Коран
Мурад Вилфрид Хофман
18 мая 2000 года австрийское общество ориенталистов имени Хаммера-Пургшталя организовало симпозиум (в своем помещении в Вене) под названием «Леопольд Вайс, известный под именем Мухаммад Асад (1900 – 1992 годы) – жизнь, посвященная Исламу».
В нем приняло участие много разных людей, включая 89-летнего кузена Асада из Вены. Гюнтер Виндхагер, австрийский студент-выпускник, пишущий диссертацию об Асаде, подал биографическое вступление, проиллюстрированное редкими фотографиями, полученными от пасынка Асада, Гейнриха Ахмада Шиманна, которому сейчас 82 года.
Профессор Рейнхард Шульце (университет Берна) посвятил свое исследование изучению приближения Асада к Исламу, а доктор Мурад Хофман, чей «Дневник немецкого мусульманина» (1983 год) содержит предисловие Асада, говорил о «Восприятии мыслей Мухаммада Асада в мусульманском мире».
Исходя из такой подоплеки, я предлагаю пролить свет на два чрезвычайно важных и примечательных феномена, связанных с жизнью Асада: 1 – на его дебют в качестве плодотворного писателя ориенталиста-самоучки до принятия им Ислама; и 2 – восприятие его взглядов мусульманами на Западе и в мусульманском мире (до и после его смерти в Испании).
I
Немецким читателям посчастливилось иметь доступ к самой ранней книге Мухаммада Асада, которая была опубликована под его подлинным именем: Leopold Weiss, Unromantisches Morgenland. Aus dem Tagebuch einer Reise. Frankfurter Societäts-Duckerei, Abteilung Buchverlag, Frankfurt am Main 1924.
Она была написана в конце 1922 года для издания «Frankfurter Zeitung», которое было тогда и остается даже сейчас одним из наиболее престижных германских журналов. Вайс написал эту книгу в юном возрасте, ему было 22 года.
Вместе с художницей Эльзой Шиманн, которой суждено было стать его первой женой, в марте – октябре того года он посетил Палестину, Трансиорданию (Амман, в котором тогда было только 6 000 жителей), Сирию, Египет (Каир и Александрию), Турцию (Смирну, которая как раз сильно пострадала от пожара, и Стамбул), а также – Мальту. Книга иллюстрирована 59 черно-белыми фотографиями, которые сейчас имеют большую историческую важность. Источники фотографий не указаны.
Этот небольшой дневник, содержащий всего лишь 159 страниц, является, во многих смыслах, уникальным. Наиболее поражает, однако, писательский талант молодого автора, в частности, его запоминающиеся лирические описания стран, настроений и людей; часто они поразительны, но никогда не банальны. Свет, например, может быть «перламутровым»; путешественники могут быть «молчащими от ошеломления величием ландшафта». Формы и движения могут быть «опьяняюще уникальными», а ветер – «подобным дыханию без субстанции».
В Иерусалиме он обнаружил «недостаточно воздуха для дыхания» и «нагнетание террора». Здесь, как нигде более, Вайс «слышал рокот истории» и ступал по земле настолько мягкой, что «ноги наслаждались ходьбой».
Мы отважимся напомнить, что немецкий литературный гений, Рейнер Мария Рильке (1875-1926 годы), в то время был на вершине своей славы в качестве законодателя моды. Многие немецкие солдаты в Первую мировую войну шли в бой, имея в карманах поэмы Рильке.
Молодой Леопольд Вайс, естественно, был впечатлен проникновенным и духовным лиризмом Рильке. Удивительно то, что молодой Вайс, рожденный быть мастером, не проявил ни чувства обязанности перед Рильке, ни его манерности. Его литературные способности, которые так заметны в оригинальных английском и немецком изданиях «Пути в Мекку», со всей очевидностью уже были зрелыми в 1922 году.
Второй удивительный момент заключается в осознании того, что Вайс, уже тогда, был влюблен во все арабское и романтически увлечен им. Он изображал себя как некритического и безусловного почитателя арабской нации и культуры. Для него «арабы – благословенны» и архетипически благородны.
С его точки зрения, «самым чудесным образом проявлялось арабское бытие», то есть «в нем не было никакого разделения между вчера и завтра, между мыслью и действием, между объективной реальностью и личными чувствами». Арабы, согласно Вайсу, «всегда идентифицировались с простыми вещами, реализующимися здесь и сейчас (а потому, свободными от трагичности и сожаления)». Они вели «удивительно простой образ жизни, представляющийся в виде прямой линии от рождения до смерти».
После разговора с лидером Трансиордании, он, в своей идеализации арабов, предался пророческой лирике:
«Вы вневременные. Вы выпрыгнули из общего течения мировой истории… Вы являетесь современными покуда не будете облечены волей, а затем вы станете опорой будущего. Тогда ваша сила будет мощной и чистой…» (Здесь, я должен признать, Рильке выглядывает из-за его плеч).
Чувствуется ностальгия в Вайсовом восхищении арабами, потому что «их жизни текут с наивностью, присущей животным».
