Минарет — символ веры и могущества (часть 1)

 Джонатан Блум (Jonathan M. Bloom)

Минарет — яркая отличительная черта любого мусульманского города. Это высокая стройная башня рядом с мечетью, с которой муэдзин пять раз в день созывает правоверных на молитву.

Действительно, наряду с куполом, минарет является одной из самых характерных форм исламской архитектуры, а звук азана (призыва на намаз) в Каире, Стамбуле или Эр-Рияде — такое же обычное явление, как и колокольный звон в Риме.

И на Востоке, и на Западе минареты так прочно ассоциируются с исламом, что карикатуристы, писатели и публицисты используют этот образ как моментально узнаваемый символ Ближнего Востока и вообще ислама и исламского мира.

Например, классическая работа епископа Кеннета Крэгга (Kenneth Cragg) на тему мусульманско-христианских отношений называется «Призыв с минарета» (The Call of the Minaret); в 1950-е годы общество «Американские друзья Ближнего Востока» (American Friends of the Middle East) выпустило серию брошюр под названием «Минарет» (Minaret); в США, Пакистане, Швеции и ряде арабских стран выходят периодические издания под названием «Минарет» (Minaret) либо «Манара» (Manara, слово арабского происхождения, однокоренное с «минарет»), также существует одноименный веб-портал.

Несмотря на то что с некоторых пор в урбанистическом пейзаже доминируют небоскребы и телевышки, устремленные ввысь минареты по-прежнему придают характерный исламский облик городам от Марокко до Малайзии. И хотя местами настоящих муэдзинов вытеснили аудиозаписи и акустические системы, во всем мире минарет остается важнейшим элементом при проектировании большинства мечетей, а архитекторы не прекращают поиски новых способов интерпретации его традиционной формы.

В последние годы, с упрочением положения мусульманских общин в европейских и американских городах, к привычным для западного городского ландшафта вертикалям добавились башни минаретов — местами это приводит к неожиданным последствиям.

Так, летом 2000 года в Оксфорде — знаменитом английском университетском городке, чьи «мечтательные шпили» были воспеты поэтом Мэтью Арнольдом (Matthew Arnold) еще в XIX веке — разразился скандал в связи с предложением египетского архитектора Абдель-Вахида эль-Вакиля (Abdel Wahed el-Wakil) возвести над игровым полем старинного колледжа Магдалины, где строился исламский центр, 10-этажный минарет.

В городе Фредерик, штат Мэриленд, США, чьи церковные шпили, по выражению писателя позапрошлого века Оливера Венделла Холмса (Oliver Wendell Holmes), придают городу «поэтический вид... как если бы в нем жили провидцы и мечтатели», местной мусульманской общине было отказано в разрешении на строительство мечети несмотря на то, что знаменитые шпили давно затерялись среди однообразных коробок офисных зданий.

Некогда, чтобы донести свой призыв поверх будничного городского гомона, муэдзину было достаточно сильных легких, но сегодня без динамиков ему уже не перекричать современный город с его нескончаемым гулом движущегося транспорта и промышленным шумом.

В большинстве стран немусульманского мира городские власти ограничивают уровень звука, исходящего с минарета, вследствие чего сооружение башни для муэдзина вообще теряет смысл, но дает простор для фантазии на тему всевозможных суррогатов азана. Так, во многих британских городах находчивые мусульмане перешли на напоминания через интернет или мобильную рассылку.

Но даже когда минареты и не используются для призыва правоверных на ежедневную молитву, они остаются мощным символом ислама, а значит, продолжают быть мишенью для его противников. Например, во время чудовищной войны в Косово сербские войска регулярно закладывали под минареты взрывчатку не просто, чтобы их разрушить, но чтобы падающими с высоты обломками добиться максимальных разрушений стоящих рядом мечетей. По-видимому, этими разрушениями сербские войска надеялись искоренить признаки многовекового османского владычества в этих краях.

Хотя современные виды оружия и взрывчатки позволяют добиться более впечатляющих результатов в войне культур, примеры подобного стремления подавить внешние проявления другой культуры и утвердить свою в истории не новость.

Одним из первых приказов османского султана Мехмеда II Завоевателя после взятия византийской столицы Константинополя в мае 1453 года был приказ пристроить к 900-летнему собору Святой Софии деревянный минарет в знак ее превращения в мечеть. Вскоре на месте временного деревянного минарета был построен каменный с еще тремя «близнецами» — для завершенности ансамбля. Мехмед и его преемники построили в новой османской столице множество других мечетей, и спустя какое-то время холмы бывшего Константинополя увенчались десятками тонких стрелоподобных башен, что выделяло Стамбул среди других городов и говорило всем, что теперь это не столица христианской Византии, а главный город исламской империи.

Между тем примерно в тот же период на западном побережье Средиземного моря христиане изгнали последних мусульманских правителей с Пиренейского полуострова. На правах победителей они превратили величественные каменные и кирпичные минареты главных мечетей Аль‑Андалуса в колокольни церквей. Великолепный кордовский минарет X века, гордость мусульманского города, был обложен камнями для придания ему более «христианского» вида; сверху на него водрузили звонницу с колоколами. Туристы до сих пор могут подняться на старый минарет, оставшийся неповрежденным внутри колокольни.

Схожая участь постигла башню соборной мечети в Севилье, построенную в XII веке при Альмохадах. В 1558–1568 годах на нее водрузили звонницу — это был проект андалузского архитектора Эрнана Руиса Младшего. На месте четырех бронзовых шаров на вершине минарета Руис поставил новую звонницу с вращающейся человеческой фигурой-флюгером — аллегорией Веры. Благодаря ей это здание, символ Севильи, стали называть «Ла-Хиральда» (по-испански, «флюгер»).

С точки зрения истории архитектуры, эти эпизоды можно рассматривать как шаги в древней партии под названием «око за око», ведущейся с незапамятных времен. Примерно за 500 лет до конца Реконкисты, в IX веке, христиане обвиняли мусульман в разрушении их колоколен и «восхвалении своего пророка» с «башен и туманных высот». В хронике богослова Евлогия Кордовского рассказывается о том, что его дед был вынужден закрывать уши руками, чтобы не слышать выкрики муэдзина.

Но не только христиане возражали против минаретов. В определенные эпохи и в некоторых местах даже мусульмане считали — а некоторые считают до сих пор — что мечеть вполне может обойтись без минарета.

Во многих странах мусульманского мира — например, в Малайзии, Кашмире и Восточной Африке — минареты в виде башен до современности были практически неизвестны. Однако в XX веке с распространением фотографии, визуальных средств коммуникации и с расширением возможностей путешествовать региональные архитектурные стили слились в международную «исламскую» норму, предполагающую наличие куполов и устремленных ввысь башен минаретов.

Тем не менее, по мнению некоторых экспертов, этот стандарт идет в разрез с учением Пророка (мир ему и благословение). Так, доктор Мохамад Таджуддин бин Мохамад Расди (Mohamad Tajuddin bin Mohamad Rasdi) из Малазийского технологического университета утверждает, что современные архитекторы и их заказчики, требующие строительства монументальных сооружений с минаретами, куполами и мукарнами игнорируют проповедь Пророка.

Несмотря на разные интерпретации исламских традиций, нет сомнений, что прекрасные звуки азана звучат еще со времен Посланника (мир ему и благословение), тогда как минарет, действительно, является более поздним изобретением. В VII веке, когда был явлен ислам, у евреев был обычай сообщать о начале молитвы, трубя в шофар (бараний рог), а у христиан — колокольным звоном, звуками деревянного гонга или трещотки.

Действительно, звучание колоколов, доносящееся из отдаленного монастыря — образ, довольно часто встречающийся в доисламской и раннеисламской поэзии. В этом контексте вполне понятно, что сподвижник Пророка Абдаллах ибн Зайд увидел во сне, как кто-то созывал мусульман на молитву с крыши мечети. Когда он рассказал Пророку (мир ему и благословение) о своем сне, тот расценил это как видение от Господа и велел абиссинцу, бывшему рабу и одному из первых мусульман, Билялу: «Встань, Билял, и собери всех на намаз!» Билял был известен прекрасным голосом, он выполнил приказание. Так у мусульман появился первый муэдзин. (Слово муэдзин происходит от арабского муаззин, что значит «провозглашающий азан»).

Согласно исламской традиции, Билял и его последователи оповещали о предстоящем намазе с какого-нибудь возвышенного или людного места, например, стоя у ворот или на крыше мечети или высокого здания или даже с городской стены, но никогда с башни.

