Трагедию Хайбаха вновь приказано забыть?

 

Министерство культуры Российской Федерации отказало в выдаче прокатного удостоверения снятой в Чечне кинокартине о депортации вайнахов «Приказано забыть». Рабочее название ленты — «Пепел» — весьма красноречиво: ведь только пепел остался от более чем 700 сожженных заживо в горном селении Хайбах женщин, детей, стариков, больных, инвалидов, переправлять которых по узким горным дорогам к месту погрузки депортируемых офицеры НКВД сочли слишком хлопотным. С ними погибли родственники, оставшиеся при них для сопровождения. В письме, подписанном директором департамента кинематографии Вячеславом Тельновым, указано, что данные события «являются исторической фальшивкой», а «демонстрация фильма будет способствовать разжиганию национальной розни». Таким образом, уже официальное название киноленты — «Приказано забыть» — оказалось в некоторой степени пророческим…

Это случай неприятия чиновниками неприглядных страниц советской истории не является единичным: не так давно, в мае 2013 года, консул РФ в Республике Крым Владимир Андреев устроил скандал перед премьерой крымскотатарского фильма о депортации «Хайтарма». Дипломат «фильм не смотрел, но осуждает»: по его мнению, раз фильм о депортации не показывает «массого коллаборационизма крымских татар с немецко-фашистскими оккупантами» — он, стало быть, «искажает историческую правду о Великой Отечественной Войне» и является вредным.

Однако позиция российских чиновников внезапно изменилась после оккупации и аннексии Крыма: фильм «Хайтарма» неожиданно для всех получил российскую кинопремию «Ника». Чеченский кинопродюссер Руслан Коканаев надеется, что в их случае чиновники могут сменить гнев на милость и без столь масштабных потрясений. Он любезно согласился поделиться и впечатлениями о производстве этой киноленты, и планами на будущее.
 

Почему из всей истории вайнахов Вы решили поднять именно тему депортации?

Потому что ее последствия до сих пор сказываются на людях. Депортация ярко иллюстрирует и отношение власти к народу, и уровень общественного осознания понятия прав человека. Ведь сколь многие до сих пор верят в «обвинительный акт» сталинских документов; до сих пор считают, что поголовное выселение целых народов было справедливым. С тех пор прошло уже 70 лет, но общество, на мой взгляд, по-прежнему готово признавать за «сильной личностью» право принимать «жесткие решения» — не считаясь с нормами национального и международного права, морали, человечности. А ведь призвание института власти — обеспечивать реализацию прав человека в обществе. Все это дает основания опасаться, что мы сегодня не застрахованы от произвола власть имущих, и подобного рода трагедии могут повториться — в том или ином масштабе. Поэтому тема депортации, на мой взгляд, сегодня крайне актуальна.

Минкульт утверждает, что им не удалось найти официальных доказательств массового сожжения чеченцев в феврале 1944 года. И ведь правда — официальных подтверждений действительно нет, так как уголовное дело, которое было возбудила прокуратура Урус-Мартана в 1989, было отозвано в окружную прокуратуру Северо-Кавказского военного округа, где его закрыли «в связи с тем, что предполагаемых обвиняемых нет в живых». Однако такое решение советской прокуратуры не должно быть помехой в установлении исторической правды, коль скоро на месте пожара найдено множество обгоревших человеческих останков, коль у той трагедии есть очевидцы, когда у погибших в Хайбахе людей есть многочисленные родственники… Тем не менее, тема Хайбаха до сих пор остается табуированной. Приказано забыть?

Наш фильм — о преступлениях власти, и, как следствие, недоверия народа к ней. Если модель взаимоотношений со временем не меняется, это недоверие укореняется на уровне генной памяти. Нам не построить процветающего государства с высоким уровнем взаимодействия граждан и чиновников, пока это недоверие будет подпитываться.
 

Что Вы брали за основу, вырисовывая основную сюжетную линию при написании сценария?

Мы начали с рассказов очевидцев трагедии, а также родственников погибших. Например, бесценны свидетельства единственного человека, которому удалось спастись из той конюшни — Мумади Эльгакаева, который скончался в 2012 году, Дала гечдойла цунна (чеч. «Да простит Всевышний его грехи», аналог рус. «Царствие ему Небесное» — ред.). На момент трагедии он был восьмилетним мальчиком. За два часа до поджога дяде Мумади (брат матери) удалось забраться на крышу и вытащить маленького племянника на волю — охрана не заметила этого поистине чудом. Мумади Эльгакаев всю жизнь в подробностях помнил ту страшную трагедию.

Саламат Гаев, сельский учитель, на момент трагедии был пятилетним мальчиком. В той конюшне погибли 14 его ближайших родственников, в том числе и два двоюродных брата, которые родились накануне. Его мать скрылась в ту ночь в медвежей берлоге, и зверь оказался добрее людей: не вошел в свое жилище, оставив на снегу у входа свои следы. Мальчик вырос на рассказах о тагедии Хайбаха, неоднократно слышанных от матери, а также от односельчан, хоронивших более-менее уцелевшие в пожаре останки.

Мы весьма долго и подробно опрашивали других очевидцев депортации, уточняли детали, собирали цельную картину происходившего — на это ушло еще полгода. Кроме того, у проекта были научные консультанты, профессор Хизри Хаджиев и начальник архивного фонда Чечни Магомед Музаев.

Но, естественно, была и незначительная доля художественного вымысла — как и в любом кино.
 

Съемки фильма о трагедии Хайбаха предполагают довольно большую «массовку». Как воссоздавали одежду того времени, и как удалось обеспечить костюмами такое количество людей?