Даже пребывая в Стамбуле, он с сожалением вздыхает: «О, мой арабский народ!» Еще одной цитаты будет достаточно:
«На протяжении нескольких месяцев я был настолько впечатляем уникальностью арабов, что теперь повсюду ищу сильный центр их жизни… признавая его извечно существующим, потоком жизненности, по своей сути, это очень необычная нация».
Относительно этого изумительного влечения ко всему арабскому, но, к удивлению, не исламскому, молодой Вайс размышляет во «Вступлении»:
«Для того, чтобы понять их гений, необходимо войти в их круг и жить вместе с ними. Может ли кто-то поступить таким образом?»
Асад является одним из тех западных людей, которые, прилагая огромные усилия, попытались превратиться в настоящих арабов. Подобно другим, он стал виртуальным арабом по той простой причине, что ни цивилизация (Исламская), ни нация (турецкая), ни индивид (с возраста примерно после 16 лет) не способны полностью воспринять другую культуру до такой степени, чтобы она совершенно изгладила предыдущую.
Смена культуры была и есть тщетной попыткой. Еще вдохновленный своим юношеским увлечением, Мухаммад Асад был, возможно, ближе, чем кто-либо, к тому, чтобы стать «настоящим» арабом.
Мы знаем из «Пути в Мекку», что процесс, который необратимо вел Леопольда Вайса к Исламу, был запущен его политической оппозицией сионизму в Палестине. «Неромантический Восток», похоже, передает эту историю более точно. Для него сионизм вступил в порочный союз с Западными силами и, поэтому, стал раной на теле Ближнего Востока.
Однако, Вайс, напротив, далек от того, чтобы ожидать краха сионизма по причине «глубокой аморальности» его проекта Израиля. Он полагал, что сама идея исправления положения еврейского народа посредством обретения им Родины, без исцеления болезни иудаизма как такового, является ложной.
Евреи, думал Вайс, потеряли Палестину не без причины. Они потеряли ее потому, что предали свои моральные установки и своего Бога. Без изменения на противоположный этого разрушительного курса, бесполезно строить дома в Палестине. Вайс все еще исповедовал иудаизм, но не мог принять сионизм по политическим, а не религиозным, причинам. И это третий сюрприз.
Есть еще одно большое озарение, полученное от первой книги Асада: постоянные критические размышления о Западе, как растрачиваемом, упадочном, эксплуататорском (благодаря капиталистам) и бездумно потребительском. Вайс никоим образом не отображает того, что только недавно имела место Первая мировая война. Но он обнаруживает некоторые черты довоенных интеллектуалов, в частности, их стремление к «естественному», рискованному и экзистенциальному, с их жалобами на то, «как ужасен риск в отсутствии риска».
Для него европейцы стали духовно дряблыми, «привязанными к вещам», и теряющими свои инстинкты, так же, как и «пружинящую» жизненность. В действительности, он подметил разительный контраст между либеральным утилитаризмом и Востоком, который «сам решает, что для него является великим и новым» и позволяет «жить жизнью без границ». В отношении молодого Советского Союза, подобно многим в то время, он даже отваживался говорить в положительном тоне и отмечать возможность «освобождения всего мира».
Таким образом, «Неромантический Восток» показал Леопольда Вайса как поэта, поклонника арабов, противника сионизма и моралиста. Что поражает во всех этих аспектах, так это авторитет, с которым он говорит, словно политический гуру, делая смелые предсказания.
Будучи одаренным аматором, он с успехом предстает как опытный эксперт по ближневосточным делам. Очевидно, он только начал учить арабский язык, хорошо при этом зная иврит; Вайс упоминает, несмотря на это, только один случай, когда ему пришлось воспользоваться услугами переводчика.
Занимая такую позицию, Вайс показал себя настолько одаренным, что в это сложно было поверить. Разве он, например, не уловил правильно еще в 1922 году, что «Единство арабов наступит только через долгое время после того, как получат свободу их отдельные государства; и никак не раньше»? Это дерзость или экстраординарный уровень интуиции?
Есть еще одна удивительная вещь, которую мы находим, или скорее не находим, в самой ранней книге Асада: полное отсутствие Ислама. Единственный раз, когда это упоминается, Асад говорит, что он несущественен для арабского гения, поскольку тот «укоренен в крови» – это утверждение смахивает на расистскую арабофилию. Таким образом, содержащая много ценного книга не проливает свет на то, как арабы приняли Ислам.
Редакторы «Frankfurter Zeitung» сразу же признали многообещающее величие автора. Так, очень логичным поступком с их стороны был заказ еще одного описания путешествий у него. Вайс принял предложение, получил деньги, но не смог выполнить заказ (и был уволен). Однако, спустя всего два года после появления его «Неромантического Востока», в 1926 году он стал мусульманином.
II
Исходя из этой иллюстративной подоплеки, давайте теперь рассмотрим богатую событиями жизнь Мухаммада Асада с другой стороны, дабы осмыслить его влияние на Ислам в ХХ столетии, и дабы увидеть, как материализовались те большие надежды, которые он подавал в 1922 году.
В 1901 году, в Лейпциге, Макс Хеннинг – возможно, это псевдоним Августа Мюллера, – профессор ориенталистики Кенигсбергского университета, опубликовал свой широко известный и высоко оцененный перевод Корана на немецкий язык.
