Из Мекки в Сельму: Малкольм Икс, ислам и движение за гражданские права

Николас Патлер (Nicholas Patler)

По прибытии в нью-йоркский аэропорт имени Кеннеди 21 мая 1964 года Малкольма Икс встретила толпа журналистов – такой огромной он еще не видел. Сначала он с любопытством огляделся, полагая, что все они поджидают какую-нибудь знаменитость. Но потом понял, что они здесь ради него. Малкольм Икс вернулся из поездки в Мекку. Он также посетил несколько африканских стран. Журналисты знали, что чернокожий мусульманский лидер из США наделал шуму в мире и, судя по его опубликованному «Письму из Мекки», с ним произошло некое преображение, пробуждение.

Его спрашивали: «Правда ли, что теперь он считает белых братьями?». Малкольм ответил, что теперь он мыслит шире, к нему пришло «новое понимание»:

«За две недели на Священной земле я увидел то, чего никогда не видел за 39 лет жизни в Америке. Я увидел настоящее братство людей всех рас, всех цветов кожи – от голубоглазых и светловолосых до чернокожих африканцев! Это было единение!.. Они были едины в жизни и поклонении!».

Он продолжал:

«Теперь я знаю, что белые могут быть по-настоящему искренними, могут быть братьями черным. Подлинный ислам показал мне, что поголовное осуждение белых – это неправильно, так же как поголовное осуждение белыми черных».

Действительно, Малкольм Икс поднялся на вершину горы и увидел нечто подобное: это было великое человеческое многообразие, и эти люди уважали друг друга и обнимались как братья и сестры. Но для него это был в буквальном смысле высший опыт, а не просто видение – это было то, что он видел, осязал, обонял, был внутри этой общности.

 

Внутренняя трансформация – внешняя трансформация

Как бы Малкольм ни изменился под воздействием пережитого и полученного духовного опыта, он ясно дал понять, что теперь он «вернулся в Америку», а значит, его отношение к белым должен определять «расизм, [глубоко коренящийся] в белом человеке по отношению к черному». Если пресса надеялась, что на этот раз он сообщит о примирении, то она была глубоко разочарована, так как лидер чернокожих продолжал горячо критиковать расизм в Америке, и вообще расизм белых во всем мире и их попытки господствовать над африканцами и выходцами из Африки. Он также дал понять, что «цветным народам мира до тошноты надоело покровительство белого человека». И, как бы давая свой рецепт противодействия расизму в США, Малкольм задал журналистам риторический вопрос: «Можете себе представить, что произойдет… если все эти выходцы из Африки вдруг осознают свои кровные узы, если они вдруг осознают свою общую цель и объединятся?».

Малкольм изменился, но вопреки надеждам и даже ожиданиям многих, не так, как Мартин Лютер Кинг. Он все так же яростно порицал белый расизм в Америке – самым большим изменением в Малкольме было то, что он расширил свой арсенал способов борьбы. Он продолжал призывать к солидарности чернокожих американцев, но теперь он говорил и о солидарности более широкого типа, или «панафриканизме», который объединил бы афроамериканцев и африканцев. Вскоре он создал официальную «Организацию афроамериканского единства» для связей с «Организацией африканского единства». И хотя Малкольм считал, что национальное и интернациональное единство черных имеет ключевое значение, он помогал открыть другим, в том числе, белым, искренне желающим перемен, возможность сотрудничества на этой ниве, и при этом призывал их добиваться искоренения расизма в среде белых. Иными словами, теперь он перешел от признания возможности «черно-белого» сотрудничества к построению межрасового альянса.

