Фильм «Развод Надера и Симин» — о человеческой свободе и о том, насколько разумно и честно люди ею распоряжаются
Printer Friendly, PDF & Email
25 декабря, 2013
Опубликовал: Islam.plus

Анастасия (Фатима) Ежова 

По первому каналу показали иранский фильм «Развод Надера и Симин». Много твиттов на эту тему. Лично я не видела ни одного негативного отзыва — фильм всем очень понравился. Включая, как ни странно, стилиста Влада Лисовца (он очень ругался, что такое хорошее кино демонстрируют так поздно, а вот как дрянь сериальную — так средь бела дня) и Анастасию Удальцову. 

И все же, я ловлю себя на мысли, насколько по-разному воспринимают этот фильм зрители, не знакомые с Ираном, и те люди, которые знают эту страну и бывали в ней не раз. 

Без снобизма, но имеет место естественное недопонимание тех проблем, которые отражены в фильме. 

Пишут про столкновение среднего класса с бедняками, столичных интеллигентов с приезжими провинциалами, светской семьи с религиозной, образованных граждан с необразованными... 

А для меня это вторичные характеристики, которые в Иране могут тасоваться в произвольном порядке. 

Есть интеллигентные религиозные семьи, члены которых получили не по одному высшему образованию, и женщины, которые укутаны в чадру и при этом имеют докторские степени. Есть парикмахерши и маникюрши в платках на затылках, с раскрасом и с начесами. И наоборот, как показано в фильме. 

И в столице, и в провинции живут как соблюдающие мусульмане, так и достаточно джахилийски настроенные граждане. В этом плане в фильме взят только один из возможных, но не обязательных вариантов. 

Но что поначалу выходит на первый план, бросается в глаза — национальный фактор.

Изображение удалено.

Перед нами две семьи: персидская и азербайджанская. Два брака, и оба трещат по швам. В каждой из этих двух семей — свой специфический набор стандартных проблем. 

Есть детали, на которые не обратит внимание зритель, который «не в теме». Но человек, не понаслышке знающий об Иране, сразу остановит взор на некоторых «говорящих» сценах. 

Например, весьма красноречив эпизод, когда дочка Надера и Симин, Терме, собирается в школу, и Надер проверяет ее знание арабского, прося переводить слова на фарси. 

Он очень сердится, когда дочка употребляет в речи то, что ему кажется «арабизмом», называя взамен автентично персидское слово и требуя, чтобы Терме говорила только так. 

«Но учительница снизит оценку!» — возражает Терме. «И пусть снижает!» — настойчиво парирует Надер. 

В этот момент мы понимаем, что перед нами перс, и никто иной. Интеллигентный, образованный, импозантный. Порой он кажется несколько мягким, но при этом обладает обостренным чувством собственного достоинства. 

Иногда создается впечатление, что женщины вьют из него веревки, а он скорее ведомый, чем ведущий, но в нем нет-нет, да и проступает мужская стать, воля, подспудное, глубоко внутреннее неприятие такого положения вещей. 

И он решительно противостоит попыткам жены манипулировать им — ровным, спокойным и жестким тоном возражает ей, всеми силами стремясь не потерять лица, не опуститься до хамства, но остаться на своем. 

Правда, иногда, когда дело касается искренне любимых им людей — больного отца, например, — срывается, потому что он — тоже живой человек. 

Ударить, толкнуть женщину в иранском обществе — позор и дичайший моветон. Тот, кто занимается рукоприкладством в отношении слабого пола, рискует стать персоной нон грата, человеком, которому не подают руки. 

Здесь режиссер несколько революционен в своем подходе: несчастный мужчина — подлец, которому нет места в приличном обществе, — у него просто сдали нервы (да, нервные срывы бывают и у мужчин, а не только у прекрасных дам). 

С другой стороны, и сиделка Разие — не злокозненная аферистка, а такая же жертва обстоятельств, как и ее «обидчик». Пара азербайджанцев Ходжата и Разие олицетворяет собой типичную модель выстраивания взаимоотношений в кавказской джахилийской семье. 

Подчеркиваю, что именно джахилиийской, потому что религиозные азербайджанские семьи — совсем другие, и в них близко нет ничего подобного. Причем семья Ходжата и Разие — джахилийская именно по духу, а не по форме — с виду оба подчеркнуто религиозны. 

Это так хорошо знакомо нам даже по кавказским республикам, когда не обремененный Иманом мужчина «беспредельничает», срывает зло на слабой, зависящей от него женщине, подчеркнуто не желает работать и кормить домочадцев, а его безропотная и твердая духом жена смиренно тянет на себе семью, пытаясь вытащить ее из глубокой пропасти, принести деньги в дом. 

