Непрочтенный шедевр Эвлии Челеби

Луи Вернер (Louis Werner)

В 2011 году мир отметил 400-летие со дня рождения одного из величайших, но при этом малоизвестных, путешественников — человека, который побывал на краю света из чистого удовольствия.

Для обласканного султаном придворного Османского двора, истинного сына своего любимого Стамбула, Эвлии Челеби «краем света» были западные, восточные, южные и северные границы Османской империи. А если судить по его путевым заметкам (которые, впрочем, не всегда выглядят достоверным отражением фактов), то к концу жизни – а умер он примерно в 1683 году - путешественник побывал далеко за этими пределами: в Амстердаме, Персии, Эфиопии и России.

Письменное наследие Челеби «Сейяхатнаме» (Книга путешествий) состоит из 10 томов и тысяч страниц, написанных на велеречивом языке османских турок. Следует отметить, что тексты Эвлии Челеби непросты для перевода из-за многословности, витиеватости и живости авторского языка, многочисленных отсылок к Корану, народным арабским и тюркским поговоркам и классическим произведениям, например, «Шахнаме» Фирдауси и «Гулистан» Саади. 

Как это часто происходило в Османской империи, только благодаря посредничеству влиятельного придворного – в данном случае это был глава черных евнухов Хаджи Бешир Ага – рукопись Эвлии Челеби была извлечена из пыльного мрака каирской библиотеки, где она хранилась после его смерти, и привезена в Стамбул в 1742 году, где была размножена и приобрела известность.

По словам переводчика, почетного профессора Университета Чикаго, много лет посвятившего изучению труда Эвлии Челеби, Р.Данкоффа, это «самое длинное и полное описание путешествия в исламской, а возможно и в мировой литературе». Однако, это верно лишь отчасти. Р.Данкофф сравнивает «Сейяхатнаме» с подземным рудником, в который можно углубляться то здесь, то там, но в нем редко прокапывают туннель от начала и до конца. Он пишет, что для Эвлии «путешествие не было средством отвлечься – оно было его страстью. Он хотел увидеть все и обо всем увиденном написать».

Следует отметить, что «Сейяхатнаме» полна фантазий, рассказов о воображаемых и идеализированных путешествиях, которые Эвлия никак не мог совершить. Поэтому историк Османской империи Сурайя Фарухи (Suraiya Faroqhi) называет ее «романтизированными путевыми заметками» или «выдуманным дневником», при написании которого автор не слишком заботился о правдоподобии.

Таким образом, сочинение Челеби часто походит, скорее, на невероятные истории Геродота, чем на записки очевидца, как у Марко Поло, напоминает сюрреализм Хорхе Луиса Борхеса и Итало Кальвино не меньше, чем вполне достоверные описания Страбона и Птолемея.

«Благочестивый, но чуждый условностям», так Р.Данкофф и С.Ким характеризуют Эвлию Челеби как автора, который в тексте чаще всего называет себя «бу хакир», что значит «сей недостойный и смиренный» или, говоря современным языком, «ваш покорный слуга».

Тем не менее, голландский историк османской архитектуры Махиел Кил (Machiel Kiel) сравнил описания балканских мечетей, общественных бань и суфийских текие, данные Эвлией, с реальными объектами, сохранившимися до наших дней, и пришел к выводу, что Эвлия весьма точен. Таким образом, несмотря на то, что в «Сейяхатнаме» немало небылиц о местах, где автор на самом деле не был, порой на него можно положиться как на вполне правдивого корреспондента, особенно в описаниях албанских, македонских и черногорских населенных пунктов, которые он видел своими глазами. В их числе Шкодер (Скутари), Берат, Гирокастра, Влёра, Дуррес, Эльбасан, Охрид, Будва, Бар и Улцинь.

Герой повести «Белая крепость» лауреата Нобелевской премии турецкого писателя Орхана Памука (Orhan Pamuk), пленник-итальянец при Османском дворе рассказывает историю, похожую на вымысел, в присутствии самого Эвлии, черпая вдохновение из его «Сейяхатнаме». Неудивительно, что в «Сейяхатнаме» даже есть эпизод с участием Мигеля де Сервантеса в виде «однорукого испанского раба». По всей видимости, как и Дон Кихот, Эвлия подвержен мечтаниям, похожим на правду больше, чем сама жизнь.

Эвлия Челеби утверждает, что его жизнь путешественника началась с того, что когда ему было 20 лет, он увидел сон, в котором повстречался не только с Пророком Мухаммадом (мир ему и благословенне), но и с его сподвижниками и первыми четырьмя халифами, а также другими, менее значительными, исламскими деятелями. Он был так потрясен их присутствием, что с трудом владел языком и вместо того, чтобы попросить у них заступничества (шефаат), попросил путешествий (сейяхат) – и получил и то, и другое. После этого ему было сказано:

«Объезди весь мир и будь прекрасным образцом среди мужей. Опиши страны, которые будешь проезжать, их замки, крепости, замечательные памятники, яства и напитки ... размеры их провинций и долготу дня, и создай сочинение, которое будет памятником, достойным тебя».

Первый том десятитомного сочинения Эвлии Челеби посвящен описанию его родного Стамбула, который он с любовью называет «Исламбол» (полный ислама). Он измеряет шагами внутренний периметр городских стен от одной дамбы до другой и обнаруживает, что в каждой 30 тысяч шагов. Здесь же он приводит подробный список мечетей и кварталов города, а также рассказывает его историю, начиная с сомнительного факта основания ветхозаветным пророком Соломоном (мир ему), до покорения Мехмедом Завоевателем в 1453 году(когда прадед Эвлии был знаменосцем султана), и заканчивая детальным описанием великого шествия всех цехов Стамбула, организованного по приказу султана Мурада IV в честь предстоящего похода на Багдад в 1638 году.

Эвлия явно впечатлен мечетью Айя-Софья, но еще больше – мечетью Сулейманийе, построенной великим архитектором Синаном по приказу Сулеймана Великолепного на одном из высоких холмов Стамбула. Путешественник называет ее мечетью «неописуемой красоты». Далее он пишет:

«Однажды смиренный автор этих строк наблюдал как десять неверных из числа франков, сведущих в геометрии и архитектуре, рассматривали ее минареты, прикусив палец от изумления, а когда они увидели ее купол, то стали подбрасывать свои шапки с криками "Мария! Мария!"».

Что касается шествия цехов перед долгожданным походом Османов на Сефевидов, то Эвлия пишет, что парад «всех цехов и профессий, купцов и ремесленников» продолжался три дня:

«Процессия началась на рассвете и продолжалась весь день до заката. По случаю этого парада вся работа и торговля в Константинополе были прекращены на три дня, в течение какового времени город заполнился буйством и суматохой… Нигде больше не видели и не увидят такую процессию; ее можно было осуществить только по высочайшему повелению султана Мурада IV. Аминь!»

Эвлия с удовольствием перечисляет участников шествия, он пишет что «они были разбиты на пятьдесят семь частей и в общей сложности состояли из тысячи и одного цеха». Далее он продолжает:

«Все эти цехи проезжают в повозках или идут пешком с инструментами, соответствующими их ремеслу, и производят большой шум, показывая свою работу».

Рассказчик подробно описывает одежду каждого цеха и гильдии и то, как они представляли свои ремесла и занятия, стараясь поразить зрителей и султана, наблюдавшего за процессией из Алай Кёшка (Киоска процессий), смотрового павильона перед внешней оборонительной стеной дворца Топкапы. В этом описании, занявшем более трети одного тома, Эвлия рассказывает «о всех цехах и профессиях, купцах и ремесленниках, гильдиях и занятиях в этом громадном городе Константинополе, с уставами, доставшимися им от их шейхов или старейшин»: здесь были мистики и меховщики, карманники и муэдзины, барышники и попрошайки, книготорговцы и певцы, палачи и конюхи, сборщики навоза и могильщики, прорицатели и плакальщики, содержатели домов для умалишенных и аптекари, кондитеры и мясники, погонщики верблюдов и факельщики, изготовители фаршированных овощей и мореплаватели, ныряльщики за губками и спасатели кораблей, пастухи и дрессировщики медведей, укротители львов и торговцы шербетом.

Об изготовителях игрушек он пишет:

«Игрушечники Эйюба выставляют на телегах тысячи всяких поделок и игрушек для детей. В их поезде можно видеть и бородатых старцев, и тридцатилетних мужчин. Некоторые одеты детьми в чепцах и нагрудниках, а другие — нянями, которые ухаживают за первыми. Бородатые малыши орут, требуя игрушек, или играют с волчками, или дуют в маленькие трубы».

Об изготовителях опиума:

«Они проходят в процессии, приготавливая опиум, некоторые высовывают языки как висельники, некоторые громко выкрикивают и будят их ото сна».

О тех, кто занимается обрезанием:

«Они украшают свои повозки огромным количеством лезвий и совершают обрезание мальчиков под звук барабанов».

Эвлия Челеби родился 10 мухаррама 1020 года по исламскому календарю (25 марта 1611 года). Его отцом был Дервиш Мехмет Ага, бывший солдат, имам и придворный ювелир. Эвлия получил прекрасное образование и взял себе псевдоним по имени своего любимого учителя, придворного имама Эвлии Мехмета Эфенди, добавив к нему османский титул, указывающий на благородное происхождение «Челеби». Он привлек внимание султана Мурада прекрасным чтением Корана, когда состоял хафизом при Айя-Софья. Находясь в свите султана, Эвлия продолжал свое обучение, осваивая каллиграфию, пение и грамматику.

В дальнейшем он заслужил благосклонность султана своим остроумием и сообразительностью, вследствие чего властитель разрешил ему первые короткие поездки, описанные во втором томе «Сейяхатнаме».

Впервые из родного города Эвлия выехал в 1640 году, отправившись на месяц в Бурсу. Далее последовали поездки в Измит и Трабзон, а затем по Черноморскому побережью до Анапы. В Стамбул путешественник возвращался через Крым, посетив Бахчисарай и Балаклаву. На Черном море мореплавателя застигла буря, корабль едва не пошел ко дну. Вот как описывает он стихию:

«Нас бросало в водовороте бедствия… Ветер дул то в нос, то в корму, мы не понимали, в каком направлении плыть… Все моряки были бледны и терли руки… Стояли плач и рыдания, так как все отчаялись выжить».

Эвлия и его спутники спаслись на плоту, откуда им пришлось вычерпывать воду своими тюрбанами. После этого весь остаток жизни Эвлия избегал морских путешествий.

Но не прошло и полугода, как Стамбул, который он когда-то называл «завистью царей, небесной обителью», показался ему тесен, и он снова отправился в путь. За всю свою жизнь Эвлия никогда не занимал официальной должности при дворе, боясь связывать себя обязанностями. К тому времени он начал называть себя просто «путешественник по миру».

Эвлия пишет, что за свою жизнь он был свидетелем 22 битв, пересек территории 18 государств и слышал речь на 147 языках. Во время своих странствий он наблюдал представление канатоходцев в Истанозе (близ Анкары), встречался с продавцами кошек в крепости Ардебиль, видел нефтяные колодцы в Баку, интриговал с курдским военачальником Абдал-Ханом, правителем Битлиса, города рядом с озером Ван в восточной Анатолии, где едва не погиб. Сначала Эвлия восхвалял Абдал-Хана, называл его «хезарфен», человеком тысячи умений: искусным часовщиком и ювелиром, мастером соколиной охоты и изготовителем стрел, но, в конце концов, ему пришлось спасаться от него бегством, это было глухой зимой, когда «глубина снега достигала высоты минарета».

Эвлия, некогда воспевавший роскошный хамам османского султана во дворце Топкапы, был не менее впечатлен банями Абдал-Хана и их прислугой:

«В середине зала помещается бассейн с водой, из которого в потолок бьют триста фонтанов. Прислужники – невольники-черкесы и грузины –одеты и украшены драгоценностями. За изукрашенными поясами у них заткнуты кинжалы и ножи, украшенные драгоценными камнями. На ногах у них деревянные башмаки, отделанные перламутром. Они похожи на райских павлинов. С уважением они подают купающимся гостям накидки и деревянную обувь, украшенную перламутром».

По замечанию Р.Данкоффа, Эвлия обычно не осуждает немусульман за их религию, хотя часто употребляет обороты вроде «безбожники-германцы», «хитрые франки», «бесстыжие мингрельцы». Однажды один иностранец сказал ему: «Ты так долго путешествовал по землям неверных, что полюбил их». При этом Эвлия позволял себе пренебрежительные замечания в адрес своих братьев по вере: «высокомерные османы», «голые арабы», «бородатые персы».

В одной главе, отличающейся множеством этнографических подробностей, он сравнивает венгров с австрийцами и отмечает, что если первые – лютеране, то вторые – католики, описывает их различное поведение на войне и заканчивает довольно странным наблюдением, что «венгры более достойные и чистые неверные. Они не умываются по утрам мочой, как австрийцы, но пользуются для этого водой, как османы», однако добавляет, как бы извиняясь: «это их обычай, мы не можем их осуждать».

Но одну деталь, касающуюся австрийцев – заклятых врагов османов –  Эвлия не может упустить из виду. О дворе Габсбургов он пишет:

«По воле Божией, все императоры этого королевского дома выглядят одинаково отталкивающе. И во всех своих церквях и домах, как и на своих монетах, император изображен с уродливым лицом, определенно, если бы какой-нибудь художник осмелился нарисовать его более привлекательным, он был бы казнен, ибо люди подумали бы, что раньше его уродовали. Эти императоры гордятся своим безобразием».

Эвлия сообщает о некоторых причудливых обычаях, которые лично наблюдал. Например, в черкесской деревне Бозодок умерших хоронили в колодах, которые подвешивались на дерево, чтобы в них могли поселиться пчелы. По верованиям черкесов, это обеспечивало спасение души усопшего. Более того, по обычаю, семья покойного собирала и ела мед из этого гнезда, выплевывая зубы и волосы своего родственника, что безропотно делал и сам путешественник, по его собственному признанию.

Эвлия точно подмечал тонкости, присущие культурам меньшинств, населявших империю, но точно так же он подмечал вульгарные обычаи народов. Ему понравилась легкая жизнь в Трабзоне, он отметил, что «его климат прекрасен, а потому все его население — веселый и счастливый народ, любители наслаждений и трапез, беззаботные и беспечные, прекрасные друзья, преданные влюбленные. Цвет лица у них румяный. Их женщины — абхазские, грузинские и черкесские — красавицы, и поэтому их юноши и девушки такие миловидные, будто каждый из них — что осколок луны».

Тем не менее, он критикует греческих цыган за бранные слова, несколько примеров которых он приводит – один забористее другого – и заверяет своего читателя:

«У них тысячи таких непристойных выражений, так как они всегда ссорятся между собой, днем и ночью, и проклинают друг друга самыми непотребными словами. Они готовы убить за копейку».

Тяга Эвлии к постижению новых языков сравнима, разве что, с его любопытством к новым кушаниям и напиткам. Всегда осторожный с запретным и избегающий того, что не разрешено исламским законом, он с удовольствием  лакомится мясом жирафа на суданском Ниле со словами:

«Иншааллах, оно разрешено. В религиозных книгах мне не встречалось обсуждение этого предмета».

Он соглашается со своим патроном султаном Мурадом, который повелел закрыть стамбульские таверны и кофейни, и осуждает употребление опьяняющих напитков, но одновременно выказывает подозрительную осведомленность в этом вопросе.

«Я отроду не пробовал напитков, получаемых брожением, и запретных вещей, табака, кофе, чая, ни гранатового или финикового вина, ни вина из тутовых ягод, ни дынного, ни вина из какао-бобов…», — и далее он перечисляет еще 15 видов вина – «ни опиума, ни любовных пилюль… Об употреблении этих опиатов и крепких напитков я узнал от друзей, и, Аллах свидетель, что я никогда не пробовал ни одного из них».

Впрочем, зачастую он путешествовал не один. Многие свои поездки он совершил в обществе дипломатов и пашей, у которых служил секретарем, имамом или занимался разделом трофеев после военных побед. Поэтому в третьем и восьмом томах «Сейяхатнаме» в географическом и хронологическом отношениях он часто перескакивает с одного места на другое, так как ему приходилось ездить из одного уголка Османском империи в другой по долгу службы, на призыв которого он всегда охотно откликался, так как и сам любил бывать в новых местах.  И порой на его глазах действительно творилась история, ведь среди мест, описанных в его путевом дневнике, был Крым на самой заре династии Романовых, Венна в дни расцвета Габсбургов, Дубровник в период соперничества с Венецианской республикой.

Описывает он и военные поражения, такие как битва при Сентготтхарде в 1664 году, успешные осады, например, осаду Уйвара в 1663 году, осаду Кандии, Крит, в 1669 году. Он записывает свои впечатления о дипломатических поездках в Персию и набегах на Курдистан, захваченных замках и поверженных узурпаторах, и делает это весьма живым языком. Так, например, неединичное для него парадоксальное высказывание:

«В ту ночь белые евнухи порезали своего агу на кусочки, выбросили тело и подвесили за ноги».

Рассказывает Эвлия и другие истории сомнительной достоверности, например, о том, как, по его мнению, состоялось открытие Нового света. Двое священников, испанский и португальский, явились султану Баязиду II во сне и предложили ему показать путь через море. Но Баязид был занят покорением Мекки и отвернулся от них. Тогда священники отправились в Испанию и сделали то же предложение Папе.

Эвлия утверждает, что в 1663 году, будучи в Роттердаме, беседовал с коренными жителями Америки. Это маловероятно, хотя его имя действительно есть в списке османской делегации, сохранившемся в архиве Габсбургов в Венне. Он пишет, что индейцы «проклинали своих священников, они говорили: «наш мир был таким спокойным, но теперь его заполонили жадные люди, мужи этого мира [Старого света], они воюют каждый год и укорачивают нам жизни». Такое впечатление, что глядя на богачей Нового света, Эвлия смотрел и думал: «А если бы в 1492 году корабли снарядили турки, а не испанцы?».

В 1671 году в 60-летнем возрасте, увидев во сне своего покойного отца и заручившись его благословением, он отправился в паломничество в Мекку, которому посвятил 9-й том. Из Мекки он вернулся с египетским караваном в Каир, где прожил до самой смерти в 1683 году. В 10-м томе он рассказывает о своих поездках в Александрию, Эфиопию и Судан, где, если верить рассказчику, встретил двух своих соотечественников-турок, один ехал на носороге, а другой на сернобыке. В этом же томе он приводит самый полный отчет о своем пребывании в Каире – это самое подробное описание города со времен Таки аль-Дина аль-Макризи, побывавшего в Каире за 200 лет до Эвлии Челеби.

Карты Эвлии Челеби

Сегодня в библиотеке Ватикана хранится необычная османская карта Нила, изображающая русло великой реки от истока до устья. Карта размером 5,5 метров в длину с 500 топонимами и рисунками. Имя ее составителя долгое время оставалось неизвестным, очевидно только, что ее нарисовал очевидец, так как это самая подробная в топографическом отношении карта по сравнению со всеми другими картами того времени, изображающими земли на южной границе Османской империи, проходившей через город Каср Ибрим в Нижней Нубии.

Недавно профессор Данкофф изучил карту и предполагает, что она была составлена в Каире под непосредственным наблюдением Эвлии Челеби или, как минимум, была составлена по его рассказам и отражает его представления о климате, достопримечательностях, флоре и фауне Нила. Если это так, то эта карта со своей долей «ошибочных прочтений и заблуждений» также служит наглядной иллюстрацией авторского стиля Эвлии-писателя, умышленно или неосознанно смешивавшего правду и вымысел.

Например, он утверждает, что запах, ощущающийся внутри Великой пирамиды, сравним с запахом, который ощущает человек, зажатый на рынке стадом ослов, «таким многочисленным, что они заполонили город… с серебряными сбруями и бархатными попонами», и что после семи дней снегопада недоверчивые жители Каира сравнивали снег с хлопком и холодным огнем.

Исчерпывающий список цехов и гильдий Каира, от аптекарей, торгующих змеиным мясом, и специалистов по стрижке ослов до мастеров по приготовлению верблюжьей печени и охотников за крысами, во многом напоминает описание праздничного шествия в Стамбуле в первой книге «Сейяхатнаме». Видимо, Эвлия хорошо чувствовал себя в Каире, чтобы завершить здесь свои путешествия, наняться на службу к османскому правителю Ибрагим-паше, поселиться в цитадели и писать свою книгу.

«Во всем мире, кроме Османской империи, нет города, где было бы такое море людей и такая плодородная земля, как здесь».

Путешественник осел в Каире, стоящем на краю песчаной пустыни. В этом смысле исполнилось благословение, полученное Эвлией в его мистическом видении в 20-летнем возрасте:

«Он будет присутствовать при многих войнах, будет дервишем, не будет знать страха и будет танцевать на песке, и его нога никогда не будет топтать камень».

Вернувшись из Верхнего Нила, где его напугали крокодилы и развлекли обезьяны, «как большие ослы Мерзифона» [город в Анатолии], Эвлия заканчивает «Сейяхатнаме» в свойственной ему скромной и игривой манере:

«Мое повествование, длинное как хвост змеи [по-турецки, «йилан»], и ты мог подумать, что это небылицы [йалан], но, Бог свидетель, все так и было».

Он извиняется перед читателем за «неприличные подробности» и одновременно просит его простить за неполноту сведений, принимая во внимание «длительность моих путешествий».

Для человека, путешествовавшего так часто и так далеко, Эвлия никогда не казался одиноким. «Сейяхатнаме» — это рассказ о новых друзьях в не меньшей степени, чем о новых местах. Хоть Эвлия Челеби часто повторяет, как он далеко от своего любимого Стамбула, он кажется совершенно довольным судьбой «недима» (близкого друга) путников, «мусахиба» (задушевного спутника) других путешественников и «друга всех людей». И, видимо, он действительно писал от всего сердца:

«Благодарю Бога, помня пословицу: "Сначала спутник, потом дорога"».

---

Источник: Aramco World