Среди гор Пирин и Родопы, в деревушках, гнездящихся в этом живописном, труднодоступном и экономически отсталом уголке юга Болгарии, живут помаки – болгарские мусульмане, понемногу возвращающиеся к своей самобытности.
Вытесненные на обочину общества за 45 лет коммунизма, они говорят, что в те годы быть помаком считалось чем-то постыдным.
«Но теперь благодаря интернету это понятие стало приемлемым, оно стало символом всего культурного наследия, которое мы сохранили», — говорит эксперт по этой этнорелигиозной группе Мехмед Боюкли (Mehmed Boyukli).
Среди множества мусульманских общин на Балканах это крупнейшая, но помаки не единственные, кто пользуется открытыми границами, а с некоторых пор, и социальными медиа-ресурсами, чтобы заново открыть общую культуру балканских наций, которая выкристаллизовывалась среди народов бывшей Османской империи после Первой мировой войны.
Открытие границ и интернет-активизм
После открытия границ в конце 1980-х и появления социальных СМИ молодежь формирует новую всебалканскую мусульманскую культуру.
22-летняя Салейка Грошар (Saleika Groshar) из болгарского села Брезница не застала коммунизм, она обожает фольклорную музыку и ведет группу на Facebook «Помаки, торбеши, горанцы: три названия – один народ». Среди ее друзей много горанцев – представителей мусульманской этнической группы, населяющей юг Косово и север Албании – с которыми она регулярно общается и обменивается аудиофайлами с местной народной музыкой.
«Они учат болгарский, а я горанский», — говорит она.
Хотя теперь еще не время утверждать наверняка, но, возможно на основе этих культурных сдвигов со временем будет выткана новая этнорелигиозная ткань, разорванная политическими катаклизмами конца XIX – начала XX века, когда на месте Османской империи образовались национальные государства Болгария, Албания и Югославия.
Османское правление было основано на понятии миллетов – религиозных сообществ (мусульманского, еврейского, христианского и пр.), которые обладали собственными административными учреждениями и руководствовались собственными религиозными законами. Миллеты были первоисточником идентичности османских подданных до тех пор, пока в XIX веке они не начали приобретать национальное самосознание. В Османской империи все мусульмане – турки, албанцы, арабы, славяне – принадлежали к мусульманскому миллету, а их язык, происхождение, национальность имели второстепенное значение.
Создание в XIX веке на Балканах новых христианских государств привело к изоляции мусульманских меньшинств на их территориях, новые власти усматривали в них потенциальную угрозу. В XX веке в одной только Болгарии было проведено не менее четырех кампаний по принудительной ассимиляции – первая в 1912 году, последняя в 1989 году – под предлогом восстановления христианской самобытности населения, принявшего ислам несколько веков назад «под османским игом». Но после падения коммунизма в Восточной Европе и открытия границ в ходе расширения Евросоюза, социальные СМИ стали для балканских мусульман одним из мощнейших инструментов изменения восприятия самих себя и взаимоотношений между собой.
«Вдруг вокруг нас открылись все границы, и мы обнаружили, что есть другие островки культуры, такой же как наша, где живут люди, такие же как мы. Тогда нам стало понятно, что мы не одни», — говорит Боюкли.
Он тоже родился и живет в Брезнице, селе на склонах Пирин, известном как «столица» помакской культуры и центр Интернет-активизма этой общины.
По его словам, чем больше балканские мусульмане узнают друг о друге, тем более искусственно звучат названия мусульманских этнических групп. Например, помаки живут не только в Болгарии, но и на севере Греции и в западной части Турции, где они, по большей части, ассимилировались. Болгарские помаки говорят на болгарском, а диаспоры – на языках соответствующих стран.
Торбеши и горанцы в Косово и Албании говорят на нашенском диалекте – южнославянском языке, отчасти похожем на болгарский. Торбеши живут в Косово и Македонии, горанцы – в Албании, Косово и Македонии. В Боснии тоже есть мусульмане, это бошняки, но их можно назвать «двоюродными братьями» торбешей и горанцев из-за более заметных лингвистических и культурных отличий, к тому же они считают себя в первую очередь бошняками, а уж затем мусульманами.
Со стороны эти нюансы обычно трудноразличимы. Официально горанцы — это малая народность, населяющая, в основном, историко-культурный регион Гора, в 1928 году поделенный между Албанией и Югославией. Торбеши и горанцы имеют один язык и считают себя одним народом. Их язык называется «нашенский», т.е. «наш», себя и друг друга они называют «нашенцы». Можно себе представить всю степень их изоляции, говорит болгарский этнограф Веселка Тончева (Veselka Toncheva), если они называют себя «наши», значит, всех других они считают «чужими». Однако сейчас эти различия постепенно стираются.
Помакская культура
Брезница известна не только тем, что активно представляет помакскую культуру, но и красотой местных песен и национального костюма, ткачеством и исламскими традициями. Ее население составляет примерно 3500 человек, из них 90% мусульмане. Старинные деревянные и кирпичные дома ютятся рядом с современными бетонными постройками. В алюминиевом вагончике находится контора «Легкий кредит», здесь выдаются мгновенные потребительские кредиты. Интернет-кафе закрыты, так как практически у каждого есть домашний интернет.
Что касается хозяйства, то после коммунизма жители Брезницы стали отходить от традиционного выращивания табака. Мужчины уезжают на заработки на стройки в большие города и за рубеж. Многие женщины работают на двух местных ткацких фабриках, продукция которой идет на экспорт в Германию: на одной шьют мужские костюмы, на другой – баварский национальный женский костюм дирндль.
Принудительная ассимиляция мусульманского населения, в том числе этнических турок, а также цыган, проводившаяся коммунистической властью Болгарии, означала запрет на исламскую одежду, музыку и культуру и даже мусульманские имена. Всем приходилось брать новые болгарские имена, зачастую созвучные названиям цветов и птиц.
«Смысл был в том, чтобы у нас не было своей культуры, чтобы мы изменили всю нашу жизнь, имена и даже песни», — говорит Боюкли, штукатур по профессии.
При коммунизме, вспоминает он, однажды кто-то привез в село югославскую пластинку с горанской музыкой, и это было большой радостью для его односельчан, потому что эта музыка была так похожа на местную.
«Когда мы поняли, что где-то есть такой же народ, как и мы, это как бы стало признанием нашей культуры».
Свадебные традиции
После падения коммунизма болгарские мусульмане смогли вернуть себе свои имена на фоне подъема национально-религиозного самосознания. Теперь, по прошествии 20 лет, этот энтузиазм несколько спал, и начала формироваться новая культура, представляющая собой гибрид традиционной и современной.
Пожалуй, очевиднее всего эта тенденция наблюдается на мусульманских свадьбах, богатые традиции которых сохранились еще с османского периода.
Многие из них похожи на обычаи других мусульманских народов, несмотря на то, что 45 лет Болгария, Югославия и Албания были фактически изолированы стенами «холодной войны».
Сегодня у 27-летнего Мусы Даракчи (Musa Darakchi) свадьба. Благодаря открывшимся границам он смог выехать в Германию, где пять лет работал на сельскохозяйственных работах в районе Дюссельдорфа. На заработанные деньги он купил в Брезнице дом и устроил свадьбу на 500 гостей.
«Мне важно знать, что наши традиции перейдут и к будущим поколениям. В отличие от моего деда и отца я меньше знаю о наших традициях, но я тоже хочу что-то передать своим детям», — делится мужчина.
Назавтра в 8.30 на деревенской площади заиграли зурны и тупаны. Зурна – восточный духовой музыкальный инструмент, предшественник гобоя. Когда начинает играть оркестр из четырех зурн и трех тупанов (барабанов), это считается объявлением о свадьбе.
Шествие к дому жениха возглавляет высокий молодой человек в кричащем серебристом костюме. Это брат жениха, он несет красный свадебный флаг. В углу, где раньше находился полумесяц со звездой, означающие мусульманский миллет, блестками нашит рисунок в виде сердца.
«Коммунистам не нравились полумесяц со звездой, но они ничего не имели против флага, потому что он красный», — рассказывает Боюкли.
Во времена ассимиляции в запретный список попала даже зурна, считавшаяся «слишком турецкой», и музыканты перешли на аккордеоны и саксофоны, на которых разрешалось играть только болгарскую или русскую музыку.
Вот выходит жених, на лацканах его пиджака вокруг белой розы в несколько рядов пришпилены купюры в 50 евро. Он идет впереди медленно движущейся процессии, которая периодически останавливается для танцев. К тому моменту, когда они подходят к дому невесты, за ним следует большая толпа. Кто-то изнутри закрывает перед шествием ворота дома. Тогда начинается передача купюр и переговоры. Оркестр играет слишком громко, и в толпе не слышно, о чем говорят у ворот.
