Коран
Зайнаб Чодри (Zainab Chaudry)
Пребывание в палестинском городе Хеврон позволило нам познать новые стороны человеческого терпения, упорства и несгибаемого духа в нечеловеческих условиях.
Расположенный примерно в 30 километрах от Иерусалима, это крупнейший город на оккупированном Западном берегу и второй крупнейший палестинский город после Газы.
Здесь находится древняя мечеть аль-Ибрахими, построенная на могилах четырех самых почитаемых пророков ислама: Ибрахима (Авраама), Исхака (Исаака), Йакуба (Иакова) и Йусуфа (Иосифа) (мир им всем).
Евреи поклоняются этому месту как Усыпальнице патриархов, причем растущее присутствие в этом районе сионистских поселенцев доводит напряженность до точки кипения. Страшный теракт произошел здесь во время рамадана в феврале 1994 года: приехавший из Америки израильский поселенец Барух Голдштейн (Baruch Goldstein) во время утреннего намаза ворвался в мечеть и открыл огонь по молящимся, убив 24 человека и ранив десятки.
Вследствие этого жестокого инцидента израильские власти взяли город под свой контроль, установили множество пропускных пунктов и поделили мечеть, причем мусульманам выделили 40% помещения, тогда как остальные 60% целиком достались евреям.
Хосни Раджеба (Hosni Rajeba) — один из тех, кто остался жив после того теракта. По его мнению, израильские власти «награждают убийц». Он, как и многие другие, продолжают жить с психологической травмой, постоянно опасаясь, что поселенцы могут причинить им вред или израильские солдаты по непонятной причине могут запретить въезд.
День, когда мы приехали в Хеврон пришелся на 12 раби аль-авваля по исламскому календарю, когда многие мусульмане отмечают маулид – день рождения любимого Пророка Мухаммада (мир ему и благословение). Гид объявил, что по этому случаю для посещения будут открыты и «мусульманская», и «еврейская» части мечети аль-Ибрахими.
Мы все обрадовались возможности помолиться в мечети, построенной на могиле пророка, которого за набожность называют «другом Бога».
Но на въезде в Хеврон наш энтузиазм поутих при виде большого зловещего знака, предостерегающего о том, что въезд израильских граждан запрещен, и что въезд «опасен для жизни».
Послание представляло угнетенных как угнетателей, намеренно нивелируя тот факт, что именно израильские поселенцы представляют угрозу для палестинцев. Чем-то похожие таблички висели в американских городах в период Второй мировой войны: «Япошки, убирайтесь, это квартал белых». Хотя знаки были адресованы иммигрантам, в то же время с их помощью происходило отчуждение и маргинализация гонимого меньшинства.
Мы проезжаем мимо палестинского квартала, загороженного сеткой, под которой поселенцы сваливают мусор. Многие двери и окна заварены израильскими солдатами, поэтому люди, не желая расставаться со своим имуществом, вынуждены лазить через крышу.
Водитель заворачивает на стоянку, которая раньше была полна автобусами с туристами. Сейчас она пустует.
Мальчишки проворно бегут вниз по склону и окружают нас, предлагая цветные безделушки, открытки, жвачку. Туристы – выгодные покупатели, но редкие. Скоро я понимаю, что мои сила воли и кошелек не могут устоять перед этими ловкими торговцами.
Сделав покупки, мы едем на улицу Шухада, называющуюся в честь погибших во время резни 1994 года. Даже при ярком дневном свете здесь безлюдно и мрачно, и было бы совсем похоже на город-призрак, если бы не кучка палестинских детей, демонстративно играющих на улице под свирепыми взглядами израильских солдат, стоящих неподалеку.
Но здесь так было не всегда. Когда-то Хеврон был благополучным городом с многочисленными лавками, магазинами и ресторанчиками. Они уже давно не работают, а ведь когда-то были источником дохода для многих семей.
Теперь квартал Н2, в котором находится мечеть – закрытая военная зона, где каждых 100 метров стоял израильский патруль. Сионистские силы ввели строгий комендантский час, периодически закрывают доступ в мечеть, устраивают выборочные досмотры, в том числе женщин.
У подножья холма, ведущего в мечеть, солдаты проверяют нашу группу: требуют паспорта, спрашивают цель визита. С трудом сдерживая возмущение по поводу бесцеремонного и беспочвенного допроса, я отделяюсь от группы и собираюсь идти дальше.
Мне преграждает путь солдат, его рука лежит на прикладе автомата. На вид ему лет 25. Тень от шлема падает на лицо, но не скрывает сурового взгляда.
Я часто задавалась вопросом, что было бы, если бы пришлось столкнуться вот так, лицом к лицу с израильским солдатом. Чтобы разглядеть какие-то проблески сожаления или совести в его поведении. Чтобы спросить, почему лояльность государству дает ему право притеснять таких же людей, как и он, и какая часть его веры разрешает ложь, насилие, грабежи и бесчеловечные преступления?
Мы глядим друг на друга в упор, я смотрю на него с интересом, как на дальнего родственника, например, двоюродного брата, которого встретила впервые. И еще я смотрю с отвращением, как будто на провокатора или хулигана, который обижает беззащитного. Не могу забыть, что те же самые солдаты регулярно бросают светошумовые гранаты и распыляют слезоточивый газ, разгоняя молодых палестинцев, борющихся за независимость.