Это стало возможным благодаря титаническому труду наших художников по костюмам, Татьяны Орловой, Малики Муслимовой, Рошаны Зулаевой. Они перелопатили множество хранящихся в архивах фотографий тех лет, делали эскизы. По этим зарисовкам мы потом шили часть костюмов. Очень многое удалось собрать благодаря усилиям Татьяны, которая ходила с ассистентами по домам и спрашивала у людей о старых вещах, хранившихся в их семьях — многие вещи были куплены в таких «экспедициях».

Задачу нам упростило то, что, помимо национальной одежды, в быту того времени была весьма распространенной одежда фабричного производства. Она гораздо непритязательнее в плане пошива и декоративной отделки, и это сильно облегчило жизнь костюмерам: ведь в некоторых сценах в кадре одновременно были 3–4 сотни человек, и всех их нужно было одеть соответственно эпохе.
 

Производство полнометражного кино — трудоемкий процесс, требующий значительных ресурсов. Как Вам удалось снять высококачественный фильм в условиях Северного Кавказа, где — как это принято считать — нет ни должного оборудования, ни нужных кадров?

К сожалению, это не миф — база для производства полнометражных фильмов действительно отсутствует. Оборудование, как сейчас принято, брали в аренду по заявкам цехов. Кроме того, сегодня отечественная киноиндустрия снимает в основном сериалы, производство которых не требует съемок на натуре. Мы же снимали в горах Чечни: возводили декорации, воссоздавали сооружения тех лет, «старили» их для правдоподобности… своего рода исторической реконструкцией занимались. И все это — по рассказам стариков: документальных кадров той депортации нет, что неудивительно — не думаю, чтобы офицеры НКВД стали снимать на пленку свои «подвиги».

К счастью, простые люди разных возрастов с готовностью вызывались нам помочь: старики присутствовали на съемочной площадке, делясь воспоминаниями и давая советы, как сделать происходящее в кадре более правдоподобным, а также вместе с молодежью участвовали в съемках массовых сцен.

Кадры приглашали в основном из Москвы, но некоторых нашел здесь, в Чечне, и в соседних республиках. Актеры подбирались по результатам тщательного кастинга — этот фильм скорее режиссерский проект, любимое детище, где стремишься все сделать идеально.
 

С прицелом на какую аудиторию снималась картина? Казалось бы, действия чиновников показывают их уверенность в отсутствии у не-вайнахов интереса к данной теме. В то же время, у Вас в команде было достаточно много русских ребят и девушек, которые сочли проект интересным…

Мы снимали этот фильм для всех россиян, именно поэтому он на русском языке. Определенную свободу действий дал тот факт, что ни одна из властных структур нас не финансировала.

Команда у нас, действительно, интернациональная. В качестве режиссера я пригласил Хусейна Эркенова — посчитал, что карачаевец, представитель другого депортированного народа, должен понимать нас как никто другой. Результат, на мой взгляд, является тому подтверждением. Кроме того — красный диплом ВГИКа, две международные премии, более десяти полнометражных работ за плечами. В их числе — фильм «Холод», о депортации карачаевского народа.

Чеченские чиновники, актеры, персонал — тоже дети депортированных, поэтому интерес к этой теме у них огромный. Вот Министерство Культуры РФ, видимо, не готово признать хайбахскую трагедию — их нерешительность можно понять, ведь они не знают, какой будет реакция общества.

В то же время нельзя сказать, что наша трагедия оставляет русских равнодушными. Все, кто был задействован в съемках, озвучке, монтаже, пробном просмотре картины живо сопереживали происходящему. Художником-постановщиком был Николай Поспелов, молодой и талантливый парень из Москвы. Оператор-постановщик — Анатолий Петрига, звукорежиссер — Виктор Дурицын, второй режиссер — Ольга Потапова. Люди, которых мы приводили в тонстудию в Москве для озвучки массовых эпизодов и отдельных сцен, плакали: ведь понятия мать, сын, отец — интернациональны, и потеря близких — одинаковое горе для выходцев из самых разных народов.
 

Ваш проект — коммерческий, или скорее культурно-просветительский? Насколько Вы рассчитываете если не на прибыль, то хотя бы на окупаемость поизводственных затрат?

Я бы сказал, что проект является коммерческим в гораздо меньшей мере. Естественно, хотелось бы продолжить снимать — а для этого, сами понимаете, нужны деньги. Но, строго говоря, прокатный успех — не наш приоритет. Главное для нас — как эту кинокартину примут люди. Если будет отклик, но не будет средств — будем искать спонсоров.

Именно отклик в сердцах людей будет для меня главным критерием успешности проекта.
 

Если решение Министерства Культуры все-таки не будет пересмотрено — есть ли у Вас альтернативные планы, как донести Ваш фильм до зрителя? Будет ли это продажа DVD через иностранные интернет-магазины, архив для скачивания в Сети, показ фильма в вайнахских диаспорах за рубежом?

Естественно, я не хочу, чтобы фильм пылился на полке в ожидании лучших времен. Картина завершена — но не завершена работа по донесению нашей идеи до зрителя, и этим нам предстоит заняться.

Я уже получил приглашения сделать премьеру в Турции, Германии, странах СНГ. Кроме того, мы уже подали заявки на участие нашего фильма в международных кинофестивалях — в этом нам отсутствие прокатного удостоверения не мешает.

Но мы все-таки надеемся, что решение будет пересмотрено, и наша кинокартина найдет своего зрителя и на просторах Российской Федерации.

беседовала Татьяна Евлоева

Трейлер: