Объяснение современного Ближнего Востока — это Севрский мир

Ник Данфорт (Nick Danforth)

95 лет назад европейские державы расчленили Османскую империю. Договор существовал не больше года, но его последствия мы наблюдаем и сегодня.

10 августа 1920 года европейские дипломаты собрались на фабрике фарфора в парижском пригороде Севре и подписали договор, чтобы переделать Ближний Восток, оставшийся на пепелище Османской империи. Этот план провалился так быстро, что мы едва о нем помним, но следствия недолговечного Севрского мира продолжаются и сегодня, не менее чем бесконечно обсуждаемого соглашения Сайкса-Пико. В связи с недавней годовщиной этого полузабытого договора не мешает поразмыслить о некоторых из них.

В 1915 году, когда британские войска собрались двигаться на Стамбул через Галлипольский полуостров, правительство в Лондоне даже заказало шелковые платки в ознаменование падения Османской империи. Это было несколько преждевременно, так как Галлипольское сражение обернулось одной из немногих побед османских войск в Первой мировой войне. Однако к 1920 году надежды Британии все-таки оправдались: союзные войска заняли османскую столицу, и представители государств-победителей подписали с правительством потерпевшей поражение Османской империи договор о ее разделе на свои зоны влияния. Согласно Севрскому миру, Стамбул и Босфор передавались в международное управление, а части азиатских владений Турции отходили грекам, курдам, армянам, французам, британцам и итальянцам. Рассмотрев причины провала первого плана европейских держав по разделу Ближнего Востока, мы сможем лучше понять нынешнее территориальное деление региона, а также противоречия современного курдского национализма и политические задачи, стоящие перед современной Турцией.

Не далее чем через год после заключения Севрского мира европейские державы начали подозревать, что откусили кусок больше, чем могут проглотить. Полные решимости сопротивляться иностранной оккупации османские офицеры, такие как Мустафа Кемаль Ататюрк, реорганизовали остатки османской армии и после нескольких лет отчаянных боев изгнали иностранные армии, пытающиеся заполучить причитающееся им по договору. Итогом этого сопротивления стал Лозаннский мирный договор, в результате которого были официально обозначены границы Турецкой Республики, какой мы ее знаем сегодня.  

Запад почти забыл о Севрском мире, но он жив в памяти современной Турции и является почвой для раздувания одной из разновидностей националистической паранойи, которую иногда называют «севрским синдромом». Севрский мир, безусловно, определил чувствительность Турции к проблеме курдского сепаратизма и сыграл свою роль в том, что Турция считает понятие «геноцида армян» - широко используемое европейскими дипломатами для оправдания своих планов на Малую Азию в 1920 году — антитурецким заговором, а не историческим фактом. Более того, борьба новой Турции с колониальной оккупацией нашла свое отражение в упорном антиимперском национализме, направленном сначала против Британии, во время «холодной войны» — против России, а теперь — против Соединенных Штатов.

Но наследие Севра простирается и за пределы Турции, именно поэтому мы должны включить этот договор в историю Ближнего Востока наряду с соглашением Сайкса-Пико. Это поможет опровергнуть широко распространенное представление о том, что все проблемы региона начались с того, что европейцы расчертили границы на чистой карте.

Несомненно, если бы это сошло европейцам с рук, они были бы рады провести границы, отвечающие только их собственным интересам. Но упразднение Севрского договора доказывает, что это удается им не всегда. Когда европейские государственные деятели пытались перерисовать карту Анатолии, их попытки были разбиты военной силой. Напротив, на Ближнем Востоке благодаря военному превосходству европейцам удалось навязать нужные им границы. Если бы еще один усатый офицер османской армии сирийский националист Юсуф аль-Азма (Yusuf al-‘Azma) повторил военные успехи Ататюрка и победил французов в сражении в ущелье Майсалун, планы европейцев на Левант постигла бы участь Севрского мира.

С другими территориальным делением стал бы Ближний Восток более стабильным или менее предрасположенным к межконфессиональной розни? Необязательно. Но рассмотрение истории сквозь призму Севра позволяет четче видеть причинно-следственную связь между обозначенными европейцами границами и нестабильностью на Ближнем Востоке: регионы, оставшиеся в границах, навязанных Европой, обычно изначально слишком слабы и дезорганизованы, чтобы успешно сопротивляться колониальной оккупации. Турция не стала богаче или демократичнее Сирии или Ирака из-за того, что ей повезло иметь правильные границы. Но факторы, позволившие Турции поломать планы европейцев и самой установить свои границы — в том числе, армия и экономическая инфраструктура, унаследованные от Османской империи — стали факторами, которые позволили Турции строить сильное, централизованное государство европейского образца.

Конечно, множество курдских националистов могут утверждать, что границы Турции, на самом деле, неправильны. Действительно, некоторые приводят безгосударственность курдов как роковую ошибку послевоенного раздела Османской империи. Но пока в Севре европейские империалисты пытались создать независимый Курдистан, многие курды воевали вместе с Ататюрком против Севрского договора. Это напоминание о том, что политическая лояльность может и должна быть выше национального самосознания, чего нам следовало бы добиться сегодня.

Важно, что по условиям Севрского договора курдское государство должно было находиться под британской юрисдикцией. Возможно, некоторых курдских националистов это устраивало, но другие сочли эту форму подконтрольной Британии «независимости» проблематичной. Поэтому они присоединились к войне турецкого национально-освободительного движения. В частности, для религиозных курдов турецкое или османское господство было предпочтительнее христианской колонизации. Другие курды по более практическим соображениям беспокоились о том, что, обладая полномочиями, британцы неизбежно поддержат недавно выселенных армян, и будут требовать их возвращения в регион. Некоторые впоследствии пожалели об этом своем решении, когда стало ясно, что государство, за создание которого они воевали, будет значительно более турецким и менее религиозным, чем они ожидали. Но другие, под нажимом разной степени, приняли идентичность, предложенную им новым государством.

Многих турецких националистов по-прежнему пугает то, как Севрский мир разрушил их государство, а многие курдские националисты до сих пор грезят о государстве, которое они могли бы получить. В то же время нынешнее турецкое правительство превозносит толерантность и культурный плюрализм Османской империи, а лидер курдских сепаратистов Абдулла Оджалан (Abdullah Ocalan), видимо после прочтения в тюрьме трудов социолога Бенедикта Андерсона (Benedict Anderson), сообщает, что все нации — это просто социальные конструкты. В последние десять лет правящая Партия справедливости и развития (АКР) и прокурдская Народно-демократическая партия тратят много сил на то, чтобы убедить курдских избирателей, что голос в их пользу — это голос за мир, пытаясь сыграть на давно тлеющем конфликте и претендуя на то, что именно они способны создать более стабильное многонациональное государство. Иными словами, подобно тому, как американцы до сих пор дискутируют по поводу «искусственной» природы государств, созданных европейцами на Ближнем Востоке, Турция лихорадочно преодолевает вековую одержимость попытками доказать то, насколько она «настоящая».

Стоит ли говорить, что насилие, возобновившееся в Турции в последние несколько недель, угрожает этим хрупким составляющим постнационального консенсуса. В то время как ПРС требует арестов курдских лидеров и курдских партизан, стреляющих по полицейским, националисты с обеих сторон скатываются к знакомой непримиримой позиции. 95 лет Турция пожинала политические и экономические плоды своей победы над Севрским договором. Но продолжение этого успеха сейчас требует выработки более гибкой политической модели, которая помогла бы оправдать сражения за границы и не затрагивала бы национальное самосознание.

Ник Данфорт — канд. истор. наук, изучает Турцию 20-го ст. в Джорджтаунском университете. Пишет о ближневосточной политике, истории и картах в Afternoon maps.

Источник: ForeignPolicy