Известно, что двоюродный брат и зять Пророка (мир ему и благословение), четвертый халиф Али ибн Абу Талиб (да будет доволен им Аллах) приказал снести высокую мизану (одно из арабских названий места, откуда звучит азан), потому что с ее высоты муэдзин мог видеть, что делается в домах вокруг мечети. Али считал, что место, откуда звучит азан, не должно быть выше крыши мечети. Поэтому со временем муэдзинами стали назначать слепых, так как они не могут своим взглядом нечаянно вторгнуться в личную жизнь других людей.

При жизни Мухаммада (мир ему и благословение) и много десятков лет после его смерти минареты в виде башен были неизвестны — каким же образом башня стала узнаваемым архитектурным символом ислама? И почему минареты принимают столь разные формы — от высоких, тонких как карандаш минаретов османских мечетей до многоярусных башен в Египте и массивных четырехгранных башен в Северной Африке и Испании — тогда как другие элементы мечети, например, минбар и михраб, не имеют существенных различий?

 

Происхождение

Пытаясь понять, как эта башня приобрела особое значение в исламских обществах, ученые пытаются — с переменным успехом — проследить происхождение минаретов в традициях строительства разных доисламских культур Евразии.

Например, более века назад британский историк Римского Египта А. Дж. Батлер (A. J. Butler) предположил, что многоэтажная форма типичного каирского минарета периода мамлюков могла произойти от Фаросского маяка, стоявшего при входе в порт Александрии — одного из чудес древнего мира, который, по описаниям античных авторов (сам маяк не сохранился), был квадратного сечения в основании, в средней части имел восьмиугольную форму, а вверху — цилиндрическую.

Современник Батлера, немецкий историк архитектуры Германн Тирш (Hermann Tiersh) развил его теорию в своем подробном исследовании об истории Фаросского маяка. Он доказал, что античная башня уцелела до исламских времен, и, возможно, именно она стала прообразом минаретов мамлюкского Египта.

Но даже Тирш признавал, что ответ на вопрос не так прост. Не все минареты состоят из трех фрагментов разной геометрической формы, подобно египетским. Некоторые бывают квадратными в сечении, другие — круглыми. Поэтому он предположил, что четырехгранные минареты, например, в Сирии, Северной Африке и Испании, произошли от башен церквей.

Эту гипотезу подтверждает тот факт, что в Средние века в Северной Африке и Испании минареты называли арабским словом савмаа, которое раньше использовали для обозначения монашеской кельи. От слова савмаа произошло и ныне вышедшее из употребления испанское слово zoma, что значит «башня». Однако эта теория не объясняет происхождение башен цилиндрической формы. Тирш считает, что минареты такой формы, распространенные в Иране, Афганистане и Центральной Азии, произошли от римских и византийских триумфальных колонн. Это объяснение подкрепляет его точку зрения о том, что минареты в основном возводились как символ триумфа ислама над другими религиями. Но если связь четырехгранных церковных башен в Сирии с четырехгранными сирийскими минаретами проследить относительно легко, то Тирш не объясняет, как и почему сооружение вроде колонны Траяна в Риме могло вдохновить зодчих Центральной Азии на возведение кирпичных минаретов в виде круглых башен.

Еще одна группа европейских ученых искала происхождение минарета в древних кочевых культурах Центральной Азии и Индии. Например, историк искусства из Австрии Йозеф Стшиговски (Josef Strzygowski) (1862–1941) сравнил цилиндрические кирпичные минареты Ирана и Центральной Азии с круглыми башнями итальянских и ирландских кампанил (отдельно стоящих часовен) и предположил, что все эти виды башен имеют общее происхождение в народном искусстве степных кочевников Азии, которые мигрировали в Западную Европу в раннем Средневековье.

Его соотечественник и коллега Эрнст Диц (Ernst Diez) (1878–1961) тоже объяснял минареты как пережиток древней индоарийской традиции возведения деревянных столбов для изображения божеств.

В определенном смысле Э. Диц пошел по стопам британского историка архитектуры Джеймса Фергюсона (James Fergusson), жившего в XIX веке, который считал, что в индоисламской архитектуре минареты были производными от буддийских и джайнийских обелисков. По Фергюсону, эти минареты, в свою очередь, вдохновили китайцев на строительство пагод, за исключением спиралевидных, которые, на его взгляд, произошли от зиккуратов — ступенчатых башен, возводимых шумерами и вавилонянами в Месопотамии еще в третьем тысячелетии до нашей эры.

