Мастер Мохаммед Хамуч (Mohammed Khamouch)
Духовную составляющую Ислама использовали китайские мусульмане. Физическое мастерство и духовная школа, лежащая в основе их боевых искусств,— прекрасный образец исторической преемственности, открывающий двери для изучения основ кунг-фу представителями любых религий.
Удивительная история рассказывает о суфийском мастере, который не уступал мудростью японскому дзен-мастеру. Речь идет об имаме Абуль-Хассане Али ибн Абдуллахе аш-Шазили (1196–1258 гг.), который хотел найти кутб — «духовную ось» своего времени. Одним из его учителей был Абдуссалам ибн Машиш из Феса, живший в затворничестве на горе Джабаль-Алям. Впервые увидев будущего ученика, Ибн Машиш велел ему совершить гусль (полное омовение). Когда он сделал это, учитель сказал, чтобы тот снова совершил гусль. Так повторялось три раза, и тогда Аш-Шазили понял, в чем дело. Он сказал: «Я смываю с себя все прежние знания и науки». Ему стало ясно: прежде чем приобщаться к духовному знанию просветленного, необходимо опустошить разум, чтобы не мешали прежние знания.
Эту же мудрость преподал один дзен-мастер некому ученому человеку, пришедшему к нему за наставлением. Когда учитель начал говорить, гость постоянно перебивал его: «О да, мне это известно». Мастер терпеливо слушал, а потом предложил выпить чаю. Он наливал чай в чашку гостя до тех пор, пока чай не полился через край. «Достаточно! Чашка уже полная!» — воскликнул ученый человек.«Действительно, — ответил мастер, — твой ум подобен этой чашке: он полон собственных мыслей и соображений. Если ты не опорожнишь свою чашку, какже ты надеешься попробовать мой чай?»Японцы считают, что непосредственной реакции на ситуацию помогает соблюдение принципа му — термин дзен, означающий «пустоту, ничто». Он же помогает ученику освободить ум от всех мыслей для постижения навыков боевого искусства.
Эта же мудрость уходит корнями в мусульманскую философию через древнюю историю суфийских орденов и братств, существовавших в Китае. Таким образом, суфизм играл важную роль в сохранении Ислама на протяжении веков притеснений. Хуэйцзу следуют различным тарикатам, и это сказывается на философском аспекте их боевых искусств.
Великие мастера, передававшие мудрость следующим поколениям, учили канонам эзотерического Ислама в сочетании с боевыми искусствами. Ученики едут к таким мастерам даже из дальних стран, чтобы приобщиться к знанию и постичь секреты их внутренней силы. Знаменитые суфийские шейхи хуэйцзу зачастую побеждают буддийских монахов в соревнованиях на крепость духа. Суфийские мотивы можно проследить и в стиле мусульманского кунг-фу — ци‑ши, что значит «семь воинов». Первоначально стиль ци‑ши получил название в память о семи мусульманских суфийских святых, а затем его изменили на «семь форм». Стиль ци‑ши популярен у мусульман в провинции Хэнань, в более позднее время он получил распространение в провинции Шаньси.
Другой популярный «внутренний» стиль кунг-фу— син‑и‑цюань, переданный мастером Масюэли и практикуемый мусульманами в провинции Хэнань. Философия син‑и‑цюань имеет много общего с даосской космологией, поскольку дальнейшее развитие стиль получил при доминировании мусульман. Известные мастера связывают этот вид единоборства с исламским влиянием и популяризируют его как хэнаньский стиль.
Понимание истинного смысла слова «внутренний джихад» (внутренняя борьба) позволило мусульманским мастерам кунг-фу поражать противника и гармонизировать внутреннюю энергию, что позднее способствовало развитию цигун, что значит, «внутренняя энергия», или «жизненная сила» — сила, приобретаемая путем практики специальных дыхательных упражнений, развивающих и укрепляющих «внутреннее тело». До сих пор, когда речь заходит о боевых искусствах, имена мусульманских мастеров кунг-фу произносят с большим уважением за этот вклад.
