Может ли быть искусственно приукрашен портрет нашей души?

 

Пост и духовность 

В последние годы, с каждым Рамаданом мы отказываемся от еды, питья и других вещей, запрещенных в светлое время суток, все более длительный временной отрезок в течение дня. Но не становится ли постепенно священный месяц лишь показателем нашей физической (физиологической) силы, когда все помыслы направлены на преодоление (недоопущение) желания попить или поесть, с внутренним ожиданием вечерней трапезы, с точки зрения вкусного и обильно накрытого стола?

Безусловно, не возбраняется досыта поесть, и, признаем, что это - довольно приятная процедура, в особенности, после наших усилий во имя Аллаха в плане соблюдения дневных запретов. Также безусловно, что, в целом, свободно дотерпеть до времени ифтара - дело совсем не из легких. Так что ежедневное исполнение предписанного Кораном для поста - это, в общем-то, мини-победа над собой.

Но речь немного о другом - насколько всерьез каждый из нас задумывается о собственном духовном посыле для осуществления поста?

Вспомним кораническое: «О люди! Вы нуждаетесь в Аллахе, тогда как Аллах - Богатый, Достохвальный» (сура "Ангелы": 15); «Тот, кто сражается, сражается во благо себе. Воистину, Аллах не нуждается в мирах!» (сура "Паук": 6). Говоря другими словами, пост - для нас, а не для Аллаха. Следовательно, дело тут далеко не только в нашем успехе в контексте все того же физическо-физиологического отказа от запрещенного.

Да, это важно. Сложно. Но разве духовная составляющая не должна сопровождать процесс дневного плотского воздержания? Скажем, в плане подхода к месяцу Рамадан в аспекте объективного кадрового просмотра нашей жизни хотя бы за предшествующие 11 месяцев? Что мы совершили? Как и куда мы движемся? С какими думами?

Согласимся, легче, наверное, убежать от ответов на эти вопросы. Еще более удобоваримо - выискав минусы в других, успокоить себя тем, что «мы лучше». Но разве наше движение вперед возможно без странствования в глубины своей души? Какова одна из первых ступенек стагнации семьи верующих? Видимо, самоуспокоение. Или самоубаюкивание, обосновываемое наличием  нормального течения жизни, выражаемого совершением в предусмотренное время намаза, исправным выплачиванием закята и ежегодным соблюдением поста.

Конечно, это - необходимо и, действительно, помогает жить. Но достижимо ли данными факторами завоевание той вершины, к которой все мы стремимся, а именно, оказаться ближе к Свету? Вспомним актуальнейшее определение понятия банкрот (неимущий) нашего пророка (Мир ему) из известного хадиса, и поймем, что нам, конечно же, еще довольно далеко до пирамидной точки. Ведь посланник «не реабилитировал» на всю жизнь молящихся и постящихся, если они позволили себе оскорбить или оклеветать кого-то, присвоить чье-либо имущество, ударить некоего человека и т.д. Речь идет о том, что, соблюдая форму поклонения, все мы должны пропускать через себя и смысловое содержание Корана, посредством примерения его на свою каждодневную жизнь.

Упаси Аллах, дело тут не в нивелировании важнейших предписанных правил для приверженцев Ислама. Однако, избегая периодических дум о себе и своих деяниях, мы просто можем не заметить внутри нас многого из осуждаемого в других. А разве кому-нибудь хочется превращения истинных проявлений веры в «сизифов труд»?

Вот с этой точки зрения предписанный пост может рассматриваться как духовное действо и в ракурсе странствования  по извилинам своей души.  

Портрет души со вкраплениями из «Портрета Дориана Грея» и их сопоставлением с Откровением

Английский писатель XIX века Оскар Уайльд в знаменитом «Портрете Дориана Грея» (в этом году нестареющему роману исполнилось 120 лет) называет художником создающего прекрасное. «Раскрыть людям себя и скрыть художника - вот к чему стремится искусство», - детализирует он. Красивейшее определение, не правда ли? Тем более, что если вслед за словом «искусство» добавить «мироздание», художественная канва аккуратно переплетется с конфессиональной тональностью.