Его критика белого расизма оставалась острой как никогда, но он больше не использовал в отношении белых дегуманизирующих метафор и обобщений. Вероятно, самым важным было осознание им природы расовых отношений не столько в рамках противопоставления белых и черных, сколько как проблемы прав человека, уважения человеческого достоинства, хотя при этом он по-прежнему настаивал на необходимости создания «черной» идентичности и солидарности чернокожих. Он стал все чаще говорить о людях, а не о черных и белых, утверждал, что «человека следует уважать, независимо от цвета кожи». Иными словами, если раньше Малкольм неумолимо противопоставлял белых и черных и не сомневался в непримиримости противоречий между ними, то теперь он видел их относительность и готов был использовать ее в своем арсенале возможностей. Теперь он четко обозначил:

«Я в первую очередь человек, и поэтому союзник любой душе и делу, которые сулят благо всему человечеству».

Перемена в Маркольме произошла под воздействием многих вещей, в том числе, времени, проведенного в Африке после Мекки, и внутренней эволюции, произошедшей с ним еще раньше. Но, пожалуй, самым важным фактором был ислам – и в виде изучения Корана, которым он какое-то время занимался, и в виде его приобщения к самому совершенному воплощению ислама во время поездки в Мекку и на Священную землю.

«Мое мышление широко открылось в Мекке… Это заставило меня многое пересмотреть в моем мировоззрении и отбросить некоторые прежние выводы».

 

Опыт человеческий и нечеловеческий

Возможно, лучше всего мы поймем глубокое личное значение паломничества Малкольма в Мекку, если сравним его с его собственным миром, который не просто отрицал единство человечества, являющееся фундаментальным принципом учения ислама, но намеренно делил и расчеловечивал людей из-за цвета кожи. Мир христианской Америки, из которого он вышел, с детства глубоко ранил и угнетал Малкольма. Его семья подвергалась насилию на расовой почве, «Ку-клукс-клан» терроризировал ее угрозами и насилием. Когда Малкольму было 6 лет, его отец Эрл Литтл погиб в результате несчастного случая, но говорили, что его преследовали белые расисты. Мать Малкольма, Луиза, как могла, пыталась прокормить детей. Малкольм вспоминал ее унижения перед белыми чиновниками страховой компании, у которых она вымаливала страховку по смерти отца. Со временем мать погрузилась в глубокую депрессию и попала в психиатрическую клинику, где провела остаток жизни. Потеряв родителей, Малкольм потерял и всю семью, так как детей отправили в приемные семьи. В школе Малкольм не остался в тени, в 8-м классе он стал президентом класса, состоявшего практически из одних белых, но расизм снова поднял свою уродливую голову, когда Малкольм услышал, что его мечта об адвокатской карьере – «не то, о чем должен думать негр». В конце концов, он был вовлечен в преступную деятельность, торговлю наркотиками и сел в тюрьму.

Таким образом, на фоне этого болезненного и тяжелого прошлого в расистской Америке, расовое многообразие и универсальность Мекки во многих отношениях стало для Малкольма глубоким освобождающим переживанием, позволило ему, по крайней мере, встать на путь освобождения от того, что он называл «слепой яростью». Мы узнаем из его писем и автобиографии, что в Мекке он впервые в жизни чувствовал себя «полноценным человеком», «совершенно онемевшим и очарованным» этим многообразием цветов кожи и национальностей людей, которые молились и жили рядом друг с другом во время хаджа.

Священный текст Корана и священный опыт пребывания в Мекке дали Малкольму представление и даже модель государства и мира, где было бы возможным сосуществование и равенство рас. Они дали ему «понимание и возможность убедиться, что черные и белые действительно могут быть братьями». Для Малкольма произошел сдвиг с позиции жесткого расового разделения к допущению расового сосуществования.

И хотя Малкольм как никогда активно ратовал за объединение людей африканского происхождения и «черную» солидарность – которые, как указывали мусульманские лидеры того времени, противоречили универсальности ислама – для него это был необходимый шаг в реальный мир, средство почувствовать к себе уважение как к человеку, уважение, в котором ему отказывали белые с их превосходством. Хотя Малкольм не мог найти способ примирить в своей голове черный национализм и ислам, он считал, что афроамериканцы и африканцы должны быть первыми, кто объединится и освободится от физического и идеологического господства белых. Они должны сами ковать свою судьбу, вернуть себе человеческий статус, устранить расовые барьеры и продвигаться к более глубокому пониманию человеческого сосуществования.