Цигун веками была элементом практики кунг-фу, мастера посвящали жизнь работе с внутренней энергией. В отличие от традиционных китайских комплексов, направленных на активизацию внутренней энергии, исламское искусство пенчак-силат, распространенное в Малайзии и Индонезии, объединяет «мягкие» и «жесткие» стили, и в нем ощущается влияние Корана. Силат (малайск. «боевые искусства») направлен на достижение ильхама, «вдохновения». Но секрет внутренней энергетической силы не ограничивается одной расой, несмотря на попытки некоторых современных мастеров кунг-фу доказать это.
Традиционные боевые искусства силат — сложнейшая система, сложившаяся за века в полиэтнической среде Малайского архипелага, доминирующая здесь духовная традиция. До европейской колонизации малайская культура подвергалась арабскому, китайскому, индийскому, тайскому ииндокитайскому влиянию.
Пенчак-силат, «тренировка для боя», возник приблизительно в IV веке. Согласно легендам, он берет начало от одной крестьянки с Суматры: женщина пошла набрать воды из источника и увидела битву тигра с большой птицей и стала за ней наблюдать. Когда она вернулась, муж набросился на нее с руганью за то, что она задержалась, и попытался ударить, но она легко увернулась, повторив движения, увиденные у животных. Потом она научила этому искусству и мужа. Жители Суматры до сих пор утверждают, что многие женщины являются знатоками силата, который отличается огромным разнообразием стилей.
14 декабря 2003 года в городе Букиттинги (Западная Суматра) состоялась первая конференция мастеров силата, на которой 79 мастеров силек туо («старого силата»), все старше 70 лет, продемонстрировали эффективную технику древнего искусства с грацией и проворством, достойными молодых людей. Самой старшей среди них была 104-летняя Ибу Иньяк Упьяк Палатианг.
Один из самых своеобразных стилей пенчак-силата, практикуемых на Суматре народом минангкабау, называется харимау, или «стиль тигра» — его позы и движения копируют повадки тигра. Из‑за влажного климата и скользкой почвы позиция, напоминающая тигра, припавшего к земле, оказалась удобнее обычной стойки прямо. Этот универсальный боевой стиль применим в любых условиях, при любой погоде: на скользкой или мягкой земле, на камнях и даже в море. Мастера харимау владеют ударами ногами и могут выпрыгнуть из своей низкой стойки в любой момент, как только противник окажется в зоне досягаемости.
Человек, желающий обучиться пенчак-силату, должен пройти собеседование с учителем и оставить необходимые подношения. Подношений пять: курица, которую тут же режут, а кровь разбрызгивают по тренировочной площадке как символ крови раненого в бою; большой кусок ткани, в который можно завернуть тело, если ученик умрет во время тренировки; нож, символизирующий остроту ума и сообразительность ученика; табак, который учитель будет курить в моменты отдыха, и некоторая сумма денег, чтобы учитель мог купить новую одежду, если его одежда порвется во время занятия. Затем произносится клятва на Коране, и после этого ученик считается принятым в круг братьев.
Во времена голландской колонизации пенчак-силат был запрещен, им занимались втайне. Зато в период японской оккупации во время Второй мировой войны силат приветствовался как эффективная система самообороны. В 1947 году это боевое искусство ввели в школьную программу вместо гимнастики, обязательной для учеников обоих полов в Голландской Ост-Индии.
В Малайзии практикуют берсилат, сочетающий бой голыми руками и техники с применением оружия. Его возникновение тоже связывают с женщиной, которой приемы этого боевого искусства якобы приснились во сне. Стиль развивался под сильным влиянием пенчак-силата и схож с ним, но в нем есть особые технические приемы. Существует две разновидности берсилата.
Боевую форму берсилата под названием буа («плод») практикуют только избранные ученики, которым позволили приобщиться к глубокому мистическому знанию, — они дают особую клятву. Известно, что в этом стиле используются техники ударов ногами, и со стороны такой бой напоминает комплекс акробатических движений.
Второй вид — пулут (клейкий рис). В нем утрачен реализм боя — скорее это ряд пластичных движений, исполняемых как танец. Такой танец часто можно увидеть на свадьбах, массовых праздниках.