Ему известно, что я – американская туристка и не представляю угрозы. И все равно я абсолютно уверена, что если бы я не остановилась, он, не колеблясь, нажал бы на курок и моментально застрелил бы меня.
Я не часто попадала в ситуации, когда мое передвижение ограничивали под угрозой насилия. Но достаточно испытать это хотя бы раз, чтобы оно запечатлелось в памяти на всю жизнь.
Пророк Ибрахим (мир ему) был готов пожертвовать самым дорогим ради любви и покорности Господу. По сути, его самоотверженной преданности Всевышнему посвящен один из двух главных мусульманских праздников.
В те секунды я спрашивала себя: что, если бы от меня потребовалось пожертвовать молитвой в этой святыне, расположенной на его могиле, ради того, чтоб никто не посягнул на мое достоинство.
Вмешался наш гид, он поговорил с солдатами, и нас пропустили. Но я не чувствую облегчения, так как думаю о том огромном множестве людей, которых так и не пропустили, просто потому что они палестинцы.
«Мусульманский» вход в мечеть находится на уклоне улицы и гораздо менее удобен, чем «еврейский». Мой престарелый дядя тяжело дышит от подъема, и я с тревогой смотрю на него.
С каменной стены с железной решеткой наверху, тянущейся вдоль холма, за нашим восхождением наблюдает группа палестинских мальчишек.
На стене большими черными буквами нацарапано по-английски слово «надежда» — путеводная звезда, столь нужная в этой темной гнетущей реальности.
Мы входим в мечеть, и комок гнева в моем горле постепенно отпускает, когда я вижу кенотаф на месте погребения пророка Ибрахима (мир ему). Он богато украшен, зеленые ковры покрыты золотыми надписями.
Никакими словами и образами невозможно полностью передать ощущения от пребывания в этом священном месте. То чувство безмятежности, что окутывает сердце. По сравнению с возможностью стоять в этом месте любые трудности и препятствия на пути к ней – ничто.
Я молюсь, не забывая, что из каждого угла на меня уставились израильские камеры – непрошенные гости, следящие за каждым моментом, ухватывающие каждый звук.
Кто-то просматривает запись на скрытых мониторах. Они ведут постоянную слежку в наших мечетях, толком не понимая любви и благоговения, которые продолжают влечь нас сюда.
Несмотря на то, что это особенный день, еврейская половина закрыта для посещения, вопреки тому, что говорил гид. Мы узнаем, что оккупационные силы частенько игнорируют собственные обещания о полном доступе в мечеть по мусульманским праздникам.
Кто-то из группы заметил, что благодарен уже за то, что нам хотя бы позволили войти. Это заискивающее замечание мне не понравилось.
Будучи в одном из самых священный мест ислама при таких обстоятельствах, я испытывала целую гамму чувств. Но среди них нет чувства «благодарности» израильским солдатам за их «разрешение».
Мы выходим из мечети, и я приближаюсь к палестинскому торговцу по имени Касим, который предлагает купить у него четки. Ему примерно 20 лет, он родился в Хевроне и почти идеально говорит по-английски.
До прихода поселенцев Касим и его друзья каждый день ходили в школу. Потом их школу закрыли. Это объясняет, почему дети допоздна играют на улице.
Я захотела узнать о нем побольше. Спросила, если бы у него была возможность ходить в школу, что бы он изучал? Он сказал, что хотел бы быть адвокатом, работать на правосудие, потому что без правосудия не может быть мира. Я спрашиваю, слышал ли он цитату из Мартина Лютера Кинга, который сказал: «Настоящий мир наступит не благодаря отсутствию конфликтов, а благодаря присутствию справедливости».
Желая услышать его объяснения, я спрашиваю, что заставляет его оставаться здесь, когда на исполнение его мечты почти нет надежды. Он пожимает плечами. «Образование – это важно. Но если я уеду, у меня не будет дома, куда можно было бы вернуться». Он показывает на улицу Шухада в направлении мечети Ибрахима. «Если мы все уедем, мусульмане потеряют свои святыни».
Его история потрясла меня. Многие из этих молодых людей упустили возможности лучшей жизни, чтобы защитить наследие уммы.
Я спрашиваю, есть ли у него послание для братьев и сестер в Соединенных Штатах. Он колеблется, подбирая слова. «Я приглашаю вас к нам, помолиться здесь. Это принадлежит и вам тоже». Палестина принадлежит всем нам.
Автоматы израильских солдат гораздо опаснее, чем камни, которые бросают в них палестинские дети в знак сопротивления. Но они не сильнее, чем сила воли и отвага этих молодых людей. Однажды человечество узнает, что оружием и гранатами не разрушить человеческие мечты. Ракетами и пулями не уничтожить их жажду свободы.
Поколение Касима не знает жизни без оккупации. Они заслуживают возможности получать образование. Они представляют собой нашу надежду на будущее. Не их выбором было родиться в таких условиях. Но они заслужили право на то, чтобы их изменить.
Эта молодежь заслужила наши благодарность и уважение. Мы в долгу перед ней за ее жертвы.
Поезжайте к детям Хеврона. Скажите им, что мир не отвернулся от них. Мы с ними. Мы поддержим их. Мы не перестанем бороться за их право на самоопределение.
Источник: Muslim Matters
Добавить комментарий