«Актуализация» ислама в цифровую эпоху

 

Дейл Ф. Эйкельман (Dale F. Eikelman)

Вступление

В наши дни наиболее глубокие трансформации в мусульманском мире происходят благодаря усилиям профессионалов и интеллектуалов, которые берут на себя ответственность за свою веру, занимаются организацией людей, популяризацией идей и убеждением разнообразной аудитории, вместо того, чтобы предоставить публичное выражение ислама исключительно религиозным ученым. Быстро развивающиеся медийные инновации цифровой эпохи усиливают вызов и могут нести как позитивные ценности, так и паралич сомнения.

Некоторые исторические примеры — относящиеся к доцифровой эпохе — подсказывают, как навыки «актуализации» привлекают новую аудиторию и трансформируют существующую. Выдающийся индийский правовед Сиед Амир Али (Syed Ameer Ali) (1849–1928) был одним из пионеров в деле знакомства англоязычной аудитории с личностью Пророка Мухаммада (мир ему и благословение). С современной позиции его книгу «Жизнь и учение Мохаммеда» (1873) можно считать попыткой связать жизнь и личность Пророка с викторианскими ценностями, тем не менее, его биография Мухаммада и сопутствующие сочинения десятки лет сохраняли свою актуальность.

Среди более поздних примеров Саид Хоссейн Наср (Sayyed Hossein Nasr) (р. 1933). Выпускник Массачусетского Технологического Института по специальности физика, получивший докторскую степень по истории науки в Гарварде, Наср уехал из Ирана во время революции 1978–1979 гг. С тех пор его сочинения на исламскую тематику (напр., «Сад истины») были посвящены суфизму, через который он пытался осмыслить роль религии и веры в современной жизни. Отчасти с ними можно сравнить некоторые последние работы Тарика Рамадана (Tariq Ramadan). Например, в своей книге «В поисках смысла» (2010) он объясняет, что ключевым для всех религиозных традиций является побуждение верующих к обретению «внутреннего равновесия». Если читать ее, не зная имени автора, сложно установить принадлежность текста к какой-то определенной религиозной традиции.

«Актуализация» также может предполагать привлечение большого числа сторонников и активистов к переводам на разные языки, раскрытию академического и популярного контекстов, распространению идей в различных СМИ, печатных изданиях, через телевидение и YouTube. Ведущим примером в этом роде является Юсуф аль-Карадави (Yusuf al-Qaradawi).

Актуализация может встречать упорную оппозицию. Сторонников актуализации можно критиковать за неопределенность и отсутствие стратегии в поддержку расширения возможностей личности.

Результатом «актуализации» является представление ислама как неотъемлемой и приемлемой части общественной жизни. Участие в «актуализации», преимущественно представляемой как процесс, а не как определенный результат, требует развития конкретных способностей и навыков, важность которых зависит от контекста.

Куда более уверенно можно говорить о значительной трансформации коммуникации между людьми и восприятия ими идеи общего блага (аль-маслаха аль-амма). То, как новаторские идеи и подходы закрепляются в обществе и меняют его, в большой мере зависит от времени и места. Понимание путей формирования представлений и подходов в цифровую эпоху невозможно без знания крупных трансформаций, происходивших в прежние эпохи, необходимого для того, чтобы иметь представление о путях распространения и закрепления «больших» идей прошлого.

 

Аль-урва аль-вуска: Аравия после VII века

В Аравии VII века к «связывающим узам» внутри общины верующих, многочисленным и сложным узам верности и долга (перед родителями, супругами, городом и племенем) Коран (2:256, 31:22) добавил «крепчайшую связь» (аль-урва аль-вуска) — связь отдельного человека с Господом.

Эта крепчайшая связь, по крайней мере, теоретически, если не заменила, то отодвинула на второй план все прочие связи. Что касается практики, то можно утверждать, что, начиная с VII века до настоящего времени, ключевым вопросом мусульманской истории стала передача того, как эта «крепчайшая связь» соотносится с другими аспектами социальной идентичности, понятиями долга, верности и принадлежности к социальной группе или общине верующих.

В VII веке принцип «аль-урва аль-вуска» с его акцентом на равенстве и личной ответственности верующих звучал на удивление современно, требуя от рядовых членов общины высшей степени преданности, вовлеченности и участия.