Индонезийские и малайзийские мастера силата используют железные дубинки тжабанг, обычно пару, вроде окинавских са. Очевидно, ее аналоги можно отыскать в индуистской культуре, которая проникла в Индонезию в IX–V веках. Тжабангами можно защищаться от меча и другого холодного оружия.
Бадик — прямой малайский кинжал в форме бабочки, ставший символом сопротивления. По преданию таким кинжалом пользовался национальный герой Малайзии раджа Хаджи, объявивший войну голландским колонизаторам.
Один из самых почитаемых и загадочных видов холодного оружия— кинжал-крис. Первый крис якобы принадлежал легендарному воину Хуангу Туа и был из сокровищницы султана Перака, повелевшего выковать его из обломка от запора священной Каабы в Мекке. На протяжении веков крис остается важным атрибутом в жизни малайцев. Считается, что он обладает сверхъестественной силой и может принести добро или зло. Существует более сорока видов крисов. Говорят, крис предупреждает хозяина об опасности, начиная бряцать в ножнах. Хотя пришельцы-европейцы пытались убедить местное население в том, что это— суеверия, малайзийцы остались при своем мнении.
Из всех иностранных вторжений мирный приход Ислама, принесенного арабскими купцами, более всего повлиял на жизнь населения архипелага. В официальных китайских хрониках сохранились сведения о том, что в 674 году некий арабский вождь основал поселение на западном берегу Суматры. В отличие от испанцев XVI века, арабы не были завоевателями, не применяли оружие и не претендовали на превосходство над местными жителями. Они предлагали мир и делились своей культурой и знаниями с населением страны, которое европейцы считали дикарями. Марко Поло (1254–1324) в 1292 году несколько месяцев провел на побережье Суматры и описывал туземцев как каннибалов и прелюбодеев— в отличие от жителей королевства Парлак на северо-восточной стороне острова.
Глубокая внутренняя энергия, неизменно наполняющая Ислам вот уже 14 веков, оставила неизгладимый отпечаток на мусульманском мире. Тщательное изучение Корана дало суфийским мастерам ключи к постижению метафизического смысла понятий марифах (гнозис), ильм аль-батин (сокровенное знание) и ильм аз‑захир (знание об открытом), которые духовно воспитывают нафс — душу, существующую рядом с ар‑рух, духом.
Поскольку суфизм сочетает в себе бхакти-йогу и джнана-йогу, тафаккур, или медитация, достигается через зикр — поминание Бога, что действительно повышает «экзотерическую» и «эзотерическую» способности мастеров достичь «единения» с Богом.
Ибн Баттута передает легенду о том, что в 1163 году благочестивый бербер из Магриба Абу аль-Баракат стал героем на Мальдивских островах, избавив их от ужасного демона чтением Корана, когда занял место девушки, которую собирались принести в жертву демону островитяне. Благодаря этому поступку, свидетельствующему о глубокой вере и силе духа, ему удалось обратить местное население из буддизма в Ислам.
Еще один вид этой внутренней энергии был продемонстрирован неким мастером силата в Джакарте в 1964 году. Во время представления боевых искусств с участием ведущих каратистов Японии, те показывали свою силу, разбивая деревянные бруски. Когда аплодисменты утихли, перед зрителями предстал маленький индонезиец с огромным камнем в руках. Судьям, среди которых был японский мастер каратэ Масатоси Накаяма, было предложено осмотреть камень и подтвердить, что его невозможно разбить голыми руками. Затем хрупкий мастер силата после пятиминутной концентрации вылил чашку воды себе на руки, произнес дуа, издал громкий крик — и глыба раскололась, хотя он даже не дотронулся до нее пальцем. Мастер силата способен при желании вложить такую же силу в удар, произнеся дуа и просто подув себе на руки перед ударом. Таким образом, он даже на некотором расстоянии может причинить вред атакующему.