 

Эволюция мышления Малкольма Икс

Конечно, Малкольм стал на путь трансформации еще до поездки в Мекку. По крайней мере, в 1963 году, почти за год до его паломничества, он постепенно начал отходить от огульного осуждения «Движения за гражданские права» и допускать возможность сотрудничества с другими, более умеренными организациями. Он также пересмотрел свое убеждение в изначальном расизме и порочности белых, которое он постоянно артикулировал в качестве рупора лидера «Нации ислама» Элайджи Мухаммада (Elijah Muhammad). В то время как Малкольм всегда настаивал на праве на самозащиту в ответ на физическое и психологическое насилие белых расистов, он был готов перейти к более мирной позиции. Менее чем за неделю до поездки в Мекку он предположил возможность «бескровной революции», стратегически достижимой через политический процесс, что было отходом от его прежней убежденности в том, что черные могут добиться свободы только насильственным путем.

Этот сдвиг произошел и благодаря тому, что к этому времени его собственные воззрения эволюционировали от крайних идей «Нации ислама» до универсализма ортодоксального ислама. По-видимому, эта внутренняя трансформация началась под влиянием студентов-мусульман, которые опровергли его обвинения в адрес белых как несовместимые с истинным исламом. Среди них был и целеустремленный студент-суданец из Дартмутского колледжа Ашк Мид Ос-Ман (Ashk Mid Os-Mahn), который в течение двух лет учебы давал читать Малкольму исламскую литературу. Несмотря на их частые споры, видимо, эти встречи побудили его глубже изучить ислам.

Неизвестно, когда Малкольм принялся за усердное чтение и изучение Священного Корана и литературы по классическому исламу. В «Центре исследования черной культуры» в Гарлеме сохранился Коран с его пометками, но когда он начал его читать, мы не знаем. Вскоре после того, как в марте 1964 года он порвал с «Нацией ислама», примерно за месяц до поездки в Мекку, Малкольм возобновил знакомство с Махмудом Шаварби (Mahh-Mood Shawarbi), египетским богословом и директором Исламского фонда. Шаварби был наставником Малкольма перед хаджем, помогал ему глубже узнать ислам. Шаварби отметил набожность Малкольма, его настойчивость в изучении ислама и эмоциональную впечатлительность, когда он иногда «плакал, читая строки Священного Корана».

По-видимому, учеба Малкольма полным ходом продолжалась и в Джидде, откуда он ездил в паломничество в Мекку. Шаварби передал ему недавно вышедшую книгу бывшего генсекретаря «Арабской лиги» «Вечное послание Мухаммада» по просьбе автора. В своей автобиографии Малкольм упоминает, что читал ее в самолете – неизвестно, в каком объеме. В любом случае, в этом небольшом, но содержательном произведении красноречиво и доходчиво раскрыты многие важные принципы и положения ислама, а также его история. Для духовного пути Малкольма важно, что в книге подчеркивалась универсальность братства мусульман и их равенство в исламе. Равенство и братство – этих двух вещей черные были лишены в христианской Америке, тогда как с точки зрения ислама важно лишь благочестие человека, во всем остальном между людьми нет различий, и, конечно, это не могло не найти отклик в душе Малкольма. Также он прочел или вспомнил о том, что для ислама важны миролюбие и милосердие, а также право на самозащиту в ответ на гонения и преследования. А если Малкольм дочитал до последней части книги, то он мог убедиться, что автор выражает его собственные мысли, осуждая зло колониализма и расизма и подчеркивая их несовместимость с подлинным исламом.