Тем не менее, для арабов VII века эта «крепчайшая связь» не всегда казалась такой же очевидной и обязательной, как родоплеменные отношения. После смерти Мухаммада (мир ему и благословение) в 632 году начался период так называемой ридда, или отступничества, когда многие племена сочли себя свободными от ислама. Иными словами, узы долга и верности, определявшиеся договором в ранеисламском обществе, реализовались не полностью.

Ат-Табари (839–923) передает хадис, в котором сообщается о встрече человека из клана Бану Рабиа со «лжепророком» Мусайлимой ибн Хабибом из того же клана. На вопрос «Кто тебе является?»Мусайлима ответил: «Ар-Рахман». «Во свете или в тени?» «В тени», ответил Мусайлима. На что человек сказал: «Свидетельствую, что ты лжец, и что Мухаммад говорит правду. Но лжец из Бану Рабиа нам милее, чем правдивый из Мудара (клан Мухаммада)».

Конечно, условия, при которых «крепчайшая связь» реализовывалась и превалировала над другими узами и обязательствами, были ключевым вопросом для всей мусульманской истории и идентичности. Например, начиная с XIX века, националисты утверждают, что национальные связи должны считаться приоритетными по сравнению с любыми другими и, соответственно, налагаемые ими обязательства — важнее любых других обязательств. И им часто удавалось добиться признания общества или, по крайней мере, его внешнего согласия с этой точкой зрения.

Уместно предположить, что первые достоверные сообщения о наличии «крепчайшей связи», которые доносила молва и распространявшиеся в XIX в. сфабрикованные новости, которые мы сегодня назвали бы «информационными вбросами», часто нелегко отличить друг от друга.

Так, летом 1789 года во французской глубинке прошел слух о том, что мстительные аристократы хотят уничтожить имущество крестьян. Это было неправдой. Но великий страх обуял Францию, и вскоре ее охватила революция, пришедшая с волной беспочвенных слухов и сплетен.

Сегодня слухи распространяются гораздо быстрее, так как на службе у людской молвы стоят полчища цифровых и электронных СМИ, делающих поиск достоверной информации куда более сложным.

 

Распространение идей, эмоций и обычаев в цифровую эпоху

Можно выделить три основных фактора, играющих решающую роль в продвижении идей в обществе и преодолении ими географических и языковых барьеров.

Первый из них — это доступность перемещения в пространстве. Это может быть хадж, посещение святынь, деловая поездка, трудовая миграция, бегство от войны или регионального конфликта. И паломничество, и иммиграция оказывают глубокое влияние на религиозные представления. Не случайно Зафар Исхак Ансари (Zafar Ishaq Ansari) более двадцати лет назад отметил, что границы между Западом и остальным миром больше не являются исключительно территориальными.

Второй фактор — это доступность высшего образования, что означает массовую грамотность людей, мужчин и женщин, во всем мире. Достаточно вспомнить жизнь в небольших арабских городках и деревнях еще в 1960-х годах: как правило, ближе к вечеру мужчины собирались в кофейнях, где кто-нибудь из старейшин, владевший грамотой, вслух читал ежедневную газету, приходившую из столицы, например, Багдада. Я лично наблюдал такие сцены в верхнем Египте и в Марокко, в берберской деревне, где кто-нибудь, умеющий читать по-арабски или по-французски, вслух переводил газеты для соседей.

До широкого распространения грамотности в небольших городках и сельской местности, даже в пределах арабоязычного мира, определенную часть аудитории можно было охватить только путем перевода на региональные диалекты. Например, еще пятьдесят лет назад части населения Марокко было недоступно содержание основного дневного выпуска новостей, так как эти люди не владели литературным арабским. Тогда мне нередко приходилось бывать в марокканской глубинке, и порой меня просили перевести с арабского, «что говорят по радио». Теперь все понимают литературный арабский язык. И важно, что владение литературным арабским позволяет высказываться в публичном пространстве большему количеству людей, чем в прежние времена.

В-третьих, новые средства коммуникаций становятся все более интерактивными. К 1990-м широкое распространение видеокассет, а затем и компакт-дисков в сочетании со спутниковым вещанием ослабило власть государственных вещательных компаний над воображением огромного количества людей. До того, как стали общедоступными интернет и мобильные коммуникации, широкое распространение принтеров и факсов обеспечило обмен альтернативной информацией среди людей со схожими взглядами, независимо от каналов, имеющих государственную лицензию. Мобильные телефоны, тем более смартфоны, в сочетании с целым рядом современных средств коммуникации, работающих через Интернет, делают цензуру еще менее эффективной, чем в былые времена.