Процесс исламизации отразился на характере традиционных боевых искусств мусульманских стран Юго-Восточной Азии. В Китае мусульмане преподавали кунг-фу в мечетях, которые называли «домом чистоты и истины» (цин чжэньсы), а не в буддийских храмах. При этом использовалась арабская религиозная терминология: перед началом действия говорили «бисмиллях» («во имя Аллаха»), а не ки-я, как делают японцы, чтобы «встретиться с духом».
Группа мусульман хуэйцзу демонстрирует навыки кунг-фу на мусульманском празднике
У хуэйцзу кунг-фу стало частью учебной программы в медресе и частью социальной и религиозной жизни, особенно в мусульманские праздники Ид аль-Фитр и Ид аль-Адха, а также в дни Мавлид ан-Набави (день рождения Пророка). Мусульмане собираются во дворах мечетей, где после праздничной молитвы устраивают представления с участием мастеров ушу, выставки и пр. Может демонстрироваться комплекс хуэй циши из семи больших форм, которые называют «семь воинов», или мусульманский стиль ушу люхэцюань («кулак шести соответствий»), образом которого служит мусульманская тюбетейка-шестиклинка.
В течение веков арабские названия превратились в китайские, произошло слияние культур. Китайские историки зачастую не упоминают, какую религию исповедовали те или иные люди, поэтому достижения китайских мусульман остаются как будто в тени. Иногда мужчины брали фамилии своих ханьских жен и вместо арабских имен стали использовать более благозвучные для китайского уха сокращенные варианты: Ма вместо Мухаммад, Ху вместо Хусейн, Та вместо Тахир, На вместо Нассер, Ша вместо Салем и аналогичные фамилии (Ма, Ша, Чжа). Только одно имя Саид Сини имеет 13 производных. Ма — одна из наиболее популярных фамилий в уезде Ганьсу, провинция Хубэй. Первоначально эту фамилию носил легендарный флотоводец, дипломат и путешественник, уроженец провинции Юннань Мухаммад Ма Хо (Ченг Хоили Чжэн Хэ (1371–1433)).
Как писал выдающийся военный стратег империи Мин генерал Ци Цзигуан в своем трактате «Цзисяо синьшу» («Новая книга записей о достижениях [в военном деле]»), в то время прославились три школы боя с копьем: это школы семей Ян, Ма и Ша — две последние были мусульманскими. Позднее, при династии Мин, преобладала мода на стиль хуэйхуэй шиба чжоу («18 мусульманских локтей»), который считался образцовым и позднее был упомянут в сочинении шаолиньского монаха Гань Фэнчи «Хуацюань цзун цзянфа» («Общее описание хуацюань»). Гань Фэнчи — создатель стиля хуацюань («расцветающий кулак») и популярный персонаж китайского фольклора наряду с другими шаолиньскими монахами, боровшимися с ненавистным императором Юнчжэном (1723–1735). В эпоху империи Цин также активно развивались школы ушу, некоторые из них были основаны мусульманскими мастерами.
Техники боя с копьем передавались в мусульманских семьях из поколения в поколение и практикуются до сих пор. По словам мастера Ма Сянда (1932–2015), самого молодого в истории бойца, получившего девятый дан, его покойный отец Ма Фэнту утверждал, что семьи Ма и Ша были мусульманского происхождения. Ма Сянда был учителем Го Сяна, сыгравшего в фильме «Крадущийся тигр, затаившийся дракон», и Ли Ляньцзе (Джета Ли), прославившегося главной ролью в фильме «Храм Шаолиня», многократного победителя различных чемпионатов по ушу — последний не уступает по мастерству и силе знаменитым Брюсу Ли и Джеки Чану.
Еще один прославленный хуэйцзу, обладатель девятого дана — мастер Чжан Вэнгуань, который тренировался у дяди мастера Сянда Ма Иньту. Один из многих мусульман-мастеров кунг-фу, посвятивших всю жизнь величайшему сокровищу Китая — мастер Ван Цзыпин (1881–1973), которого называли «львом китайского кунг-фу».
Китайские мусульмане стали называться хуэй в эпоху династии Юань, которая была периодом расцвета Ислама в Китае. С тех пор они расселились по всем 14 провинциям и крупнейшим городам. Впрочем, областью компактного проживания можно назвать Нинся-Хуэйский автономный район в Центральном Китае. Вследствие ассимиляции они усвоили многие китайские обычаи, взяли китайские фамилии, но для занятий ушу надевают белую мусульманскую шапочку, лишь этим отличаясь от ханьцев.