Следует отметить, что, однако, он подчеркнул в своем вступлении, что «со всей очевидностью, Ислам уже сыграл свою политическую роль». Это было, конечно, расхожим взглядом среди политиков и ориенталистов в Европе, а также, принималось по хорошо понятным причинам: весь мусульманский мир, за исключением маленькой части во внутренней Аравии, подвергся колонизации.
Христианизация и деисламизация казались неотвратимыми. Исламская сущность мусульманских элит, которые получили образование на Западе, ослабла. То есть, Запад, более сильный и динамичный, функционально более впечатляющий во многих отношениях, продвигающий рационализм и прогресс, казался достигающим своей цивилизаторской всемирной миссии.
Сегодня мы знаем, что Хеннинг и его последователи сделали настолько неправильный и поспешный вывод, что это нас удивляет сегодня. Невозможно однозначно сказать, могли ли они тогда предвидеть тот огромный успех Исламских движений по возрождению Ислама во всем мире в ХХ столетии. Это порождает другой вопрос: что запустило эти движения по пути Исламского пробуждения и возрождения? И могут ли быть предсказаны эффекты их деятельности?
Согласно моему собственному взгляду, Макс Хеннинг мог бы избежать своего ошибочного суждения, если бы был осведомлен о деятельности мусульманских интеллектуалов, которые уже тогда работали над формированием инструментов нынешнего Исламского подъема, таких, как: Джамаль ад-Дин Афгани (умер в 1897 году), Мухаммад Абдо (умер в 1905 году), Хасан аль-Банна (умер в 1949 году), Мухаммад Икбал (умер в 1938 году), Сайид Кутуб (умер в 1966 году) и Абуль-Аля аль-Маудуди (умер в 1979 году).
Мухаммад Асад также должен быть упомянут в числе этих выдающихся людей. Он сыграл ключевую роль и как мыслитель, и как деятель, который оказал чрезвычайное влияние во всех направлениях.
В действительности, его можно уподобить Карлу Маю (1842-1912 годы), самому популярному автору приключенческих историй, написанных по-немецки, которые увлекали миллионы германских читателей.
Мухаммад Асад же увлек их арабской и исламской тематикой, посредством своей книги «Путь в Мекку», которая стала бестселлером с самого момента своего появления в 1954 году на английском языке, а в 1955 году – на немецком. Возможно, ни одна другая книга, кроме Корана, не стала причиной обращения в Ислам столь многих людей.
Сегодня мы знаем, что книга является смешением фактов и выдумки, которая была законной для Асада, как была таковой для Иоганна Вольфганга Гете (умер в 1832 году), который назвал свою автобиографическую книгу «Истина и выдумка». Что бьет ключом из этой книги, так это истина исламского опыта и талантливое описание духовного ландшафта Ислама.
В «Пути в Мекку» Асад все еще появляется в качестве друга всего арабского, но теперь арабские достоинства и цивилизация предстают укорененными в Ислам. Даже те пассажи, которые Асад взял из своего «Неромантического Востока» и сделал их частью «Пути в Мекку» не являются механическими переносами; они предстают рассмотренными через призму Ислама.
Никто не может обвинить Асада в том, что описание причин, побудивших его принять Ислам, выглядит неубедительно: побочная сцена в Берлине и «случайное» обнаружение Коранического аята для объяснения увиденного феномена. Но следует также отметить такой момент: дал ли Августин (в своей «Исповеди») или Абу Хамид аль-Газали ответ, могущий удовлетворить любого и всякого? Может ли какой-либо обращенный полностью и во всех деталях убедительно и точно проанализировать свое обращение?
III
В то же время, кто-то может заметить, что влияние Асада было не только горизонтальным. Он также оставил свой след и в вертикальном направлении, в научной глубине, посредством ряда своих книг, каждая из которых явилась пионерским усилием, если не сказать больше.
Давайте вкратце рассмотрим их.
1. Первой из них стала книга «Ислам на распутье» (Лахор, Ашраф, 1934 год), которая снова показала Асада в качестве культурного критика с политическим видением, в качестве социолога религии и политического мыслителя, обладающего фантастическими аналитическими способностями. Ее первая глава, «Открытая дорога для Ислама», также показывает Асада в качестве теолога. Содержание этой главы представляется весьма ценным. Это становится очевидным из того факта, что она часто публиковалась отдельно под заголовком «Дух Ислама».
В этой книге Асад, в частности, предвидел нынешний кризис христианской доктрины о Христе – даже некоторые клерикалы отказываются от догмы о божественном воплощении – становление Ислама в качестве третьей силы между капитализмом и коммунизмом – которые оба имеют ряд общих черт – и Вторую Мировую войну, как «войну не виданного доселе размаха и научного террора (!)», которая «сильнейшему росту материалистического самомнения Западной цивилизации и доведет его до абсурда, и люди снова обратятся к поискам духовной истины».
Разве это не то, что мы видим сейчас?
Небольшого формата и ограничивающийся 160 страницами, «Ислам на распутье» является, в действительности, монументальной исторической, интеллектуальной и социологической критикой христианства и Запада вцелом.