По данным «Центра исследований черной культуры», Малкольм общался с суннитами и ахмадитами. Учитывая все это, по-видимому, к тому времени он уже был ортодоксальным мусульманином, по многим пунктам отказался от учения Элайджи Мухаммада и приобрел более умеренное мировоззрение. В связи с этим некоторые критики полагают, что Малкольм преувеличил свое преображение в Мекке, в частности, когда заявил, что эта поездка перевернула его мировоззрение. Некоторые также критикуют его идеалистическое и чрезмерно романтическое описание мусульманского мира, данное сквозь призму увиденного в Мекке, игнорирование социального неравенства и, в целом, более сложную реальную жизнь в мусульманских обществах.

Малкольм хотел изменить свой имидж, и это было удобно сделать, назвав Мекку вехой, после которой в нем произошел качественный мировоззренческий сдвиг от сектантства «Нации ислама» до универсализма ортодоксального ислама. Тем не менее, нет сомнений, что его поездка в Мекку и в Священную землю была предпринята в духе истинного благоговения и стала во всех отношениях переломным событием, которое он красноречиво описывает в своих письмах, дневниках и автобиографии. Это было судьбоносное событие, впечатлениями от которого он делился со многими друзьями, в том числе, с Майей Энджелоу (Maya Angelou), с которой он ездил в Африку после своего паломничества.

До этого он шел к ортодоксальному исламу, преимущественно, через чтение и обучение у других. А до этого, в «Нации ислама» его представление об исламе переплеталось с учением Элайджи Мухаммада и даже подменялось им. Иными словами, ранее приобщение Малкольма к исламу было фрагментарным. Напротив, Мекка представила Малкольму воплощением учения ислама, которое он увидел, как он написал, «огромным единым целым». Это был животрепещущий опыт, который привел к пробуждению в нем ощущения себя человеком с большой буквы и мусульманином. Вскоре после возвращения Малкольм сказал в интервью:

«Ислам действительно возвращает человеческие чувства – права человека, человеческие стимулы – и талант».

Далекая от расистской Америки Мекка была открытым пространством, где Малкольма поглотило великое человеческое единство, где он чувствовал себя не чернокожим, а человеком. Это был мир и мировоззрение, в существование которых он до этого едва верил. Духовный опыт, пережитый им в Мекке, освободил его и побудил к более широкому мышлению и действию в интересах афроамериканцев по возвращении в США.

 

Опыт Мекки

Если говорить об идеализации Мекки, маловероятно, чтобы Малкольм не знал о существовании в мусульманском обществе, как в любом другом, определенных проблем и о том, что оно далеко от утопического идеала.

Но Мекка и вправду представляла собой нечто разительно непохожее и беспримерное для США или любой другой страны христианского мира со схожими проблемами: она предлагала глобальное событие, собирающее людей со всего мусульманского мира, стирающее признаки их социального статуса и материального положения. Разумеется, что в исламском мире были свои проблемы, но Малкольм считал, что ислам намного ближе, чем христианство, подошел к преодолению расовых разграничений и единению всех людей. Это не значит, что Малкольм снимал со своей религии и единоверцев ответственность за недостатки. В США он критиковал мусульман всего мира за пассивность в борьбе с расизмом и несправедливостью в отношении афроамериканцев и африканцев, призывал мусульман заботиться не только о ритуальном соблюдении ислама, но и о том, чтобы сделать ислам живой реальностью.

По его собственному признанию и судя по его дальнейшим поступкам, Мекка и изучение ислама вдохновили Малкольма на то, чтобы уйти от крайнего сепаратизма в большой мир гуманизма.

«Истинный ислам научил меня, что необходимы все религиозные, политические, экономические, психологические и расовые компоненты или характеристики, чтобы человеческая семья и человеческое общество были полными», — пишет он в автобиографии.

Мировоззрение Малкольма переросло тесные рамки «Нации ислама» и доросло до всеохватности и экуменизма.