Однако мусульмане в Китае веками страдали от внутренних противоречий, и им даже угрожало уничтожение во время вторжений внешних сил. В хронике Аль‑Масуди (ум. в 957 г.) подробно описано уничтожение 120000 человек, в основном, мусульман. Мусульмане подвергались гонениям при разных правителях, особенно в империи Цин (1644–1911), императоры которой были маньчжурами, то есть принадлежали к меньшинству. В этот период мусульмане не смешивались с ханьцами, и из-за политических интриг маньчжуров между этими группами началась вражда. Несмотря на лояльность, мусульмане пережили суровые гонения: им чинили препятствия в том, чтобы носить традиционную одежду, исповедовать Ислам, строить мечети, совершать хадж.
В ответ, вспомнив о примере своих мужественных арабских предков, мусульмане отказывались совершать традиционный поклон императору, ввели у себя строжайшую дисциплину и еще серьезнее относились к изучению боевых искусств и подчинению мастерам ушу, многие из которых также были имамами.
Вообще, что касается термина кунг-фу (гунг-фу на кантонском диалекте), то это собирательное понятие охватывает не менее сотни отдельных китайских боевых стилей. Более точное значение — «овладение искусством», «тяжелый труд». Например, овладение искусством стрельбы из лука: имам Мухаммад ибн Идрис аш-Шафии (767–820) мог попасть в мишень десять раз из десяти.
Один из мусульманских ученых, который, несомненно, занялся бы мусульманским кунг-фу, если бы побывал в Китае, был Абу Райхан аль-Бируни (973–1051). Сорок лет он путешествовал по мусульманскому миру, более десяти лет провел в Индии, изучая санскрит и индуистскую астрологию. Аль-Бируни общался с индийскими философами и пел сними мантры. О его интересе к индийскому искусству йоги свидетельствует то, что он сделал очень качественный перевод на арабский базового текста философской школы йоги — «Йога-сутры» Патанджали.
Исследователь и путешественник Ибн Баттута (1304–1369) тоже встречался в Индии с йогами. Он описывал их как людей чудесных способностей, которые следуют строгой диете и находятся в большом почете у султана. На Цейлоне (Шри-Ланке) он вместе с четырьмя йогами совершил паломничество на Адамов пик — Шрипаду. В Китае Ибн Баттута встретил теплый прием и восхищался талантом китайцев. По приезду он застал некий праздник. Звучала музыка, выступали артисты, в том числе жонглеры, которые, по всей вероятности, показывали акробатические трюки и приемы ушу. Он также сообщает, что видел в Юго-Восточной Азии, где уже в то время практиковали силат и кали, женщин-бойцов и телохранителей.
Ибн Баттута отправился с дипломатической миссией в Китай из Каликута на Юге Индии. В Северной Индии уже существовало древнеиндийское боевое искусство каларипаятту (калари — место боя, паятту — занятие). Каларипаятту делится на северный и южный стили и так же, как кунг-фу, включает техники владения оружием, безоружной схватки и секретные техники воздействия на жизненно важные точки. Ибн Баттута, несомненно, заинтересовался бы этим стилем, который пригодился бы ему для самообороны по пути из Дели в Китай.
Примерно через десять лет после отъезда Ибн Баттуты из Китая здесь вспыхнуло крестьянское восстание под руководством Чжу Юаньчжана (1328–98.). Это был сирота, воспитывавшийся в монастыре Шаолинь, где он освоил боевые искусства. Они пригодились ему, когда он стал телохранителем. Позднее Чжу возглавил выступление против монгольской династии Юань, в результате чего ее сменила династия Мин (1368–1644).