Эта книга может рассматриваться в качестве первого (практически полного) отвержения Европы («рожденной в духе крестовых походов») и Западной идеологии. В последствии этой идее последовали такие писатели, как Сайид Кутуб, а сам тренд сейчас развивается многими другими. В этом отношении Асад может кому-то показаться даже предшественником Вильяма Офульса, автора «Реквиема современной политике» и Мишеля Уельбека, написавшего «Мир, как супермаркет».
Равнозначно важным является тот факт, что Асад, в самой ортодоксальной манере, защищает Сунну от нападок, которые были сделаны Игнацем Гольдзихером еще в конце XIX столетия, и тех, которые были сделаны Йозефом Шахтом около середины XX столетия.
В то же время, уже в 1934 году, он предусмотрел оживление исламской юриспруденции в виде преодоления «близорукости класса улемов». Более резонно, чем позднейшие попытки «исламизации знания», Асад призывал «изучать точные науки Запада, но не подпадать под влияние их философии». Цель была не в том, чтобы реформировать Ислам. «Ислам, как духовная и общественная институция, не может быть улучшен».
Хотя Асад реалистично понимал интенсивность предубежденности Запада в отношении Ислама, в этой книге он проявил замечательный оптимизм насчет будущего своей новой религии. (Немного позднее, его взгляды несколько изменились, в связи с интерпретацией процессов развития в Турции, Саудовской Аравии и Пакистане).
2. Второй книгой Асада был перевод с комментариями отрывков из сборника хадисов имама аль-Бухари под заголовком «Ранние годы Ислама», опубликованной в Лахоре в 1938 году. В этой работе мы впервые встречаем Асада в качестве традиционного мусульманского алима, вступающего в отрасль, которая в норме была прерогативой традиционно обученных улемов.
Книга содержит исторические пассажи, особенно в томе первом (глава «Как началось откровение») и томе пятом (глава «Достоинства сподвижников Пророка» и глава «аль-Махди: военные кампании»). Однако, Асад выделил последние 29 разделов главы 57 в новую книгу под названием «Как начинался Ислам».
Это была часть его усилий, направленных на переорганизацию материала аль-Бухари в соответствии с темами (то есть, личностями) или хронологией, или с тем и другим, такой подход был одобрен не всеми. Помимо всего, «Сахих» аль-Бухари был читаем и перечитываем, и даже заучиваем на память, многими мусульманами с момента его составления в третьем столетии хиджры (IX столетии нашей эры).
Если – в чем я уверен – переорганизация Асада не была сделана с намерением заменить собой традиционный текст «Сахиха», то она стала допустимой и интересной попыткой сделать возможным историческое и когерентное прочтение этого материала. Тем не менее, следует понять затруднение тех, кто привык к определенному положению, длящемуся на протяжении столетий.
Равнозначно важными были обширные и подробные примечания Асада – идеальный способ наполнить хадисы жизнью. Глубокая тщательность и ясность этих комментариев проявилась и позднее, в Асадовом «Послании Корана». Типичным, например, является отношение Асада к противоречивым сообщениям о принятии Ислама Омаром ибн аль-Хаттабом. Он примиряет эти сообщения посредством предположения, что «Обращение Омара, вероятно, не было результатом какого-то единственного события».
Со своими обширными примечаниями относительно Сунны, Асад следовал своей точке зрения – впервые озвученной в «Исламе на распутье» – что не фикх, а Коран и Сунна должны снова попасть в фокус, как центральный стержень Ислама.
В своей работе по Сунне, давая всему корпусу хадисов новое доверие и уважение, Асад перечислил опасные тенденции превращения Ислама в простую форму смутного и аморфного деизма. Поистине, то было значительное усилие. С тех пор, предвзятые нападки на Сунну, предпринимаемые ранее Гольдзихером, и позднее – Шахтом, стали выглядеть неподходящими.
Однако, Вторая Мировая война помешала публикации дальнейших частей этой работы. В связи с германской оккупацией Австрии в 1938 году, Асад автоматически стал гражданином Германии. Последовавшее за этим его интернирование британскими властями в Индии, сделало невозможным продолжение работы над этим проектом. А в связи с провозглашением независимости Индии в 1947 году, Асад потерял все материалы, что подготовил со всей тщательностью и плодотворностью, которыми славился.
3. Произведение Асада «Принципы государства и управления в Исламе» (1961 год), также маленькая книжечка в 107 страниц, стало важным базисом для дальнейших усилий по возрождению Исламской юриспруденции и развитию так сильно востребованной Исламской теории государства.
Изначально исследования на эту тему были обусловлены потребностью разработки Исламской конституции для новой Исламской республики Пакистан: дабы основать общество не на расовых или национальных идеях, но исключительно на «идеологии» Корана и Сунны. Поэтому книга отображает некоторое опьяняющее осознание того, что мусульманский мир снова может «свободно выбирать направление движения».
Асад был осведомлен, что мусульманская история не дает моделей, которые могли бы быть полностью скопированы. Конфедерация Медины была учреждена в очень специфических обстоятельствах; она была также уникальна тем, что управлялась самим Посланником Аллаха (мир ему и благословение).
