Большие памятники и малые народы

Памятник «большой тройке» из Черчилля, Рузвельта и Сталина со второй попытки все-таки установили в Ливадийском дворце. Впервые бронзовый ансамбль победителей Второй Мировой пытались увековечить в Крыму десять лет назад. Но тогда против установки памятника категорически выступила крымскотатарская община и некоторые представители адекватной интеллигенции. В конце концов, под их давлением, от идеи установки памятника отказались.

Безвозмездный дар легендарного Церетели пылился на одном из крымских складов долгих десять лет. Можно только догадываться, как не терпелось большой бронзовой тройке вырваться на свободу и гордо восседать там, где они собирались в феврале 45-го.

Зимой 2015 года, несмотря на несогласие и резкие высказывания некоторых крымскотатарских активистов, вылитый из бронзы усатый диктатор вернулся в Ливадийский дворец. Компанию Сталину составили английский премьер и американский президент. Поразительно, не правда ли? В Крыму установили памятник первым лицам США и Великобритании, пусть и бывшим. И это в такое непростое время.

Я не буду объяснять мотивы, которыми руководствовались крымские татары, выступавшие против установки этого памятника. Отношение моего народа к одному из главных тиранов и палачей ХХ века должно быть понятно любому человеку, мало-мальски знакомому с историей СССР.

В 2005 году я был в числе тех крымских татар, которые активно боролись против установки этого памятника. Даже написал пару статей для республиканских газет, которые, к моему удивлению, опубликовали. Однако Сталин и Ко спустя десять лет все же смогли преодолеть сопротивление крымскотатарской общественности и «поселились» на крымском берегу. Все происходит по воле Всевышнего.

И вот что я думаю: пусть это творение Церетели и дальше стоит там, раз уж его установили. Потому что это не просто памятник «большой тройке» и Ялтинской конференции. Это скульптура, очень точно передающая суть большой политики во все времена. Поскольку большая политика отнюдь не беспокоится о судьбах малых народов (а иногда и больших) и оперирует совершенно другими понятиями. И я практически уверен, что когда большие лидеры делили в феврале 1945 года послевоенный мир, им было абсолютно все равно кого, куда и как высылал Сталин и сколько людей при этом погибло.

Пусть этот памятник стоит в Ливадийском дворце, чтобы через несколько лет, когда, даст Всевышний, я буду прогуливаться там с сыном, он, тыча пальчиком в усатого дядю, спросил: «Папа, кто это?». Я отвечу: «Это – Сталин. Он выслал одного твоего прадедушку на Урал, а другого – в Узбекистан. А рядом с ним сидят светочи демократии ХХ века». Но на второй вопрос сына – о том, почему они сидят вместе, я отвечать не стану. Он подрастет и сам все поймет.

Потому что тогда, как и сейчас, большая политика – не о судьбах отдельных людей и малых народов.