К приходу к власти династии Мин причастны многие мусульмане, в том числе прославленный генерал Чан Юйчунь, Ху Дахай, Му Ин, Лань Юй, Фэн Шэн и Дин Дэсин — все они были знатоками боевых искусств, состояли в армии будущего императора Чжу Юаньчжана и были его близкими союзниками. Генералу Чан Юйчуню приписывают изобретение одного из стилей боя с копьем — кайпин цянфа, который и сегодня является популярным стилем ушу.
Как сообщает автор «Истории Ислама в Китае» Цзин Чэ Тан, император Чжу Юаньчжан и его жена, императрица Ма, были мусульманами. Ма происходила из семьи Чэ Мэнь, жившей в провинции Аньхой, где фамилия Ма была распространенной мусульманской фамилией. Достигая высочайших постов, мусульмане иногда отказывались от своей религии, тем не менее империя Мин по праву считается «золотым веком» Ислама в Китае: мусульмане были полностью интегрированы в ханьское общество и пользовались заслуженным уважением соотечественников.
Чжу Юаньчжан устроил столицу в Нанкине, где по его приказу была построена большая мечеть Чин-Чао-ши. Еще при династии Юань было провозглашено, что «все мусульмане братья» — с тех пор повсеместно строились мечети, а мусульмане занимали видные государственные должности. Например, хуэйцзу Чен Ю, полководец и знаток боевых искусств, в 1447 году финансировал реставрацию мечети Дун Сы, также называемой Фаминсы, или «Храм распространения сияния». На тот же период приходится расцвет мусульманских боевых искусств.
Автор (слева) уходит от двойного прямого удара в воздухе, широко используемого во «внешних» стилях кунг-фу, требующих мышечной силы, скорости и нанесения ударов в воздухе. Импровизация наглядно демонстрирует глубокую синхронизацию движений соперников
Когда китайские мусульмане демонстрируют кунг-фу, исполняя «формы» (аналог ката в каратэ)— серии плавных движений рук и ног, оканчивающихся «арабским колесом», — сторонний наблюдатель сразу же узнает движения, характерные для общекитайского стиля кунг-фу. Но, несмотря на внешнее сходство по причине общего происхождения, они имеют абсолютно разное внутреннее духовно-религиозное наполнение, не позволяющее говорить о полном тождестве.
Такие же различия можно наблюдать среди национальных групп Китая, каждая из которых имеет собственный стиль боевого искусства, при этом все они называются цзяо-мэнь — исламскими. В частности, хуэйцзу, живущие в северном и южном Китае, практикуют собственные стили, называемые «южный кулак», «северная нога», а также чжацюань, сложившийся в провинции Шаньдун и распространившийся по всему Китаю. Вообще мусульманские стили кунг-фу обычно классифицируются по городам и провинциям.
Период правления императора У-цзуна (1506–1521) отмечен несомненным влиянием исламского искусства. Известно, что император знал санскрит и арабский; ходили даже слухи, что он принял Ислам и большая часть евнухов во дворце были мусульманами. На фарфоровой посуде того периода, обычно бело-голубой, можно обнаружить мусульманский орнамент и арабскую каллиграфию. Более других были распространены два орнаментальных стиля: «мусульманский» и «дракон». На крышке шкатулки для письменных принадлежностей этого периода арабскими буквами написано: «Стремись к совершенству в каллиграфии, ибо это один из ключей к сущему», а на перегородках между отделениями написано по‑персидски: «Знание — бесценный эликсир, невежество— непоправимое зло». Мастера каллиграфии хуэйцзу оказали заметное влияние на формирование уникального стиля китайской письменности.
В те времена человек, преуспевший в кунг-фу, едва ли мог прокормить себя своим искусством. У мусульман осталось много преданий о великих мастерах кунг-фу, которые, стремясь к истине и совершенствованию своей исламской духовности, боролись с тиранами-императорами, разбойниками и возглавляли восстания. Мусульманским мастерам кунг-фу удавалось достичь высшего уровня физической подготовки и истинной внутренней силы, расширяющей границы человеческих возможностей, и таким образом внести огромный вклад в китайскую цивилизацию.