С тех пор Исламская история, в значительной степени, характеризовалась деспотизмом. Идеи Низам аль-Мулька (умер в 1092 году) и аль-Маварди (умер в 1058 году) не могут служить в качестве готовых инструментов для Исламского общества в индустриальный век.
Поэтому Асад проницательно ощутил необходимость сделать четкое различие между небольшим количеством Божественных норм относительно управления государством и правлением, основанным на Коране и Сунне, которое одно достойно называться Шариатом (и прочими принципами управления). Что касается фикха, то есть огромного корпуса правил, выведенных из Корана и Сунны, то, в значительной степени, люди сами стали полагать, что его исключительными источниками являются Откровения.
В то время такое различение считалось революционным, хотя сейчас стало общепризнанным. Благодаря этому Асад смог разработать целостную Исламскую теорию государства, свободную от ноши мусульманской истории, которая, так уж вышло, характеризовалась злоупотреблением властью, неуважением закона, несправедливым и измышленным налогообложением, недостатком адекватного административного контроля и значительной небрежностью по отношению к низкому уровню общественного сознания.
В противоположность этому Асад пришел к выводу, что «обращение правительства к сознанию людей является главным залогом успеха Исламского государства», что «руководство государства должно быть выборным», и что «законодательная власть государства должна принадлежать по праву ассамблее, избранной обществом для этой цели».
Вцелом, Асад пришел к выводу, что «президентская система правления, в каком-то смысле близкая к таковой в США, наиболее полно соответствовала бы требованиям Исламской политики».
Еще есть много мусульман, которые продолжают утверждать, что демократия несовместима с Исламом. Это дает нам возможность понять, насколько авангардно мыслил Асад в этом направлении почти 40 лет тому назад. Но есть также и такие ученые, как шейх Юсуф Карадави и Фатхи Осман, которые подчеркивают, что подобные люди не слишком хорошо осведомлены ни в отношении Ислама, ни в отношении демократии; это отображает тот факт, что взгляды Асада разделяются рядом влиятельных Исламских ученых.
4. «Это наш закон и другие эссе» (1987 год) представляется последней книгой Асада. В действительности, однако, она состоит (частично) из его более ранних работ. Это собрание некоторых эссе, которые впервые были опубликованы в «журнале одного человека» в 1946 – 1947 годах; этот журнал назывался «Арафат – ежемесячник критики мусульманской мысли», издавался на протяжении всего нескольких лет в Лахоре.
В то время Асад обнаружил свое духовное родство с Ибн Хазмом из Кордовы, который, как и он сам, боролся с освященными предрассудками и защищал извечный Закон Ислама от всего выходящего за пределы Корана и Сунны.
Стремление Асада разграничить Шариат и фикх отчетливо проявилось в этой книге. Он продвигал точку зрения, что «настоящий» Шариат должен быть идентифицирован (и, возможно, кодифицирован). Опираясь на Ибн Ханбаля, Ибн Таймийю и Ибн Хазма, он занял бескомпромиссную позицию, считая, «что ничто, просто опирающееся на иджу или кыяс, не может признаваться в качестве Божественной нормы».
На базе Корана и Сунны – и только Корана и Сунны – требуется новый иджтихад для развития нового современного фикха, соответствующего потребностям нашего времени. Этот модерный фикх должен быть намного проще традиционного. Асад поспешил добавить, что, конечно, результаты нового иджтихада не могут быть приняты в качестве составляющей части Шариата как такового; напротив, современные факихи не должны повторять ошибку своих предшественников: делать закосневшей свою юриспруденцию.
«Это наш закон» представляет особый интерес для пакистанских мусульман, особенно глава под названием «Что мы подразумеваем под Пакистаном?», один из параграфов которой называется «Отговорка и самообман». Он включает в себя семь радиообращений Асада к своим пакистанским согражданам.
Он смотрел поверх официально провозглашаемого исламизма, когда говорил: «Ни простой факт наличия мусульманского большинства, ни простое удерживание ключевых должностей в правительстве мусульманами, ни даже функционирование отдельных законов Шариата не позволяет нам описывать ту или иную страну, как «Исламское государство»».
Он ясно дал понять, что ни введение закята, ни запрещение законом риба (фиксированного процента), ни предписание хиджаба или введения наказаний худуд (наказания за криминальные поступки в соответствии с Шариатом, например, отрубание кисти руки за воровство) сами по себе не превратят страну в Исламское государство. Для этого, как чувствовал Асад, есть только один путь: построить общество, «которое действительно живет согласно постулатам Ислама» и в настоящее время «нет ни единого общества такого рода».
В подобных наблюдениях мы впервые видим, как мусульманский идеалист Мухаммад Асад начал выражать горькие чувства по причине неприглядной действительности в мире Ислама.
5. После работы на протяжении десятилетий мастерство Асада достигло своей вершины при переводе на английский язык Шекспира Корана и написании к нему комментариев, который появился в 1980 году под названием «Послание Корана». Это был лучший, после переводов Абдуллы Юсуфа Али и Мармадьюка Пиктхолла, перевод, который выделялся среди современных усилий по донесению послания Корана на английском языке.
Перевод Асада является, возможно, единственным переводом, который был полностью переведен на несколько других языков, таких, как турецкий и шведский. Его работа получила высокую оценку по причине ясности и точности его комментариев, основанных на глубочайшем знании чистого арабского языка.