Недаром же говорят, что на Северном Кавказе самые крепкие, счастливые, гармоничные семьи — исламские: в них господствует Шариат, а не адат, в них нет места спиртному и рукоприкладству, в них мужчина благороден и выполняет обязательства перед женой и детьми, жена питает к нему не наигранное уважение, а идущее от сердца, а не от желания соблюсти адаты и приличия. 

Да, конечно, нельзя переносить увиденное на все без исключения персидские и азербайджанские семьи. Есть браки удачные, а есть неудачные. Есть семьи счастливые, а есть несчастные. И болезни этих несчастливых семей, в некотором роде, типичны, потому что тут уже в игру вступает менталитет. 

И в этической коллизии фильма национальный фактор вторичен. Он проступает лишь в деталях, касающихся семейного уклада, каких-то реплик, фраз. 

В общем и целом ту и другую модель нельзя абсолютизировать, переносить на действительно исламские не только по форме, но и по духу азербайджанские и персидские семьи. 

Конечно, верующие азербайджанцы содержат семью, ответственны, искренне относятся к Исламу. 

Естественно, религиозные персиянки не ведут себя так, как Симин. Здесь, скорее, показан национальный колорит определенных пороков, а не национальный характер... 

Конечно, этот фильм — совершенно не про эмиграцию. Это прагматичный ход, придуманный режиссером, чтобы вызвать интерес к своей картине на Западе.

Изображение удалено.

Никакой политики в «Разводе» нет, он целиком и полностью — про психологию отношений. Симин и Надер — интеллигентная 40-летняя пара, они не бьют тарелки и не скандалят так, что слышат соседи. Но они с трудом выносят друг друга. 

Пыл страсти погас давно, брак в глубоком кризисе. И Симин обидно, что муж настолько холодно к ней относится, что до такой степени разлюбил, как будто не было 14 лет совместной жизни. 

Причем мы видим, что дело не в другой женщине — ее нет — а просто в его полном равнодушии к ней как к таковой. Нельзя сказать, что сама Симин безумно любит Надера, но как женщина (причем довольно привлекательная) она уязвлена. 

И она пытается использовать этот любимый трюк иранских женщин, показанный в фильме «Развод по-ирански» — инициировать развод «понарошку», по надуманному поводу (ибо мы видим, что семья не бедствует), чтобы заставить его понервничать, пробудить интерес к себе, испугаться, что он может ее потерять 

А он взял и не испугался, сказал — да пропади ты пропадом, иди, куда хочешь. 

И Симин в шоке. Она пытается что-то сделать, как-то спасти ситуацию, предлагает продать машину, чтобы помочь Надеру откупиться от шантажиста Ходжата, отделаться от дурацкой ситуации... 

Но все впустую. Она ему не нужна. Не нужна ему и ее помощь. 

Если бы на развод подал Надер, на нем бы лежала выплата гигантского махра. Но тут серьезной причины для развода суд не нашел, то есть развод как бы происходит по инициативе жены, и по Шариату на махр она претендовать не может. 

Это ловушка, которую героиня подстроила сама себе. Сама предложила свободу мужу в надежде на то, что у него еще есть чувства и они проснутся, а он вдруг ее с охотой взял.

Изображение удалено.

Чтобы развеять чьи-то сомнения, посмотрим на ситуацию беспристрастно: объективных причин эмигрировать у четы Лавасани и правда нет. Их семья ни в чем не нуждается, живет в хорошей квартире, у супругов две машины, жена работает, дочка учится в школе — вполне благополучная столичная жизнь. 

Супругов никто не преследует по политическим мотивам. Вопреки западной пропаганде, Симин спокойно дает уроки музыки, слушает Шаджариана и покупает пианино, не опасаясь полиции нравов. 

Женщина вовсе не «задыхалась в фундаменталистском Иране». Она просто решила устроить своему браку встряску, чтобы спасти его, но этим она его не спасла, а добила. И это произошло не случайно, ибо Симин — женщина творческая, не расчетливая и не прагматичная по своей сути. 

Мы видим это в начале фильма, в сцене с грузчиками, которые легко разводят ее на деньги, а потом в ситуации с мужем сиделки: она повелась на его шантаж, в отличие от того же Надера. 

Поэтому Симин просчиталась. Людям не хитрым лучше не заниматься интригами. Симин вела себя истерично и глупо, разрушив до основания то, что вполне себе просуществовало бы еще многие годы. 

Еще бросается в глаза ее патологический эгоцентризм: она больше кричит о любви к дочери, чем заботится о ней. Нет, ребенком занимается как раз отец, его любовь — деятельная, а не декларативная. 

Он делает с дочкой уроки, воспитывает ее, учит, как вести себя в разных бытовых ситуациях, они проводят много времени вместе, отдыхают, играют, катаются на машине. 