«Всякий портрет, написанный с любовью, - это, в сущности, портрет самого художника», а не позирующего ему, - говорит один из героев книги. Обратимся теперь к Корану: Аллах создал нас, а, придав прекрасному образу человека совершенство и соразмерность, Всевышний сотворил любимые творения в том облике, «в каком пожелал» (суры "Взаимное обманывание": 2-3; "Раскалывание": 7-8). Другое дело, если в Христианстве человек создан по образу и подобию Божьему (Быт. 1: 26), индивидуум, по Исламу, появляется по своему собственному виду, и это - важнейшая тонкость: будучи созданием Господа, человек, однако, не подобное Ему существо, а сотворенное таковым, каким бы его хотел видеть Аллах. Отсюда - рождение лучшего творения Бога в качестве слышащего, видящего, размышляющего.

Мало этого, под довольно интересным углом можно рассматривать аят, проводящий определенную тончайшую линию между Всевышним, пророком Мухаммедом (да благословит и приветствует его Аллах) и истинными приверженцами Ислама: «Могущество присуще Аллаху, Его Посланнику и верующим»(сура "Лицемеры": 8). Как раз из данного постулата высвечивается та светлая вершина, о которой говорилось чуть выше, а именно - желание приблизиться к совершенству, завоевание чего без духовности, однозначно, неисполнимо.

Тут уже на поверхность заступает ракурс борьбы с нафсом. «Всякое желание, которое мы стараемся подавить, бродит в нашей душе и отравляет нас», - утверждает другой герой актуального на все времена произведения О.Уайльда.

Нафс, скажет читатель, и будет прав. Но литературный герой продолжает развивать мысль в своеобразном направлении. Бесплодными усилиями «идти против природы» он определяет «благие намерения», всегда  порожденные «чистейшим самомнением». Потому «ничего ровно из этих попыток не выходит», и благие намерения превращаются в чеки, выписываемый людьми на банк, «где у них нет текущего счета». Согрешив же, человек «избавляется от влечения к греху, ибо осуществление - это путь к очищению»; после - остаются лишь «воспоминания о наслаждении или сладострастие раскаяния». Вот почему единственным способом отделаться от искушения является уступка ему, т.к. при желании бороться с ним, «душу будет томить влечение к запретному, и тебя измучают желания, которые чудовищный закон, тобой же созданный, признал порочными и преступными».

Как усматривается, в вышеизложенном контексте фактически говорится о непротивлении нафсу. Правда, вначале упор делается на «один раз» сознательного допуска себя к греху.

Хорошо, допустим, не удержался и совершил, но где гарантия последующего отсутствия рецидива, могущего постепенно стать обыденностью? Не приведет ли этот срыв к восприятию верующим своих слабостей как к данности, с черпанием подобия некой индульгенции в постоянном покаянии, пусть даже и искреннем? Ведь тот же «Портрет» подчеркивает, что пошагово «грех, совершенный однажды с содроганием, мы повторяем в жизни много раз - но уже с удовольствием».

Безусловно, с последней формулировкой очень сложно согласиться однозначно, т.к. истинно верующего, нарушающего предписания,  постоянно сопровождают внутренние переживания. К тому же, как говорится в Новом Завете, «какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Библия Матф. 16: 26). Коран же буквально призывает не допускать такого рода ситуации, обещая Райское пристанище тому, «кто боялся предстать перед своим Господом и удерживал себя от страстей»(сура «Вырывающие»: 40-41).

