Quran
Глухие переулки и переполненные мечети китайского города Урумчи – скрытый фронт войны с террором, развязанной после терактов 11 сентября в Нью-Йорке и Вашингтоне. Улицы кишат ОМОНом и вооруженным до зубов спецназом, прибывшим сюда на отраслевую выставку-ярмарку – еще одно напоминание того, что Китай считает регион плодородной почвой для терроризма и исламского радикализма.
10 лет назад Китай использовал теракты 11 сентября для того, чтобы оправдать жестокое обращение с теми, кого окрестили экстремистами-сторонниками Аль-Каиды. Последовали широкомасштабные зачистки в среде уйгуров, тюркоязычных мусульман, считающих Синьцзян своей родиной.
Китай использовал политику кнута и пряника, преследуя уйгуров, которых подозревал в сепаратистских взглядах, и в то же время вливая миллиарды долларов в развитие региона и ослабление влияния «боевиков».
У китайцев хань есть немало стереотипов об уйгурах:
«Они очень отсталый народ. Посмотрите, сколько детей они рожают», - говорит уроженец Урумчи Ян Хайсен. – «Мы должны помочь им в развитии, донести до них хоть немного культуры».
Пекин считает Синьцзян своего рода бастионом, стоящим лицом к лицу с мусульманскими странами Центральной Азии. Эта земля богата природными ресурсами, в т.ч. нефтью, углем и газом. Любое ослабление контроля над регионом нанесло бы серьезный ущерб второй по величине экономике мира.
Китай оказывает значительное дипломатическое давление на азиатские страны, а именно Камбоджу, Малайзию и Казахстан, где уйгуры пытаются получить убежище. Он требует депортации, обвиняя мусульман в терроризме и других вещах.
Некоторое количество уйгуров угодило в руки правительства США во время войны в Афганистане, хотя правозащитные организации утверждали, что эти люди просто оказались не в то время не в том месте, пытаясь сбежать от преследований на родине. Несмотря на протесты со стороны Китая, США в итоге решили, что они не «вражеские боевики» и расселили уйгуров по ряду стран, в том числе отправили в островное государство Палау.
Ирония заключается в том, что многие эксперты даже близко не считают, что Аль-Каида или ее предполагаемый союзник «Исламское движение Восточного Туркестана» имеют хоть какое-то влияние в Китае. Китай же бессменно вешает всех собак на эту группировку, которую США и ООН считают террористической. И все же насчет ее влияния и даже существования есть большие сомнения.
Уйгуры из Урумчи, давшие интервью Reuters, говорят, что насилие в регионе является естественным результатом политики правительства.
«Нас захватили хань (титульная нация Китая – прим. ред.). Это сознательная политика, направленная против нас, чтобы наводнить нашу землю мигрантами», - констатирует торговец обувью Мехмети.
«Люди начинают терять надежду на то, что наша ситуация когда-либо улучшится, поэтому чего тут можно ожидать? Но мы не террористы».
«Я злюсь, когда читаю, что Синьцзян – это центр терроризма и насилия. Это неправда. Возникающие изредка проблемы не должны бросать тень на имя Синьцзяна», - говорит 23-летний житель Урумчи Лин Сен.
Годовой среднедушевой доход в сельской местности, где проживает большинство уйгуров, в прошлом году составил лишь 4600 юаней ($720), на 1000 с лишним юаней ниже среднего по стране и более чем на 5000 ниже среднего по провинции с самым высоким доходом.
За последние годы Пекин вливал в Синьцзян миллиарды долларов, построил там больницы, школы, шоссе, железные дороги и аэропорты, надеясь завоевать расположение народа экономическим ростом и плодами развития.
Отраслевая выставка-ярмарка, почетным гостем которой был президент Пакистана Асиф Али Зардари, также продемонстрировала проблемы Китая в его политике устранения разрыва между этническими группами.
Почти все китайские компании, представленные на выставке, принадлежали этническим китайцам-хань.
«Для меня эта выставка-ярмарка означала лишь ухудшение торговли из-за того, что правительство по соображениям безопасности запретило приезжать сюда людям из остальных частей Синьцзяна», - говорит торговец одеждой Абдул.
Еще одно проявление «топорной» политики по отношению к уйгурам заключается в их принуждении к двуязычному обучению. Севернокитайский диалект мандарин заменяет уйгурский в качестве основного языка обучения в уйгурских школах якобы потому, что свободное владение китайским улучшит перспективы поиска работы для уйгуров.
Но Ахбару, выпускнику лучшего университета в Синьцзяне с отличным знанием китайского, это не помогло. Он говорит, что не смог найти никакой работы, кроме как продавца пакистанских безделушек туристам:
«Теперь они пытаются избавиться и от нашего языка, заставляя наших детей учиться почти полностью на китайском. Я бы сказал, что 99% уйгуров с этим не согласны», - говорит он.
Одной из движущих сил амбициозных планов Китая на Синьцзян является интеграция уйгуров. Но многие уйгуры говорят, что их единственным вариантом остается уход в сторону Исламу, что подразумевает отчуждение от атеистической коммунистической партии и народа хань.
Хотя большинство уйгурских женщин в Урумчи ходят в обычной одежде, как и китаянки, в последние время все больше женщин начинает ходить в хиджабе. Некоторые одеваются в черное с ног до головы.
«Мне кажется это очень похвально, хранить себя только для глаз своего мужа», - говорит 18-летняя студентка Гульбари, одетая в футболку и узкие джинсы.
«Я бы хотела когда-нибудь попытаться. Это международная тенденция в мусульманском мире. Но я не уверена, что мои родители это одобрят. Они очень либеральные».
Источник: Ансар.ру