«После того как в Мекке я познал истину, христиане, евреи, буддисты, индуисты, агностики и даже атеисты становятся моими дорогими друзьями… Сегодня мои друзья черные, коричневые, красные, желтые и белые!», — пишет Малкольм.

 

Альтернатива

Ступив на землю Америки после возвращения из Мекки и Африки, Малкольм ступил за пределы своего прошлого. Единство разнообразия, которое он наблюдал и в котором участвовал во время хаджа, вместе с исламским учением о единстве и братстве, переродили его и вдохновили на сплочение чернокожих в борьбе за свои права в США и за рубежом. Теперь он полностью поддерживал все черные организации, борющиеся с сегрегацией и за права афроамериканцев. Малкольм обратился с публичным воззванием к Мартину Лютеру Кингу и Движению за гражданские права:

«Я не стремлюсь бороться с другими негритянскими лидерами и организациями, — объяснял он. — Мы должны найти общий подход, общее решение общей проблемы».

Он также говорил об общей почве, где все хотят одного и того же, «признания и уважения как людей».

Теперь Малкольм расширил рамки и возможности этой борьбы. Он призывал связать американское Движение за гражданские права с освободительной борьбой в Африке, «чтобы наладить прямые связи между независимыми нациями Африки и черными американцами». Важно, что в своей риторике он перешел от гражданских прав к правам человека. С призывом придать новый смысл единству и сплоченности угнетенных и бывших угнетенных народов, и с расширением рамок своей борьбы до уровня прав человека, Малкольм верил, что вместе с Мартином Л. Кингом они смогут вынести проблему нарушения прав афроамериканцев на рассмотрение ООН, и с помощью международного давления добиться искоренения расовой несправедливости в Америке. Он продолжал поддерживать черный национализм, но в последние месяцы жизни упоминал о нем все меньше и все больше говорил на языке прав человека.

Когда Малкольм призывал к единению афроамериканцев и африканцев, это подразумевало и черных, но одновременно этот призыв выходил за расовые рамки, чего часто не замечают. Его пробуждение в Мекке и поездка в Африку убедили его в том, что панафриканизм должен включать и белых, и черных. Ислам создан для людей всех цветов кожи, среди африканских и ближневосточных наций были мусульмане с белым цветом кожи, он убедился в этом в Мекке. Например, в Гане Малкольм встречался с алжирским послом, которого он назвал белым. Посол не согласился с тем, что Малкольм говорит об освободительной борьбе на языке черного национализма, поскольку этот подход не учитывает таких, как он, «отчуждая… революционеров, преданных делу свержения системы эксплуатации».

То есть, Малкольм вернулся в США по-прежнему приверженцем идей черного национализма, но нацеленный на борьбу в более широком и всеохватном контексте. Его открытые призывы к преобразованию «Движения за гражданские права» в «Движение за права человека» увлекло многих членов движения в Америке, в том числе, Мартина Л. Кинга. В одном интервью [американский философ и писатель] Корнел Уэст (Cornell West) рассказал о записи телефонного разговора между доктором Кингом и Малкольмом, сделанной ФБР 27 июня 1964 года. Доктор Кинг звонил Малкольму в надежде на сотрудничество. Он сказал, что хотел бы объединиться с Малкольмом в том, чтобы добиться суда над США за нарушение прав человека.

Малкольм тоже перешел от критики доктора Кинга и лидеров «Движения за гражданские права» к их открытой защите, давая им и их противникам понять, что он и его братья мусульмане на их стороне, сказал Уэст. Возможно, что этим Малкольм хотел предложить движению, борющемуся ненасильственными методами, еще один способ борьбы. Но вероятно и то, что Малкольм умело и продумано использовал угрозу применения силы, чтобы убедить белых ответить на мирные требования Мартина Л. Кинга. Он хотел, чтобы белая оппозиция поверила, что он является нежелательной альтернативой, поэтому угроза применения силы в оборонительных целях была его способом поддержать возможность ненасильственных преобразований и сдержать насилие. Как он сказал [жене Мартина Лютера Кинга] Коретте Скотт Кинг (Coretta Scott King) в Сельме:

«Если белые осознают, какова альтернатива, может быть, они будут больше готовы услышать доктора Кинга».