В то же время другие специалисты полагают, что минареты сами являются прямыми потомками месопотамских зиккуратов. Многие отмечают сходство 50-метрового минарета Аль-Мальвия, построенного в Самарре, Ирак, в IX веке, с зиккуратом.

Но, несмотря на существование многовековой традиции изображения самого знаменитого зиккурата — Вавилонской башни — в виде башни спиральной формы, на самом деле, как установили современные археологи, такой формы были только некоторые зиккураты. Точнее, зиккурат в Хорсабаде и, вероятно, еще один в Вавилоне — и то, это была не ленточная, а ломаная спираль. Тогда как подавляющее большинство были четырехугольными ступенчатыми башнями с выступающими маршами ступеней, примыкающих к стенам сооружения строго под прямым углом. Поэтому если образцом для минарета Аль-Мавлия и послужил зиккурат, то это не был зиккурат традиционной формы.

Действительно, у мусульман зиккурат, в частности Вавилонская башня, вероятнее всего, ассоциировался с идолопоклонством. Например, один из аятов суры «Пчелы» гласит:

«...Аллах разрушил основание их строения. Крыша обрушилась на них сверху...» (Коран, 16:26).

Речь идет об огромной башне легендарного царя Нимрода, которая должна была достигать небес. Поэтому маловероятно, что в глазах благочестивых мусульман зиккурат был подходящим образцом для строительства исламского религиозного сооружения. Очевидно, что башня, которая могла послужить прообразом минарета, должна была вызывать у мусульман совершенно иные ассоциации, и любое объяснение происхождения и значения минарета должно начаться с поиска этих ассоциаций.

По-видимому, первой мечетью с башнями стала Большая мечеть в Дамаске, построенная в начале VIII века. Башни были относительно низкими, четырехгранными, некоторые из них можно увидеть и сейчас с четырех сторон мечети. Но они остались от более ранней постройки, а именно ограждения вокруг римского храма Юпитера, некогда стоявшего на месте мечети. Какой цели служили римские башни во времена Омейядов — неизвестно. Вполне возможно, что с них муэдзины произносили азан. Через несколько веков на двух этих приземистых башнях сделали надстройки в мамлюкском стиле, а также построили третью такую башню, с северной стороны мечети.

Первая мечеть со специально возведенными башнями — это Мечеть Пророка в Медине, подвергшаяся существенной перестройке в VIII веке при халифе Аль-Валиде из династии Омейядов (тогда же реконструировали и Большую мечеть в Дамаске). В отличие от последней, от мечети в Медине ничего не осталось. По историческим свидетельствам, с четырех сторон от нее тоже стояли башни. Но мединские башни были выше и тоньше, примерно 25 м в высоту. В исторических документах эти башни называются манар или манара, но ничего не сказано о том, какую функцию они выполняли.

Приблизительно в то же время, по приказу Омейядов, по углам Запретной мечети в Мекке были построены похожие высокие тонкие башни (позднее они тоже подверглись перестройке). Но другие мечети в тот период все еще не имели минаретов. Должно быть, в обоих случаях башни возводились не ради азана — он раздавался изо всех мечетей — а чтобы подчеркнуть особый статус святынь, которые они украшали.

Более того, известно, что первые мечети, но не все, имели на крыше небольшую постройку для муэдзина, откуда он провозглашал азан. В такой мини-минарет можно было попасть по лестнице снаружи мечети, он напоминал маленький минбар или кафедру, которая обычно бывает в соборной мечети.

Первый пример такой конструкции, уцелевшей до наших дней, находим в главной мечети Босры в Сирии. На крышу ведет узкая лестница на наружной стене мечети. На ступенях есть частично сохранившаяся надпись о строительстве мизаны в 720–721 году.
Такие мизаны мусульмане строят веками в разных регионах, в частности в отдаленных районах Верхнего Египта, в Восточной Африке, Анатолии и в Иране, вдоль побережья Персидского залива. Например, египетский архитектор Хасан Фатхи (Hassan Fathy), включил такой минарет на крыше в свой проект традиционной мечети в деревне Нью-Гурна близ Луксора.

Источник: Aramco World