Но вот ворота открываются, и толпа гостей вваливается внутрь. Молодые позируют для фотографий на фоне «чеиза», приданого невесты: высокой горы ковров и одеял, которую окружает груда кухонной утвари от сушилки для посуды до кастрюль, все это в окружении пышных подушек, на которых сидит плюшевый мишка. Такое вот символическое и буквальное представление о семейном благополучии и достатке.
Когда толпа редеет, чеиз предмет за предметом начинают переносить в грузовик, ожидающий на улице. Задняя стенка грузовика представляет собой открытую металлическую рамку, сквозь которую могут увидеть приданое все желающие. Дальше в эпицентре процессии грузовик медленно движется к площади, где народ собирается на гуляние по случаю свадьбы.
«Женщины – единственные носители и хранительницы нашей самобытности»
Неофициальный местный фотограф 36-летний Салих Буковян (Salih Bukovyan) – финансовый директор поселка. Ему нравится рассуждать о помакской культуре и ее проблемах. У него хранится одна из крупнейших коллекций традиционного костюма и песен этой народности.
«Если наши женщины перестанут носить одежду, которая делает нас уникальными, то ассимиляция состоится. Женщины – единственные носители и хранительницы нашей самобытности, если они ее утратят, она будет потеряна для всех нас», — считает Буковян.
Он увлекся фольклором еще в детстве благодаря бабушке. Он всегда любовался гармонией народных песен, которые она пела, и так же гармонично под ее руками возникали яркие геометрические орнаменты, когда она ткала приданое для своей дочери.
«Она любила красоту, и даже умерла с песней на устах», — говорит Буковян.
Местные женщины по-прежнему ткут и вяжут, но некоторые техники уже позабыты. Чтобы сохранить достояние этих народных ремесел, Буковян сохраняет стежки и орнаменты в формате Excel с указанием цветов и узоров.
Он же записал 10 тысяч строк помакских народных песен и стихов. Кроме того, он ведет блог с маленьким виртуальным этнографическим музеем и надеется когда-нибудь построить первый в Болгарии настоящий этнографический музей помакской культуры.
Как многие другие любознательные балканские мусульмане, Буковян проводит значительную часть свободного времени в Интернете, общаясь с друзьями из Болгарии, Македонии, Косово и Турции. Знакомство балканских мусульман друг с другом еще только начинается, отмечает он.
«Если нам удастся сплотить помаков Болгарии в одну культурную группу, мы также сможем говорить о торбешах и горанцах как членах одной и той же общины в разных государствах, — говорит Буковян. — Это больше не будут болгарские помаки и македонские торбеши. У нас всех будет новое название, мы сами будем себя так идентифицировать».
Это название будет «нашенцы», как себя и сейчас называют горанцы и торбеши.
Фольклорная музыка
Местное кабельное телевидение Брезницы одновременно является местной информационной службой, а значит ведущим публичным форумом. Сюда звонят, чтобы заказать песню, передать привет, поздравить с днем рождения или свадьбой, выразить соболезнования по поводу смерти.
Владелец телеканала Исмаил Грошар (Ismail Groshar) говорит, что в последние годы болгарская поп-музыка стала менее популярной по сравнению с местной народной: народные песни хотят услышать примерно две трети телезрителей.
Среди жителей Брезницы пользуется популярностью горанская фольк-группа из Косово Braca Muska (Братья Муска) с тех пор, как Мехмед Боюкли привез на станцию их компакт-диск. Местные музыканты теперь исполняют на праздниках их песни, такие как “Vo Kafana” (В кафе), “Cerno Oko Sareno” (Блестящие черные глаза) and “Tudzina je Mlogo Teska” (Грустно на чужбине).
19-летняя Зейнеп Сакали (Zeynep Sakali) – поклонница Braca Muska и сама поет в местной фольклорной группе Gaitani. По ее словам, народной музыкой интересуется почти половина молодежи их села.
«Когда у меня плохое настроение, я не хочу смотреть кино, я слушаю фольклорную музыку», — говорит девушка.
Ее подруга и коллега по ансамблю Салейка Грошар считает, что ей повезло стать одной из первых помаков, побывавших в Косово: в прошлом году она выступала там с ансамблем.
«Я не ожидала, что нас будут так много фотографировать. Им очень понравился наш народный костюм».