Читатели, возможно, ценят больше всего то, что Асад обращается к ним на равных. Он отображает корни проблемы перевода, приводит другие варианты (и причины, которые побудили его выбрать их), а затем объясняет, какие доводы кажутся ему наиболее убедительными в данном конкретном случае.
По двум причинам стиль Асада оспаривается: с одной стороны, он не отображает немногословный, компактный и даже лаконичный стиль Корана, который Мармадьюк Пиктхолл так хорошо уловил в своем переводе 1930-го года.
Такое различие обусловлено стремлением Асада подойти как можно ближе к передаче всех нюансов значения. Поскольку, в большинстве случаев, отсутствуют полные эквиваленты имен существительных и глаголов в обеих языках, Асад прибегает к использованию качественных прилагательных и наречий, отсутствующих в Кораническом тексте, или даже к удвоению существительных визуализации, например, он переводит слово شِرْعَةً (Коран, 5:48), как «закон и способ жизни». В результате, перевод Асадом немногих арабских слов, иногда, занимает две полные строчки.
Басмалла является хорошим примером. Пиктхолл переводит ее, как «Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного»; а Асад, как: «Во имя Бога, Самого Милостивого, Дарующего благодать» (выделено курсивом специально). Не только выбор слова «Дарующий» (Dispenser) является неудачным, сама идея передавать имена Аллаха, такие, как ар-Рахман, аль-Хаким, аль-Къадир и другие, посредством превосходных форм, смахивает на христианский словарь и нарушает простоту Коранического языка. Абдулла Юсуф Али совершил такую же ошибку.
Многие переводчики Корана могут быть обвинены сегодня в использовании высокопарного классического языка, который звучит старомодно, да еще и является библейским. Шекспир – это просто не наш современник. Я не являюсь сторонником «американской» версии (а-ля Ирвинг) или прозаического, «обыденного», разговорного стиля. Язык Корана и в переводе должен отображать то, что это Речь Аллаха. В то же время, читатели не должны отталкиваться настолько искусственной и неестественной речью, что к ней теряется всякое доверие.
Различие может быть незначительным, но весьма важным и существенным, как в случае 17:40 мы читаем «Воистину, вы говорите ужасные слова» у Асада или «Поистине, ужасные словеса вы изрекаете» у Пиктхолла.
Еще, как мы увидим ниже, и некоторые другие, более существенные, возражения были высказаны в адрес перевода Асада. В действительности, ни один другой перевод не вызвал стольких противоречий и горячих споров, как его.
Многие написали больше книг, чем Асад. Однако, немногие оказали такое большое воздействие, как он. Только по причине своих письменных работ, Асад поистине был наибольшим подарком Австрии (и Европы) Исламу в ХХ столетии, несмотря на наличие таких личностей, как Рене Генон, Мармадьюк Пиктхолл, Фритьоф Шуонн и Мартин Лингс.
IV
Однако, Асад был не только интеллектуалом, который внимал доводам разума и был скептически настроен по отношению к суфизму. Он также был политическим деятелем и ведущим исследования на Ближнем Востоке корреспондентом Frankfurter Zeitung (1922 – 1926 годы); советником короля Абдул-Азиза (в соревновании с проводником британского влияния Гарри Джоном Филби); борцом за свободу против итальянской оккупации Ливии; человеком, сделавшим интеллектуальный вклад в образование Пакистана и его послом в ООН в Нью-Йорке.
В христианском мире, орден бенедектинцев до сих пор руководствуется девизом «молитва и труд», переиначенным на «созерцание и борьба» братом Пьером Таизским. Этот девиз согласуется с Исламским понятием «аль-инсан аль-камиль» мусульманина, стремящегося к совершенству в мысли и в деле.
Пророк Ислама (мир ему и благословение) был такой личностью, как муж, как отец, как военачальник, как государственный деятель, как судья и как человек, погружающийся в глубины духовности. Салах ад-Дин аль-Айюби, Ибн Таймийя, Абд аль-Кадир аль-Джазаири были подобными личностями. Мухаммад Асад, своим особым путем, приобщился к духовному родству с этими великими людьми.
У меня было некоторое представление о сочетании этих черт у Асада, но, тем не менее, я был удивлен, когда он подъехал к моей гостинице в Лондоне, преодолев на колесах плотные городские пробки, и это в возрасте 85-ти лет!
V
Принимая во внимание эту подоплеку, может сложиться такое представление, что Мухаммада Асада ценили везде в Исламском мире, взирая не его высокие заслуги и вклад в его возрождение; но это не так.
Да, на Западе, в частности в Соединенных Штатах Америки и в Западной Европе, Асадом сильно восхищались, и не только среди относительно недавно обратившихся в Ислам, но также и среди мусульманских мигрантов из-за рубежа. На Востоке, за исключением упоминаний о его дружбе с Мухаммадом Икбалом (в том числе, в Пакистане, Индии и Малайзии), дело обстояло иначе.
