Коран
Зайнаб Чодри (Zainab Chaudry)
В пересечении границы с нынешней Палестиной есть что-то от антиутопии.
Пока мы едем на автобусе из Аммана к палестинской границе, гид объясняет, что нам предстоит. Он предупреждает, что фотографировать нельзя:
«Это запрещено. Солдат невидно, но предполагается, что они видят вас».
Наше приподнятое настроение прошло, угасли разговоры и смех, повисла тревожная тишина. Напряженность изредка прерывается невеселыми шутками.
Мы подъезжаем к терминалу иорданских пограничников, где проверяют наши паспорта. Паспорта возвращены, и мы трогаемся дальше. Тянемся мимо вооруженных солдат и зловещих предупредительных знаков через несколько второстепенных блокпостов и заграждений.
Наконец, подъезжаем к израильскому терминалу. Нам говорят забрать свои вещи и выйти из автобуса. Дядя открывает бутылочку с лекарством, вытряхивает одну таблетку и глотает, запивая водой. Никто не убеждает его в том, что все будет хорошо.
Мы с мужем вытаскиваем багаж и становимся в начале группы.
Мы проходим через металлоискатели, отвечаем на предварительные вопросы, тем временем наш багаж просвечивают и снабжают ярлыками, и мы идем к стойкам иммиграционной службы.
Сначала задают вопросы мне. Иммиграционный чиновник изучает мой паспорт, перелистывает страницы.
«Цель вашего визита?.. Как долго планируете пробыть?.. Есть ли знакомые в Израиле?»
Вопросы продолжаются.
Вдруг подходит израильский солдат – с автоматом на плече, почти в рост его самого – и дает знак придержать мой паспорт.
Чиновник кивает, выдает мне бланк и велит сесть в зоне ожидания. Меня вызовут. Здесь уже сидят несколько человек, в основном туристы и палестинцы, возвращающиеся из Иордании. Они не преступники, но они палестинцы и мусульмане, поэтому им предстоит допрос, обыск, а затем намеренно долгое и унизительное ожидание.
Вот в зону ожидания приходит палестинка с сыном примерно 24 лет. На улице прохладно, но женщина в испарине. Я стараюсь ободряюще улыбнуться, уступаю свое место. Они немного говорят по-английски. Они палестинские беженцы, живущие в пригороде Аммана.
Недавно на Западном берегу у них убили родственника. Они едут на похороны. И за это им теперь терпеть головную боль и унизительно-оскорбительную процедуру пересечения границы! Я выражаю соболезнования – а что я еще могу?
Открываю книгу, чтобы почитать, но не могу сосредоточиться, не могу перестать думать о трагедии этой семьи.
Примерно через полчаса меня вызывают, и сотрудница иммиграционной службы начинает задавать мне вопросы.
«Кем вы работаете?.. Место работы?.. Ваши служебные обязанности?»
Как будто она не знает. Мы боремся с ненавистью и предрассудками, стоим за справедливость, защищаем угнетаемых.
«Палестинцев тоже?», — спрашивает она.
Не тороплюсь с ответом: жду, когда она посмотрит мне в глаза, т.к. знаю, ответ важен. Спокойно и внятно говорю: «Да».
Отвечаю и понимаю, что своим ответом могу спровоцировать отказ. Но такова цена правды. И уверена, что она стоит того, чтобы за нее платить снова и снова.
Я первая из нашей группы подошла к стойке иммиграционной службы. И когда через два часа меня отпустили, неудивительно, что я была последней. Но даже если бы меня продержали 20 часов или 20 лет, мои ответы не изменились бы.
Когда я вошла в автобус, все радостно зашумели. Но я не была настроена торжествовать. Я не чувствовала никакой радости – только удрученность и злость. Мое возвращение явно было для всех облегчением. Я прошла на свое место и уставилась в окно. По моим щекам текли слезы. Во мне кипело возмущение. На душе было тягостно.
Пока я ждала, к палестинке с сыном подошел израильский офицер, спросив:
«Цель поездки в Израиль?»