В заключение поездки она пригласила коллектив Braca Muska в Брезницу.
«Мы мечтаем, чтобы они приехали», — говорит она.
«Нашенцы» и «нашенский» язык
В шести часах езды в сторону Косово в городе Призрен живет Раиф Кази (Raif Kasi), журналист по профессии и торбеш по национальности, он работает в телерадиокомпании Косово, в службе вещания на боснийском языке. Как и большинство «нашенцев», он поддерживает связь с другими балканскими мусульманами при помощи Интернета. Журналист часто бывает на региональных встречах и конференциях по проблемам балканских мусульман.
Его родной город Призрен был, вероятно, самым османским городом на Балканах и это видно не только по архитектуре, но и по его многонациональному духу. В городе нет этнического большинства, здесь можно свободно говорить на любом языке – сербском, албанском, турецком, английском, нашенском. В Призрене, как и во всей бывшей Югославии, заметна особенная южноевропейская культура кафе, местный макиато поистине великолепен.
«Мы очень похожие народы, у нас очень похожая культура и религия, но разный язык, — объясняет Каси, сидя на террасе кафе. — Сто лет назад мы говорили на одном языке [нашенском], но теперь это изменилось».
Горанцы, как называют мусульман, которые живут в провинции Косово Гора и говорят на «нашенском» диалекте, это одна из шести народностей, официально населяющих Косово. Однако торбеши не входят в этот список, обычно официально они относят себя к бошнякам, намного большей группе, которая говорит на боснийском языке (ранее назывался сербохорватским), благодаря этому народность торбешей больше представлена в политической и социальной жизни. В публичной сфере и образовании торбеши пользуются боснийским языком, а нашенский оставляют для общения в семье.
Мифтар Адеми (Miftar Ademi) надеется, что так будет не всегда. Он пришел в кафе с учебником нашенского языка, который написал и издал сам. Он же стал автором алфавита «нашеницы», основанного на латинице с диакритическими знаками для особых звуков. Его сын, студент-медик, Анандо создал соответствующий компьютерный шрифт.
«Его легко установить в Windows», — говорит Анандо.
Его цель – сделать письменный нашенский более «естественным и аутентичным».
Адеми рассуждает о красоте нашенского как знаток редких языков.
«Это архаический язык, очень древний, но в то же время живой», — поясняет он.
Он стал фундаментом для других южнославянских языков, таких как сербский и болгарский.
«Наш язык – это ствол, а другие языки региона – это ветви… Этот язык никогда не был языком литературы», — говорит он без гордости или стыда, просто отмечая факт.
На сегодняшний день на нашенском издано только 15 книг, но со временем их станет больше, как надеется эксперт.
«Закупоренные» границы
По ту сторону границы, на северо-востоке Албании стоят девять горанских сел с населением, в общей сложности, около 15 тысяч человек. При коммунистах они жили в почти полной изоляции. В машине по дороге в албанский город Кукес, куда он едет на встречу со знатоком нашенского языка и культуры Назифом Докле (Nazif Dokle), Каси рассказывает о своей первой поездке через границу в 2000 году.
В деревне Боря, вспоминает он, проводился первый культурно-исторический фестиваль. Каси был первым из нашенцев из Косово, побывавших здесь.
«Я вырос в 32 км от границы, которую не мог пересечь ни один югослав… Границы были закупорены, и мне всегда было интересно, что же по ту сторону», — говорит он.
Мы проезжаем затопленное поле, которое за год до его поездки, в 1999 году, было заполнено беженцами из Косово. Сегодня идет сильный дождь. Серое небо растворяется в сером асфальте дороги и бесцветных горах, все туманно и перепутано, как и сложная смесь балканских народностей.
Назиф Докле, написавший более 20 книг о нашенском языке, литературе, истории и культуре, ждет нас у себя дома. Будучи школьным инспектором, при коммунистах он много ездил по региону, втайне сочетая работу с собственным исследованием.
«Я повсюду расспрашивал людей из горанских сел об их словах. Моей целью было составить словарь».
Его албанско-нашенский словарь стал первым в мире словарем нашенского языка. Докле показывает пожелтевшие листки с заметками – свидетельство десятилетий работы по сбору данных. Это было тогда, когда интересоваться горанской культурой – или культурой любой малой народности – было небезопасно.
«Я держал свою работу в секрете, и меня не поймали», — говорит он.