В действительности, что касается арабского мира, то нельзя все списать на недостаток образования в незнании чего-либо о Мухаммаде Асаде. С моей точки зрения, есть три главные причины:
1. Некоторые арабские мусульмане проявляют тенденцию к скепсису, когда некто, для кого арабский язык не родной, пытается осуществить перевод фундаментальных текстов Ислама. Может возникнуть вопрос: почему же аз-Замахшари смог достичь такого выдающегося владения арабским языком? Наши братья-единоверцы должны, конечно, принять исключение и в случае Асада, чей уровень владения арабским языком часто повергал в стыд тех, для кого он был родным.
2. Будучи до принятия Ислама иудеем, Асад испытал некоторые предубеждения в отношении себя. По крайней мере, некоторые мусульмане поддались подозрениям, что он избрал Ислам только для того, чтобы подорвать и извратить его. Это заблуждение усилилось после того, как в 1952 году, после 22-х лет брака, Асад развелся со своей арабской женой, Мунирой бинт аль-Хусейн аш-Шаммари, матерью его сына Талала, и взял в жены другую женщину, Полу Хамиду, американку польского происхождения.
Мало внимания обращается на то, что в прошлом были такие иудеи, которые, приняв Ислам, становились исключительно хорошими мусульманами, такими, как бывший раввин Абдулла ибн Салам, которому Пророк Мухаммад (мир ему и благословение), согласно хадису от Муаза ибн Джабаля, даже обещал место в Раю.
Увы, этот самый передатчик сообщил об одном еврее в Йемене, который принял Ислам только для того, чтобы предать его. И Ибн Исхак, и Ибн Касир в своих «Сирах» ярко подают перечень еврейских лицемеров, включая Саада ибн Хунайфа, которые только делали вид, что приняли Ислам.
Абу Хурайра передал жалобу Пророка (мир ему и благословение) на то, что он не смог обратить в Ислам и десяти раввинов. Всегда многие мусульмане не только опасались, но и продолжают опасаться, что – как было предсказано – они расколются более, чем на 70 сект, и что иудеи, включая бывших иудеев, сыграют свою роль в этой катастрофе.
3. Такие предубеждения стали более конкретными, когда Асад в своем переводе Корана в нескольких важных случаях отошел от традиционного толкования:
а) В некоторых случаях он отошел от ортодоксии в тексте при самом его переводе. Например, Асад удалил слово джинн в своем переводе, отдав предпочтение использованию вместо него таких словосочетаний, как хорошие и плохие побуждения (выводимые из психологии или даже психиатрии, такой модной во время его юности).
Такой подход был бы более приемлемым, если бы отображался только в сносках и примечаниях. Это было бы тем более легко, поскольку Асад в приложении №3 подробно объяснил, какое значение может иметь слово джинн (и шайтан) в специфическом контексте: духовные силы, ангельские силы, сатанинские силы, оккультные силы, невидимые или прежде невиданные существа.
Таким образом, в Коране (114:6) Асад трактует джиннов как «невидимых существ». В приложении и в примечаниях к 46:29 и 72:1 он доходит до того, что утверждает, что слово джинн здесь может относиться к людям, то есть, к странникам.
б) Как объяснено в приложении №4, Асад усматривал в событиях аль-исра ва ль-мирадж мистический опыт исключительно духовной природы, а не физическое происшествие: реальное видение (а поэтому объективную реальность, а не просто сон), испытанное душой Мухаммада (мир ему и благословение) без его тела.
Такая интерпретация чудесных событий была не только поддержана точкой зрения Айши (да будет доволен ей Аллах), но и отсутствием существенных хадисов, доказывающих противоположное.
Асад, главным образом, отстаивает точку зрения, что все происшествие имело место не в материальном мире. Принимая во внимание популярные приукрашивания аль-исра ва ль-мирадж, перевод Асада подвергся сильнейшим нападкам из-за этого.
Его оппоненты любят указывать на то, что Айша была еще ребенком и не была замужем за Пророком (мир ему и благословение), когда ночное путешествие и вознесение имели место. В ответ Асад проявлял готовность принять традиционную формулировку интерпретации этого события, как равновероятную своей. Но этот компромисс не был принят его недоброжелателями.
в) вцелом, Асада обвинили в том, что он обращался с Кораном слишком рационалистически и был скрытым мутазилитом: в качестве примера указывают на его толкование того, как Иисус разговаривал в колыбели; спасение Ибрахима из огня и на его непризнание Лукмана, Хызра и Зуль-Карнайна в качестве исторических личностей.
Его критики отмечают, что Асад слишком много вещей трактовал как простые аллегории.
В действительности, он видел в Лукмане «легендарного мудреца» и «мифический персонаж», в Хызре – «мудреца-мистика» и «аллегорический персонаж, иллюстрирующий мистическое озарение, доступное человеку», и даже в Зуль-Карнайне он не усматривал историческую личность, а «весь смысл (его упоминания) заключается в иносказательном рассуждении о вере и этике».
Что касается этих трех персонажей, то лучше всего сказать: «Сие ведомо Аллаху». Но что касается Ибрахима (Коран, 21:69; 29:24), то в этом случае Асад оказывается в более щепетильном положении, когда приходит к умозаключению, что Ибрахим не только не спасался от огня, но и не был никогда в него брошен.