 

Публичная сфера в цифровую эпоху

В 1970-х годах подъем новых диссидентских голосов во многом стал возможен благодаря скромной аудиокассете, которую было легко размножить, спрятать, провезти незамеченной, а также письменному, печатному и фотокопированному слову. После 1990-х, с наступлением эпохи интернета, коммуникация стала еще проще. А в течение следующих пятнадцати лет такие платформы, как Facebook (2004), Twitter (2006), WhatsApp (2009) способствовали дальнейшему дроблению религиозной и политической власти.

Но для обновления религии мало одних только новых технологий. Нужны люди, умеющие пользоваться возможностями технических новинок и способные работать с другими в плоскости актуализации религиозного обновления, подчас с непредсказуемыми результатами.

Эта актуализация подразумевает четыре основных навыка:

• 1. Готовность интеллектуалов «взять на себя» разработку идей и использовать их для убеждения большой аудитории, особенно в государствах, где не поощряется деятельность неправительственных движений.
• 2. Открытая публичная организация людей и эффективная коммуникация. Государства — и открытые, и тоталитарные — зависят от профессионалов, принадлежащих к среднему слою населения, точно так же как успешные религиозные и гражданские движения от Индонезии до Марокко, чтобы «продать» идеи, модели и подходы, поставив религию на службу обществу.
• 3. Готовность тихо работать за кулисами для того, чтобы заронить определенные идеи там, где слабое гражданское общество сочетается с сильными государственными структурами, например, в странах, где при государственной поддержке реализуются крупные программы в начальной и средней школе, чтобы использовать исламские предметы для создания матрицы, позволяющей внедрить такие ценности, как критическое мышление, гендерное равенство, религиозная толерантность. Так, новое семейное законодательство, принятое в Марокко в феврале 2004 года, готовилось много лет, однако было официально утверждено только после крупных терактов, произошедших в Касабланке в мае 2003 года. Эти теракты развязали монархии руки, чтобы без особых возражений со стороны оппозиции осуществить смелую религиозную и гражданскую реформу. Такие же навыки закулисной работы могут тайным образом применяться для дискредитации альтернативных взглядов и искажения сообщений, содержащих иную точку зрения.
• 4. Умение противостоять секретности публичностью. Публичность может преодолеть подозрительность к движениям и идеям и, таким образом, существенно способствовать их «нормализации». Она также способствует «объективации» религиозных идей и обычаев, когда ранее скрытые, подразумеваемые идеи становятся открытыми, обретают определенную форму. В итоге, в сознании большого числа верующих актуализируется целый ряд вопросов, таких как «Что такое моя религия? Что в моей жизни важно? Как моя вера влияет на мое поведение?» Объективация не значит формирование представления о религии как о единообразном монолитном целом, хотя именно так полагают некоторые.

Прямые и «объективные» вопросы — это, несомненно, вопросы современные, пусть даже кто-то оправдывает их постановку необходимостью возвращения к подлинной традиции. В поисках ответа на них легче фокусироваться на том, каким образом определенные религиозные представления и практики актуализируются в сознании людей. На этот вопрос легче ответить, чем на вопрос «почему», однако задают его реже, чем последний.

Цифровая эпоха глубоко затронула само представление о публичной сфере и месте в ней религиозных убеждений и обычаев. В свое время письменность и книгопечатание создали во многом неожиданные новые формы взаимодействия в обществе, трансформировали власть и социальные границы, то же самое делает и цифровая эпоха. Все более открытые и доступные формы коммуникации делают спор за авторитетное использование символичного языка ислама (и других религий) более глобальным и открытым.

Борьба за воображение людей теперь подразумевает усиленную конкуренцию и соревнование за интерпретацию символов, борьбу за контроль над формальными и неформальными институтами, которые их производят и обеспечивают их существование.

После появления интернета в 1990-х годах идеи, образы, подходы и методы альтернативных общественно-политических миров при содействии кабельного телевидения и компакт-дисков вошли не только на кухни, но даже в спальни, создавая новое понимание локальности и разграничения, делая социальное пространство более текучим. В арабоязычном мире резкое повышение уровня грамотности, более широкое знакомство с литературным арабским языком, ранее обслуживавшим преимущественно религиозную и светскую элиту, позволил большому количеству людей общаться с более широкой аудиторией на общем языке, на арабском школ и СМИ, а не на местных диалектах, не понятных за пределами своего региона.