По его словам, письменность на нашенском языке важна для его сохранения в научных целях, а не для чтения.
«Многие ученые пришли к выводу, что горанцы и торбеши – очень музыкальный народ, их культура очень музыкальна. И это правда. На свадьбах неважно, есть ли у вас голос или талант. Все поют», — говорит он.
Устная традиция этих народностей так сильна, что он употребляет слова «стихотворения» и «песня» как синонимы.
Народная музыка как фактор единения
Мы возвращаемся в Косово, чтобы встретиться с коллективом горанской народной музыки Braca Muska, ставшим столь популярным в Брезнице и на всех Балканах благодаря соцсетям и Интернету в целом. Дорога в село Рестелица на юге провинции Гора, пролегает по острым и скалистым западным склонам гор Шар. Местные жители считают, что эти горы отражают их дух. Каси постоянно размещает в Facebook фотографии этих гор в бесчисленных ракурсах и во все сезоны так, словно это и впрямь его родственники.
«Я хочу, чтобы помаки, горанцы и торбеши образовали культурное ядро для лучшего развития нашей культуры, песен, обычаев, — говорит Каси. — Раньше у нас было так мало информации. Даже я, журналист, не знал, что есть другие народы, как торбеши».
Улицы Рестелицы чистые и крутые. Дома выглядят безупречно, так как горанцы десятилетиями зарабатывают себе на жизнь за границей – в республиках бывшей Югославии, Италии и Швейцарии. Основное занятие местных жителей – строительство, которое пришло на смену традиционному пастушеству. Женщины на улицах одеты в строгие длинные черные плащи – они идут в гости накануне Курбай-байрама, мусульманского праздника жертвоприношения.
Певец Мурат Муска (Murat Muska), один из трех братьев Муска, объясняет, что их музыка звучит печально, потому что она реалистична.
«Я живу в Рестелице, но у меня здесь нет работы. Наши песни как раз об этом: о жизни, которой мы живем. Некоторые основаны на воспоминаниях народа о времени, когда мы были пастухами. Но наши новые песни на современные темы, например, о жизни иммигрантов в Италии или Швейцарии, о таких вещах, как визы».
Местная радиостанция Radio Bambus, ее сигнал охватывает только 15 км, поэтому с 2009 года идет Интернет-вещание. Менеджер Несим Ходжа (Nesim Hodja) говорит, что онлайн-аудитория его радиостанции бывает по 500-600 человек, многие из них иммигранты в Западной Европе и балканских странах.
По словам Ходжи, миссия радиостанции – помогать нашенцам больше узнавать друг о друге. Интернет, как ни одно другое средство коммуникаций до него, облегчает связь между балканскими мусульманами, которых разделяют границы и большие расстояния. Ходжа берет свой мобильный телефон и прослушивает запись – это звонок от помака из Болгарии, который просит поставить песню.
«У меня большая коллекция разнообразной нашенской музыки», — объясняет Ходжа.
Если жители Брезницы заказывают песни Braca Muska, то здесь, в Рестелице, местные часто просят поставить песни Гайтани, который приехал сюда из Брезницы в прошлом году.
Исламские традиции и связь культур
В 6.30 мы приезжаем к дому Каси в Любине, небо только начинает ярко синеть за горными утесами.
«Сюда надо приезжать пораньше, чтобы сделать хорошие снимки», — говорит он. Мы направляемся в местную мечеть.
На улицах много мужчин, идущих в том же направлении. Мечеть построена в 1979 году в югославском футуристическом стиле. Такое впечатление, что ее строили люди, знавшие будущее. Все желающие не вмещаются в главном молельном зале и располагаются в прилегающих коридорах, на балконах и в классе, где на доске написано «Счастливых праздников» на арабском, турецком и нашенском.
После намаза мужчины отправляются на кладбище. Здесь исламские традиции занимают такую важную часть жизни, что кажется, что их исполняют инстинктивно. Рядом с простым бетонным прямоугольником, поросшим травой, Каси опускается на колени и начинает тихо молиться – это могила его бабушки и дедушки. Потом он идет на могилу матери жены.
«Мы всегда так делаем, каждый праздник», — говорит он.
После большого праздничного обеда мы идем домой к Селме Шаипи (Selma Shaipi).
«Сохранение традиций – это источник счастья, — говорит молодая женщина, показывая нам видеозапись своей недавней свадьбы. — В то же время каждый год добавляют что-то новое».