Их духовным ключом был священный Коран на арабском языке, обладающий удивительной способностью передачи мысли. В арабском алфавите 28 согласных, и почти каждое слово можно свести к одному простому корню. Арабский язык до сих пор важен для хуэйцзу, которые считают его одним из своих языков. Аль-Бируни не был арабом, но свободно владел этим языком, он писал:
«Наша религия и наша империя — арабские. <...> Племена часто объединялись, чтобы придать государству неисламский характер, но им не удалось достичь своей цели. Пока азан продолжает звучать пять раз в день, а верующие, стоящие рядами позади имама, продолжают читать Коран на ясном арабском языке и его освежающее послание звучит в мечетях <...> связь с Исламом не будет разрушена, его крепость не падет.
Знания из всех стран мира переведены на язык арабов, украшены и сделаны привлекательными. Красота этого языка течет по венам <...> народов этих стран, несмотря на то, что каждый считает прекрасным свой язык, так как они привыкли к нему и пользуются им в мирских делах. Я говорю по своему опыту, ибо я воспитывался на языке, которым было бы странно фиксировать какие-либо знания. Поэтому я перешел на арабский и персидский. Я гость в обоих языках и пытаюсь постичь оба, но я скорее предпочел бы, чтобы меня бранили на арабском, чем хвалили на персидском».
Хуэйцзу пытались увековечить арабский язык, которым они пользовались, в боевом стиле таньтуй(«хлесткий удар ногой»). Приемы таньтуя основывались на арабском алфавите: одна «дорожка» соответствовала одному из 28 харфов (букв) арабского алфавита. Позднее в качестве начальных приемов (упражнений) остались первые десять, а последние восемнадцать были скомпонованы в два комплекса туйцюань («кулак ног»). Мистическая процедура ильм аль-хуруф, исламской «науки о буквах», означает придание арабским буквам и, соответственно, словам, цифрового значения — абджад. Искусство таньтуй восходит к мастеру по имени Чжа Ми Эр, Чжамир (по-арабски— Джамиль) из провинции Синьцзян, жившему 400 лет назад при династии Мин.
Таньтуй оказал влияние на многие виды боевых искусств, в том числе, на «шаолиньское кунг-фу», сочетающее технику богомола с современным ушу, а также бак сил лум пай Гань Фэнчи, или «систему Северного Шаолиня» — одну из четырех систем монастыря Шаолинь в провинции Хэнань, где монахи сочетали таньтуй с собственными техниками. Впрочем, мистическую силу арабского языка, повсеместно использовавшегося хуэйцзу, понимали далеко не все великие мастера прошлого.
Новая версия современного ушу, созданная в Китайской Народной Республике, основана на мусульманской версии чжацюань («кулака Чжамира»). Она включает «десять дорожек», которые относятся к техникам боя на дальней дистанции («длинный кулак») и другие последовательности. Китайские власти уделяли особое внимание усвоению именно мусульманской версии цзяомэнь таньтуйсреди всех других стилей ушу, так как в мусульманском стиле из-за относительной замкнутости общины обычно нет примеси стилей других меньшинств, поэтому «исламский таньтуй» считается не только одной из самых сильных, но и самых чистых и «сакральных» техник, мало изменившихся за прошедшие века.
Примером божественного смысла букв арабского алфавита является история, произошедшая с шейхом Ибн Араби вгороде Фес, где он обсуждал с одним благочестивым человеком возможности армии Альмохадов, отплывшей на кораблях к берегам Испании. Благочестивый человек сказал: «Аллах обещал своему Посланнику победу в этом году», подразумевая 1аят 48-й суры Корана, в котором сказано: «Воистину, Мы даровали тебе явную победу». Удивительно, но число, соответствующее этой суре — 591— точно соответствует году хиджры, когда альмохадский халиф Якуб аль-Мансур одержал победу над христианами при Аларкосе. Это произошло в 1195 году (591 году по хиджре).
Неудивительно, что это мистическое знание, веками передававшееся среди мусульман, загадочным образом умножалось через применение широко используемых методов кунг-фу. Кроме того, эта уникальная система обеспечивает связь с языком божественного откровения (арабским) и сохранение языкового наследия арабских предков, в том числе в практике кунг-фу. В Цюаньчжоу живут около 10 тысяч потомков арабов по фамилии Го; помимо иероглифов на их могилах есть арабская вязь.