Например, вербовочная видеозапись «Аль-Каиды», циркулировавшая в арабском мире и Юго-восточной Азии в мае 2001 года обращалась к классическому образу хиджры, переселения Пророка Мухаммада (мир ему и благословение) из Мекки в Медину в 622 году от возможной смерти от рук неверных и ради создания исламской уммы. Эта историческая отсылка, понятная всем мусульманам, стала ключевой для понимания сцены, в которой Усама бин Ладен и его сторонники верхом на конях въезжают в Афганистан, подразумевая, что они совершают современную хиджру. Аудиодорожка записана на «телевизионно-новостном» арабском, а не на диалекте, и в некоторых версиях сопровождается субтитрами на английском. Подобная аудиозапись, также как и бегущая строка под «картинкой», были невозможны до эпохи массового образования и новых цифровых СМИ, которые существенно расширили аудиторию, способную воспринять сообщение данного ролика.

Распространение цифровых СМИ и увеличение числа спутниковых каналов расширили возможности для связывания религиозных идей и практик с обществом и социальными вопросами, вызывая целый ряд разнородных эмоций и суждений. С одной стороны широкого спектра находятся экстремистские видео, с другой — дискуссии о религиозных идеях и обычаях на «Аль-Джазире», привлекающие внимание всего арабского мира. Впервые на этом спутниковом канале можно было увидеть, например, дебаты между Юсуфом аль-Карадави и секуляристом Садиком аль-Азмом (SadekAl-Azm), в которых аль-Азм под горячие возражения аль-Карадави объяснил широкой аудитории, что значит секуляризм. Запись передачи, снимавшейся 27 мая 1997 года, можно было посмотреть в Дамаске, Кувейте, Каире, Рабате — одним словом, повсеместно в арабском мире.

В 2003 году мы с Джоном Андерсоном (JonAnderson) проанализировали стремительные перемены в средствах массовой информации мусульманского мира. Это было еще до появления таких платформ какFacebook, Twitter и WhatsApp. Эти платформы способствовали дальнейшему раздроблению религиозной и политической власти.

Важнейшим изменением, произошедшим за последнее десятилетие, стало растущее осознание того, что слова, образы, сообщения можно изменять, ими можно манипулировать для максимального эффекта — ради рекламы, политических, религиозных и прочих целей. Известным приемом является обрезание фразы — сегодня его применение стало намного легче, чем в эру записей на катушечных магнитофонах, когда подобное «редактирование» делалось в прямом смысле склейкой пленки. Теперь такое редактирование или изменение, по выражению Мануэля Кастельса (ManuelCastells), «реальной виртуальности», могут заметить только опытные специалисты.

«Сетевое сообщество» позволяет сократить масштаб трансрегиональных идей и воплотить их в локальных обществах, дать им толкование, ранее и не предполагавшееся. Термин «алгоритм» теперь входит в словарь общей лексики и обозначает современные возможности создания сообщений и образов так, чтобы они достигали индивида — пропагандисты, проповедники, религиозные деятели и рекламисты прошлого и не мечтали о подобных технологиях.

 

Заключение

Повышение уровня образованности, упрощение поездок, развитие средств коммуникации способствовали появлению публичной сферы, в которой массы людей, а не только образованная политическая и экономическая элита, получают слово при обсуждении политических и религиозных вопросов. Результатом оказывается вызов авторитаризму, дробление религиозной и политической власти, повышение открытости дискуссий по вопросам, связанным с «общим благом». Идеи и методы «темного интернета», «глубинного государства», «тайной» повестки иногда кажутся иллюзорными, но это не всегда так. Возможности и тенденции, появившиеся с наступлением цифровой эры, некогда считавшиеся неуклонно позитивными, большинство людей теперь воспринимают как неравные и часто неоднозначные.

Актуализация исламских идей и практик способствует повышению «публичности ислама», при которой не только религиозные ученые и самопровозглашенные религиозные авторитеты, но и светские интеллектуалы, суфийские ордены, матери, учащиеся, рабочие, инженеры и многие другие участвуют в общественных дебатах и общественной жизни. В этом «публичном» качестве ислам может существенно помочь переформатированию политической и социальной жизни во многих частях планеты. Одновременно с наступлением второго периода цифровой эры, периода «после Фейсбука», возникает множество поводов для опасений с учетом понимания того, каким образом религиозные идеи и практики могут создаваться, прививаться и подвергаться искажению.

Источник: CILE