – спасибо Хомейни».
Сейчас Тегеран стоит на позициях Хомейни, и этот режим непопулярен и находится под угрозой. «Режим встретил оппозицию с двух сторон: изнутри и снаружи режима. И я думаю, рано или поздно, иранский режим будет свергнут, и возникнет более открытая и демократичная форма правления, – считает Льюис. – Большинство иранских патриотов против режима. Они чувствуют, что из-за него их страна потеряла авторитет и уважение. И они, конечно, правы».
Презрение иранцев к религиозному правлению – вот почему, считает Льюис, США не следует начинать военных действий против Ирана. «Это сделало бы режиму неоценимый подарок, дало бы ему то, чего нет сейчас – иранский патриотизм», – предостерегает он.
Будем надеяться, что «Зеленое движение» окажется эффективным. Потому что - и это сложно увязать с его последней рекомендацией, – Льюис считает, что Иран, став ядерной державой, не удержится от применения ядерного оружия.
«Во времена «холодной войны» атомное оружие было и у СССР, и у США, но оба знали, что противник вряд ли его применит. Потому что это гарантировало взаимное уничтожение. Каждая сторона понимала: если она применит атомное оружие, другая ответит, и обе будут уничтожены. И поэтому в период «холодной войны», даже в самые трудные моменты, опасность применения ядерного оружия одним из противников была не слишком велика», – говорит Льюис.
Но муллы – «религиозные фанатики с апокалиптическими настроениями. В исламе так же, как в христианстве и иудаизме, существует сценарий конца света, и они считают, что он начинается или уже начался… Поэтому гарантированное взаимное уничтожение для них не сдерживающий фактор, а стимул».
Другая ключевая переменная, формирующая динамику в регионе, это Турция, и в этой области у Льюиса особый опыт. В 1950 году он стал первым европейцем, получившим доступ к архивам Османской империи. Последние события вызывают у ученого тревогу.
«Турция все ближе подходит к реисламизации. Таков замысел правительства, и оно шаг за шагом очень умело реализует его в обществе. Экономика, деловые и академические круги, СМИ. Сейчас они принялись за судебную систему, которая раньше была опорой республиканского правления». Через десять лет Турция и Иран могут поменяться местами, считает Льюис.
Итак, даже восхищаясь молодежью, которая восстала против тиранов на Ближнем Востоке, он советует не терять бдительности перед возможностью распространения исламского фундаментализма. А это очень непросто, потому что это явление «не имеет политического центра, национальности … Это и арабы, и персы, и турки, и все остальные. Это определяется религией и может получить поддержку среди людей любой национальности, достаточно только их убедить. В этом отличительная черта этого явления», – говорит ученый.
«Я думаю, что борьба будет продолжаться до тех пор, пока они либо добьются своей цели, либо откажутся от нее, – говорит Бернард Льюис. – На данный момент, и то, и другое кажется маловероятным».
Барри Вейсс (Barri Weiss), “The Wall Street Journal”
По материалам online.wsj.com
Add new comment