Думы о нафсе, собственном жизненном пути и перспективах в период поста

В романе О.Уайльда происходящее в мозгу человека определяется величайшими событиями в мире, при констатации, что «величайшие грехи мира [также] рождаются в мозгу, и только в мозгу». Действительно, Коран фиксирует, что «Аллах не меняет положения людей, пока они не изменят самих себя» (сура "Гром": 11). То есть Всевышний может помочь, если индивидуум сам захочет перемен в себе - вот в чем важнейшая тонкость. Только осознав и прочувствовав свое внутреннее нежелание допуска конкретного запретного, ты искренне просишь Аллаха помочь справиться с нафсом, надеясь на изменение Господом твоего положения. Прежде всего, человек должен захотеть этого. Но в случае обращения ко Всевышнему с просьбой помочь, при внутреннем желании (пусть и скрытном) испытать некое действо, твое положение чаще всего остается прежним.

Потрясающий нюанс тут в том, что мы - творения Всевышнего, и лишь наш свободный выбор предоставляет шанс войти в число истинно верующих. Аллах же, радуя «уверовавших вестью» о  получении ими от Господа воздаяния «за свои благодеяния» (сура "Йунус": 2), очищает их (сура "Семейство Имрана": 141). Тем самым, наше разумно-чувственное движение в направлении победы над нафсом позволяет отчетливо ощутить помощь Бога. Если же мы ограничиваемся лишь декларацией намерения отказа от греховного, то добавляем на свое сердце темные пятна, затрудняя собственный путь к Свету.

О. Уайльд талантливо описал эту ситуацию художественным путем, продемонстрировав принятие портретом человека (пусть на холсте) новых образных черт в зависимости от его деяний. Звучит гипертрофированно, но только в случае нашего нежелания проанализировать портрет собственной души, действительно меняющийся вследствие предпринятия тех или иных шагов. К слову, данный портретный ракурс в утрированно-юморной форме отобразили в «Золотом теленке» Ильф с Петровым, описывая картину одного художника, сделанную из волос: «Иногда волосы на ней вставали дыбом. А в один прекрасный день она совершенно поседела». В общем-то, так и наши деяния отражаются на нас в разных ракурсах, воздействуя на «жизненный портрет».

Согласимся, каждый внутри себя отчетливо осознает, насколько правильны или нет предпринимаемые нами поступки, ход мыслей и их реализация. Минусы приводят к одному фону; связка же со Всевышним, ощущение Его поддержки посредством слышимости Им наших просьб, придают облику на холсте жизни цветные краски и положительные эмоции. То есть портрет нашей души меняется в зависимости от действий или бездействия при решении того или иного вопроса.

Естественно, все происходящее - в «зоне видимости» Величайшего Творца, а уже позже, на этапе Судного дня, будет представлено нам в качестве зачетной книжки жизненной сессии: «Каждая душа увидит все добро и зло, которое она совершила», сполна получив за приобретенное (сура "Семейство Имрана": 30). Поэтому мы отвечаем за каждый наш шаг в земной жизни, отказываясь от воззрения Дориана Грея, характеризовавшего религию как «распространенный суррогат веры»: «Если  нельзя себе простить [греха], так можно забыть». Возможно, попытаться заставить себя забыть содеянное, наверное, получится, но в какую сторону тогда изменится наш портрет?

Как представляется, предписанный Откровением пост предоставляет всем нам возможность «духовного» взгляда на вещи. Как мы живем? На что надеемся? Не уводит ли нас переживаемая скорость жизни от реального поклонения? Не становимся ли мы механическими исполнителями отдельных постулатов, оставляя за границами духовную нить? Наверняка, читатель может продолжить список вопросов, и он займет не одну страницу. Значит, для каждого из нас актуализируется вопрос, повторимся, странствования в себя.

Лишь объективный анализ позволит понять, что не так (в глобальном смысле) в нашем мозгу и сердце, и почему так сложно избавиться от предосудительного. Никто из нас не хочет двигаться вниз, желая заслужить довольство Всевышнего. Но как добиться этого, не прилагая даже усилий для сопротивления нафсу?

Теймур Атаев, IslamSNG.com 

По материалам islamsng.com