В этом есть и нечто, перекликающееся с исламом, что, возможно, тоже повлияло на Малкольма. Священный Коран признает за угнетенными право применять силу для защиты. Но применение физической силы должно быть адекватным и сбалансированным и только для отпора несправедливости. Кроме того, получив разрешение ответить на причиненное ему зло, человека все равно предупреждают, что ему лучше простить.

«И это одна из вещей, которые мне нравятся в религии мусульман, — объяснял Малкольм в интервью. — Это религия мира… не начинайте агрессию, не нападайте на людей без разбору… Но в то же время ислам дает право бороться в ответ на борьбу».

Вполне вероятно, что выбор Малкольмом самообороны и поиск путей работы внутри политической системы, то, что он использовал тактическую угрозу, чтобы, в конце концов, прекратить угнетение без кровопролития – все это было под влиянием его возвращения к умеренному исламу и заповедям Священного Корана. Иными словами, он расширил арсенал борьбы за счет дозволенных средств, упомянутых в этом священном тексте.

Также хотелось бы подчеркнуть, что Малкольм никогда не призывал к бессмысленному или наступательному насилию. В своей книге «На стороне моего народа» (On the Side of My People) Луис А. Декаро (Louis A. DeCaro) пишет:

«По существу, в жизни Малкольма Икс не было насилия, но он и не предавался пацифистским философствованиям. Вопреки всем преувеличенно-сенсационным характеристикам прессы, Малкольм был последовательным сторонником диалога, образования, дискуссий и религиозной критики – всех конструктивных, цивилизованных и допустимых форм инакомыслия».

В последний год жизни – между поездками в Африку, на Ближний Восток и в Европу – Малкольм душой и телом был за ненасильственные формы диалога и протеста. Помимо того что он поддержал работу внутри политической системы, один из крупнейших его шагов в это движение он сделал, согласившись на приглашение «Студенческого ненасильственного координационного комитета» выступить в Сельме, штат Алабама, на митинге молодежных активистов, участвовавших в кампании за регистрацию избирателей-негров.

Именно в Сельме, меньше чем за три недели до гибели, Малкольм наиболее полно слился с Движением за гражданские права и, в то же время, раздвинул его границы. Действительно, одно его присутствие в Сельме, особенно в качестве гостя «Студенческого комитета», было признаком того, что движение переросло свои рамки. Здесь Малкольм публично провозгласил, что «доктор Кинг абсолютно прав» в борьбе за избирательное право негров. Но, в то же время, он дал понять, что поддерживает право на самооборону перед лицом агрессии белых, что ненасилие неприемлемо для атакуемых людей, и это было сообщение местным властным структурам, что лучше дать Мартину Л. Кингу то, что он хочет, либо избирательное право будет получено другим способом. Затем в своем выступлении Малкольм перешел от внутренних дел к международным и публично объявил, что будет добиваться того, чтобы США ответили перед Объединенными Нациями за нарушения прав афроамериканцев. И наконец, к идее расовой борьбы Малкольм присовокупил призыв, в котором действительно отразилось мировоззрение, привезенное им из Мекки, это был призыв к созданию «общества людей, которые могут быть братьями».

В итоге, на фоне множества важных социально-политических факторов, повлиявших на его представления, именно путь к ортодоксальному исламу, в частности, идея многообразия, воплощаемая исламом, затронул самую сердцевину его существа. Этот путь как ничто другое дал ему свободу мыслить шире, в рамках большого международного и гуманистического контекста, и в то же время оставаться пламенным критиком расизма в Соединенных Штатах и во всем мире.

Источник: The Islamic Monthly