Quran
После того как помощник министра иностранных дел КНР Чжай Цзюнь объявил, что его страна намерена развивать отношения с исламским миром, мировая общественность пристально наблюдает за ходом изменений политики страны.
В то время как все говорят об экономическом развитии Китая, нужно упомянуть о двух основных подходах к пониманию китайского феномена.
Во-первых, многие исследователи, независимо от положительного или отрицательного отношения к Китаю, придерживаются мнения, что экономические достижения страны имеют исключительно материальные предпосылки. Обычно они подразумевают, что неподвижная социально-экономическая структура, установившаяся тысячи лет назад и просуществовавшая до 1980-х годов, вновь подверглась рациональному реформированию в соответствии с глобальными изменениями. И, как проявление такого прогрессивного видения, позитивные или негативные результаты таких перемен для мировой капиталистической системы обсуждаются с точки зрения таких понятий, как продовольствие, народонаселение, энергетика, финансы и прочее.
Сторонники второй теории склонны смотреть на Китай как на культурно-историческое явление. Они утверждают, что его прогресс объясняется не только материальными причинами, но и историческими особенностями, философией, религиозными и общественными ценностями, обычаями и традициями.
Последователи этой теории также делятся на тех, кто оценивает Китай как позитивное явление и тех, кто характеризует его отрицательно. Наряду с экспертами, которые утверждают, что Китаю исторически присущи авторитаризм и застой, находятся такие, кто убежден, что в целом его культура стоит выше дебатов о модернизации азиатских обществ и поэтому способна предложить нестандартные решения в ответ на требования времени. Вторая интерпретация, несколько более экстремальная, приписывает китайской культуре еще более резкие отличия и стоит на стороне китайского национализма.
Нечто большее, чем естественное следствие глобализации
На прошлой неделе, во время встречи с генеральным секретарем ОИК Экмеледдином Ихсаноглу (Ekmeleddin Ihsanoğlu) помощник министра иностранных дел Китая Чжай Цзюнь (Zhai Jun) подчеркнул необходимость предпринимать шаги к развитию отношений между исламским миром и Китаем.
Конечно, факт данной встречи можно объяснить как естественное следствие глобализации, для которой характерно максимальное сближение крупнейших стран. Но, в то же время, этот призыв можно оценить как средство устранения существующего недопонимания в отношениях между Китаем и исламским миром, при этом первому эти отношения нужны как антитезис «материальной» теории развития. С другой стороны, такое сближение позволит Китаю привлечь внимание к нему как к культурному феномену и развеять опасения, что эта страна склоняется к национализму.
Китай нуждается в связях, которые обеспечили бы его интересы безопасности, особенно в отношениях с соседними Афганистаном и Пакистаном, и, в то же время, предполагали достаточную независимость, чтобы обеспечить беспрепятственную транспортировку энергоносителей и способствовать налаживанию экономических связей. Поскольку такой баланс едва ли достижим, Китай понимает, что ему не будет комфортно в регионе. Поэтому он упорно пытается избегать конфликтов и наладить стабильные отношения.
В то же время отношения Китая со среднеазиатскими соседями во многом похожи на отношения в советской системе, его связи с этим регионом, в сущности, основываются на тех же мотивах.
Помимо соседних стран Китай заинтересован в стабильных отношениях с Ближним Востоком. Представляя себе Ближний Восток, по большей части, в свете конфликта между арабскими странами и США-«Израилем», китайские власти не хотят ввязываться в эту рискованную игру; до тех пор, пока потребности китайцев удовлетворяются безопасными отношениями с Ираном и Саудовской Аравией, они полагают, что могут заниматься бизнесом, не включаясь в культурные и политические дебаты.
Культурная сторона вопроса
Впрочем, отношения Китая с Ближним Востоком выходят далеко за пределы экономической области, поскольку у них много общего в культурном плане. Решение проблемы китайских мусульман и уйгуров лежит в сфере религиозных свобод и требует полного переосмысления отношений Пекина с религиозными меньшинствами.
Проблема отношений Китая с исламом возникла не вчера. Считается, что сахабы пришли на юг Китая во времена династии Тан после смерти пророка Мухаммада (мир ему!). Так возникла особая этническая группа китайских мусульман, на которую оказали влияние конфуцианство и буддизм, и зародились отношения между мусульманами и государством. Мечети в китайском стиле, которые мы видим на территории современного Китая, позволяют сделать вывод, что эти отношения были важны на протяжении всей истории. Во времена династии Юань, когда после завоевания Чингисханом Китай оказался под властью монголов, эти отношения, на которые оказывала серьезное влияние Средняя Азия, стали зависеть и от уйгуров.
Сегодня, когда в современном мире процветают идеи национального государства и национализма, похоже, появилась необходимость в новом подходе, который бы дал этому виду отношений новую интерпретацию, отличную от материалистически-исторического подхода, трактующего уйгуров и, вообще, всех китайских мусульман как недавно возникшую «проблему».
Новый подход позволит отойти от предрассудков и клише вроде противопоставления «коммунизм и Китай – ислам и террор», которыми изобилует язык мировых СМИ и современных националистических движений.
Пока усилия, предпринимаемые Китаем и ОИК в этом направлении, дают позитивные результаты. Возможно, что в этом свете, обсуждение возможных негативных аспектов этих отношений, как, например, во время недавней конференции под названием «Исламский мир и Китай», окажутся просто бесплодными дискуссиями.
Кадир Темиз (Kadir Temiz)
По материалам worldbulletin.net