На ее свадьбе мы видим много тех же элементов, что и на помакской свадьбе в Болгарии: приданое в виде ковров и текстиля, выставленное во дворе на всеобщее обозрение; зурны и барабаны, сообщающие о начале свадьбы, подарки в виде чорапи – шерстяных носков ручной вязки, которые дарят в больших количествах, кажется, по любому поводу; как символ чистоты в новом доме молодых на плечах у мужчин, участвующих в свадебной церемонии, повязаны полотенца.
Селма говорит, что свадьба ее матери сильно отличалась от ее собственной. Например, ее мать была верхом на лошади, каждый гость ел из одной тарелки. Во время разнообразных предсвадебных обрядов Селма была в ярком цветном народном костюме, но выходила замуж в традиционном белом платье. А ее мать на свадьбе была в традиционном платье.
«Это прекрасно – быть в такой красивой одежде в моменты счастья», — говорит она.
Самое большое отличие в том, что ее мать выходила замуж раскрашенной в прямом смысле слова.
Ритуал раскраски лица и рук невесты был распространен среди мусульман на всех Балканах. Лицо и кисти рук невесты покрывают белой краской, поверх которой наносятся замысловатые узоры из хны и блесток. Эта традиция восходит к османскому периоду и даже раньше, ее происхождение неизвестно.
В Косово искусством украшения невесты владеет только одна пожилая женщина из соседнего села. В Болгарии традиция «раскрашивания» невест сохранилась только в трех селах.
Мы смотрим видеозапись со свадьбы Селмы Шаипи: вот ее окружили подруги, они что-то ей поют. Замужние женщины в ярких красно-желтых традиционных нарядах, незамужние в белых. Шаип громко и искренне плачет, так как скоро ей придется расстаться с родным домом. Ее грусть не меньше от того, что ее новый дом – где живет жених со своими родителями – только в двух минутах ходьбы от дома ее родителей.
Подруги поют: «До сих пор ты слушалась мать. Теперь будешь слушаться свекровь».
«Она слушается?», — спрашиваю я свекровь, которая сидит тут же, напротив молодой невестки.
«Да, она слушается», — отвечает та серьезно и с достоинством.
«Я слушаюсь, — говорит молодая женщина игриво. — У меня же есть уши».
Еще один важный элемент праздника Курбан-байрам мы наблюдаем в соседней деревне Небрегосте, где дома рассыпаны по крутым улочкам на фоне скалистых гор. На главной площади шум и движение. Примерно 30 мужчин в защитной одежде и желтых дождевиках с ножами, веревками и полиэтиленовыми пакетами готовятся к чему-то. На остановке устанавливают огромный гриль, чтобы жарить мясо семи буйволов, пожертвованных нашенскими эмигрантами из Швейцарии.
Совершается исламский ритуал жертвоприношения. Стоят весы для взвешивания мяса, его раскладывают по пакетам для раздачи бедным. Потом один мужчина обходит всех, предлагая свежепожаренные почки на разделочной доске.
Исмаилдж Зульджи (Ismailj Zulji) снимает эту сцену на смартфон и отправляет видеоролик семье в Цюрих. Он строительный подрядчик, скоро собирается выйти на пенсию и несколько раз в год приезжает в родную деревню. Он помогал собирать деньги на покупку жертвенных животных для Курбан-байрама, жертвовал деньги и на другие проекты для односельчан, например, ремонт главной площади.
Нашенская диаспора в Цюрихе очень дружна и организованна, рассказывает он. Обычно по праздникам в местном спортклубе «Шар» (в честь гор на родине) собирается по полторы тысячи человек.
«Очень важно, чтобы наши дети знали как можно больше о нашей культуре, помнили, где их корни», — говорит он.
Таких диаспор выходцев с Балкан очень много по всей Европе, первое поколение иммигрировало еще при социалистической Югославии.
Деды Зульджи летом пасли скот в горах Шар, а к зиме спускались в долины вокруг Салоник, но их дети имеют образование и больше не занимаются пастушеством. Социальные СМИ помогают общине, считает Зульджи:
«Мои сыновья читают о болгарских помаках в Интернете… Мы не только постоянно на связи, но у нас даже было несколько горанских свадеб, когда люди, живущие в Гора и Швейцарии, познакомились по Интернету, — говорит он. — А дети уже воспринимают такое общение как нечто само собой разумеющееся».
Источник: Saudi Aramco World
Add new comment