Меня поразила абсурдность ситуации. Ведь это их родина! На палестинской земле жило несколько поколений их семьи, пока их не вышвырнули в результате политики колониализма, санкционированной государством. А теперь им приходится обосновывать свой приезд.
«У нас погиб родственник. Мы едем на похороны».
Новые оскорбительные вопросы, новое точно рассчитанное унижение.
«Как зовут ваших родителей? Дедушек и бабушек? Кто умер? Как его зовут? Когда он умер?»
Нет он не просто «умер». Его убили. Неудобная подробность. Но кому нужна точная формулировка? От нее одни неприятности.
Ее руки заметно дрожат. Она подносит к губам бумажный стаканчик с водой, поданный сыном. Но это только временное облегчение. Никакое количество воды не может утолить их жажду освобождения от оккупации. Сын сжимает руки в кулаки до белизны костяшек, но молчит – вопросы задают ей и хотят, чтобы отвечала именно она.
Эта сцена пугающе напоминает мне сцены допроса правоохранителями родителей молодых чернокожих американцев, которые я не раз наблюдала в США.
Не смотреть в глаза. Не привлекать к себе внимание. Не выглядеть напуганным. Не делать резких движений. Держать руки на виду. Не повышать голос. Во что бы то ни стало сохранять спокойствие и вежливость.
Когда ко мне подошел пограничник, чтобы отдать паспорт и сообщить, что я свободна, мать перебирала четки, читая зикр. Сидеть им предстояло еще долго.
Я представила, как швыряю паспорт на пол. В этот момент я хотела многое им сказать. Я хотела кричать от возмущения, требовать ответа, почему это я, американка, «могу быть свободной», а эта палестинская женщина – имеющая больше прав на эту землю, чем я и любой другой в этом терминале, – терпит несправедливость и унижения.
Почему я, в моем привилегированном положении, могу быть спокойной и собранной, независимо от исхода этого оскорбительного эпизода, а она – та, с которой я сразу ощутила какую-то связь – должна переживать страх, унижение, бесчестье.
Наши глаза встретились, я постаралась выразить своим взглядом утешение и ободрение.
Я медленно вышла из терминала, остро осознавая, что земля у меня под ногами впитала море слез, пролитых миллионом палестинских матерей.
Неописуемую радость от посещения Аль-Кудса, молитвы в Аль-Аксе, от того, что твоя нога ступает там, куда ступали благословенные ноги наши любимых пророков (мир им), затмило нестираемое пятно апартеида.
Спасибо за то, что я побывала именно на этом КПП, запрещенном для прохода израильскими евреями, и смогла своими глазами увидеть возмутительное обращение и откровенную криминализацию, которые палестинцы испытывают на себе каждый день.
Активизма в соцсетях недостаточно
Буквально каждый палестинец, которого я встречала в этой поездке, говорил одно и то же: когда вернешься, скажи нашим братьям и сестрам, чтобы поскорее приезжали к нам. Поезжайте в Палестину, на эту незаконно оккупированную землю, которую ее народ называет домом всех мусульман.
Помолитесь в Аль-Аксе, побывайте в Хевроне и помолитесь в мечети Ибрагима. Поддержите палестинский бизнес. Посидите среди палестинцев. Послушайте их рассказы. Разделите с ними боль, грусть, радость. Поддержите их, когда они сопротивляются апартеиду и жертвуют самым дорогим, чтобы защитить наши святыни и землю.
Если вас не пустили – езжайте снова. Возьмите с собой еще десять человек. Пробуйте снова и снова.
Я никогда не верила в земные суды и системы.
Благополучие — это для нас более серьезная проверка, чем испытания. Да поможет нам Аллах сохранять стойкость и смелость и всегда пользоваться нашим привилегированным положением на благо угнетенных. Как знать, возможно их дуа будут заступниками за нас в День расплаты.
«Бойтесь мольбы притесненного, поскольку нет между ней и Аллахом никаких преград» (Бухари)
Источник: Muslim Matters
Добавить комментарий