Это правда, что Коран абсолютно ясно и отчетливо не утверждает, что Ибрахим находился в огне. Но говорить, что фраза «Бог спас его от огня» (Коран, 29:24) указывает, скорее, на тот факт, что он так и не был брошен в него, выглядит как ограничение способов и возможностей Аллаха ко вмешательству.
Это же справедливо и в отношении того, как Асад истолковал речь Иисуса в колыбели (Коран, 19:30-33). Для него эти аяты «были по своей природе тропом, тропом, указывающим на оформление будущий событий… с использованием прошедшего времени для описания того, что непременно должно случиться в будущем».
В качестве альтернативы, Асад предполагал, что речь Иисуса могла быть произнесена в более позднее время, после того, как он достиг зрелости, так, что эти аяты были «предварительным описанием…» Снова чудо объяснено на основе рациональных доводов.
г) Многие улемы выразили несогласие с тем, что Асад категорически отрицал доктрину насих ва мансух, проявляя неприятие возможности отмены более ранних Коранических аятов более поздними и принятие насиха только между последовательными Писаниями.
Для него аяты из сур 2:106, 13:39 и 87:6 говорят только о предыдущих Божественных Посланиях, о замене «одного послания другим» (Коран, 16:101)
Это, для него, сочетается с очевидным линейным этическим прогрессом и созреванием от Ветхого Завета (с его обращением к евреям) через Евангелие (с его обращением к христианам) к последнему Откровению – Корану. В действительности, для него выглядело странным, что Аллах мог изменить Свое постановление всего лишь через несколько лет, поскольку «нет замены Его Словам» (Коран,18:27)
Асад отбросил противоположный традиционный взгляд как ошибочный и неподдерживаемый Сунной, также указывая на то, что нет единодушия относительно того, какие аяты предположительно являются отмененными. Он даже заподозрил, что некоторые улемы столкнулись с тем, что можно было бы назвать «противоречиями» в Коране, и по причине этого они предпочли прибегнуть к отмене, вместо того, чтобы добиться согласования на более высоком уровне толкования.
д) Новое толкование Асадом роли и прав мусульманских женщин было категорически признано многими слишком апологетическим. В частности, его критиковали за интерпретацию 31 аята суры «Свет», в котором он пришел к выводу, что обязанность мусульманок покрывать свои волосы зависела от превалирующих цивилизаторских нравов.
Согласно Асаду, этот аят позволял «связанные со временем изменения, необходимые для морали мужчин и социального роста», принимая во внимание, что все приличное и неприличное «законно может изменяться со временем».
Асад допускает, что большинство женщин в Аравии во время Откровения носили платки на головах, как говорится в вышеназванном аяте. Но для него смысл этого аята заключается в предписании прикрывать женские интимные места платком или чем-либо другим. Иными словами, Аллах не повелел мусульманкам носить головные платки, чтобы обязательно головы были покрыты. Суть аята 31 состоит в предписании скрывать от взоров первичные и вторичные женские половые органы, а не женские волосы.
Асад упоминает, что традиционно область тела, которую женщина может не скрывать, ограничивается лицом, кистями рук и ступнями ног, но ему не удалось обнаружить обоснование этого в хадисах.
Интерпретация Асадом аята 59 суры «Сонмы» согласовывается с его толкованием 31 аята суры «Свет». В предписании женщинам одевать, накидывать на себя верхнюю одежду, он снова усматривает ограниченную временными рамками формулировку, а сама суть заключается не в одеждах, а в результате (приличная одежда), то есть «моральное руководство должно быть соблюдено, несмотря на постоянно изменяющиеся времена и социальное окружение».
Кажется, что многим людям Асад запомнился тем, что отрицал то, что мусульманки обязаны покрывать головы в присутствии посторонних мужчин. Действительно, в горячих политических спорах по вопросу хиджаба он цитировался противниками хиджаба, будь то в Турции, во Франции или в Германии.
По этому частному вопросу, Коранические изыскания Асада оказали разделяющий эффект на мусульман. Типичным был случай, когда после благосклонного упоминания об Асаде во время лекции в Вашингтоне в 2000 году ко мне немедленно подошел один шейх и сказал: «А вы знаете, что написал Асад относительно суры «Женщины»?»
VI
Именно по причине взглядов Асада на такие спорные вопросы, первое издание его перевода, которое спонсировалось некоторыми арабами, не могло увидеть свет. В последствии его отношения с ними стали натянутыми. И хотя некоторые из них, вроде шейха Ахмада Заки Йамани, подчеркивали свою дружбу с Асадом, тем не менее, натянутость развивалась и продолжала оставаться.
Как бы то ни было, престиж Асада продолжает расти среди современных мусульман, особенно в Европе и Соединенных Штатах Америки. Есть некоторые признаки, позволяющие предполагать, что возрождение и подъем Ислама в XXI столетии могут прийти с Запада: из Лос-Анджелеса, Оксфорда или Лондона скорее, чем из Каира, Феса или Исламабада. Если это предположение правильно, скоро может наступить время, когда высокая оценка мысли Мухаммада Асада станет поистине глобальным явлением.
Источник: издание «Europe’s Gift to Islam», том I
Перевод с английского: Юрий Косенко (историк, переводчик, востоковед, африканист)