Многовековая практика кунг-фу помогла хуэйцзу сохранить культурную самобытность, однако из-за столетий гонений китайские мусульмане хранят секреты своего боевого искусства преимущественно внутри общины. Примечательно, что благодаря хаджу мусульманские боевые искусства были известны на Аравийском полуострове, впрочем, их распространению в этом регионе не способствовал специфический характер арабского общества, где лавочникам, слышавшим азан, никогда не приходилось закрывать магазины из страха перед ворами, а можно было спокойно идти в мечеть.
Мусульманское кунг-фу значительным образом повлияло на боевые искусства коренных народов Китая, и мусульманские мастера достигли в этом деле высочайшего профессионализма, хотя их поразительный дух и исключительный авторитет по большей части остаются незамеченными внешним миром. В то же время современные способы коммуникаций позволяют дать миру представление о мусульманских боевых искусствах. Тем не менее, стереотипные представления о хуэйцзу и их нынешнее положение в атеистическом китайском обществе составляют известную проблему, требующую своего решения.
Серьезные перемены во второй половине XX века существенно отразились на восприятии восточных боевых искусств. Произошла дискредитация философской концепции, лежащей в их основе, что способствовало их превращению в спорт, разновидность времяпровождения и даже сюжеты модных компьютерных игр, которыми современная молодежь на Западе и Востоке заполняет свой досуг. В Японии вообще процветают новые компьютерные игры, построенные на приемах американского кикбоксинга и сюжетах фильмов с Джеки Чаном. В то же время дух кунг-фу проник в разные культуры, и это смущает умы интеллектуалов, которые, не щадя себя, пытаются хоть немного продвинуться в постижении техник, оттачивавшихся тысячу лет.
Такова участь современного западного общества, внушающего человеку, что оно нашло волшебный эликсир, тогда как на самом деле он оказывается очередной аномалией восприятия, захлебнувшегося в бесконечной веренице стилей и моделей и неспособного справиться с мифическим мышлением, непостижимым с точки зрения современной науки.
В то же время хуэйцзу веками связаны с боевыми искусствами и постигли все их загадки в процессе поиска знаний, требующего подвижнического терпения, которого так не хватает западному миру. Об этой духовной жажде свидетельствует опыт западных паломников, снова и снова прибегающих к святыням Востока в надежде впитать его вековечную мудрость.
Прикасаясь к этой мудрости, они действительно ощущают приток волшебных сил, но стоит вернуться — и волшебство пропадает, будто ему противопоказан воздух Запада. Перед тем, как постичь загадку кунг-фу, западной цивилизации предстоит постичь загадку Востока.
Сегодня боевые искусства больше не редкость, какой они были пятьдесят лет назад. Теперь они принадлежат всему миру, хотя их этическая подоплека и сверхъестественные качества остаются там, где они возникли. Хасан аль-Басри (642–728), знаменитый ученый, имевший множество учеников, возродивший интеллектуальную деятельность в эпоху ее упадка при Омейядах, сказал: «Здесь [в этом мире] потомку Адама [всегда] угрожает опасность, и если он разумен, то ограждает себя от удовольствий и проявляет бдительность в беде». Кроме того, он сказал: «Этот мир подобен мосту, по которому ты переходишь [на другую сторону], но не строишь на нем».
Автор изображает «мост между Востоком и Западом»: руины древнеримского города Ликсуса (близ современного Лараша, Марокко)
Мусульманское влияние на боевые искусства, простирающееся от аравийских пустынь до монастыря Шаолинь, живительным пульсом бьется в сердце Китая, и постичь его можно только терпеливо, капля за каплей, наполняя пустую чашу, которая наполнится не раньше, чем мост останется позади. Это — истина, как и то, что Господь, к которому предстоит наше возвращение, в конце концов, озарит наши сердца. А пока, чуть только забрезжит рассвет, хуэйцзу по-прежнему собираются, заслышав азан, чтобы начать путь в тысячу шагов к намазу-фаджр.
Источник: Muslim Heritage
Add new comment