Симин больше заботят ее личные неврозы и душевные кризисы, дочь для нее — не живой человек, не личность, чувствующая и страдающая, а абстрактный аргумент в семейном споре. 

Крах Симин — это фиаско человека, сфокусированного исключительно на своих чувствах, переживаниях, обидах. И, движимая своими эмоциями, она разрушает все, что некогда создала — свою семью, в первую очередь. 

В общем, Симин — это такой воплощенный зудящий рафинированный нафс интеллигентной учительницы музыки с тонкой душевной организацией. 

При этом по отношению к другим людям она довольно черства — точно так же, как ее элегантная мама, равнодушно бросившая потерявшей ребенка Разие: «Да не переживайте, вы еще молодая, у вас еще будут дети», - с недоумением разводя руками: «Они так кричат, будто их 18-летнего сына зарезали в драке».

Показательно и отношение Симин к больному отцу Надера: для нее это всего лишь ничего не соображающий дед, «овощ», и ей непонятно, зачем вокруг него столько скакать, если он вообще даже и не понимает, что перед ним его сын, невестка и внучка.

Изображение удалено.

Понять, что Надер любит отца любым, даже немощным и жалким, ей, видимо, просто не дано. К большому счастью, ее дочь не унаследовала эту душевную черствость, и потому так болезненно переживает сложившуюся в семье ситуацию. 

Разие — женщина простая, от сохи. Музыку, в отличие от эстетствующей Симин, не слушает. Судя по тому, как она носит чадру, сразу видно, что она глубокая провинциалка: держать ее зубами считается грубым моветоном, и столичные женщины так не делают. 

Разие — противоположность Симин: она пытается сохранить свой брак во что бы то ни стало, прекрасно осознавая, что ее муж — самодур, псих, тунеядец, позер, патологический лицемер, прикладывающий к ней руку. 

Это не вежливый и порядочный Надер, который к дочке обращается только со словами «милая» и «солнышко», и даже с опостылевшей женой говорит холодно, но вежливо, не опускаясь до оскорблений. 

Разие, прямо-таки, со смирением всепокорной русской бабы пытается спасти своего мужа, наделавшего долгов по причине своей патологической лени и нежелания работать (показательный момент: Надер предлагает Ходжату работу, но почему-то в назначенное время вновь приходит его жена).

Изображение удалено.

И работа эта для иранки унизительна. Иранские девушки даже стоять за прилавком и работать официантками считают унижением, что говорить о том, чтобы мыть чужого старика! 

Да и светская Симин никогда не согласилась бы на такое, и дело тут не только в религиозных запретах. И, более того, это страшное унижение для мужа такой женщины, не важно, насколько глубоко он погружен в исламскую традицию — это восточный мужчина! Потому Разие все и скрывает. 

Работа ей в тягость, но она все терпит, потому что она устала и семья дошла до ручки. Актриса прекрасно играет беременную. Видно, что ее героиня находится на пределе моральных и физических сил, и выкидыш происходит именно по причине крайнего нервного перенапряжения, а не из-за падения и не из-за машины... 

Разие — женщина религиозная и искренняя в своей вере, но понимание религии у нее, казалось бы, примитивное, поверхностное: она прилежно выполняет все фетвы и инструкции муджтахида, и на этом содержание Ислама для нее заканчивается. 

Тем не менее, она добросовестна и ответственна в исполнении всех предписаний. Но в критической ситуации героиня переживает духовную трансформацию. 

Во-первых, ее понимание Ислама с уровня фетв выходит на уровень этический: это живой страх перед Аллахом, ужас перед тем, чтобы дать ложную клятву на Коране, что равносильно признанию, будто Аллах не увидит ее лжи. 

А это уже не просто нарушение какого-то отдельно взятого предписания, не просто непослушание фетве, это — куфр (неверие). 

В этот момент она понимает, что не будет жертвовать своими базовыми принципами ради никчемного мужа, ради сохранения брака, ради приличий. Ее внутреннее торжествует над внешним. 

То есть тут сплошные оппозиции: нафс и эмоции (Симин) — спокойная светлая рациональность (Надер), искренняя вера (Разие) — истеричная показуха и лицемерие (Ходжат). 

И Надер до последнего остается мужчиной. Он объясняет Симин, что он умрет, лучше сядет в тюрьму, но ни она, ни дочь не будут ни в чем нуждаться. Он не примет от нее деньги на залог. 

Ему не нужны такие жертвы, как принесение в жертву ее белого пежо, его раздражает, что она заплатила деньги за то, чтобы его выпустили из заключения, но он не может отказаться, ибо больной немощный отец остался с маленькой дочкой. Все это унижает его достоинство. И это он говорит жене, которую он разлюбил. 

В то время, как Ходжат весь в патетике, бьет себя в грудь, демонстративно оплакивает своего нерожденного сына, потрясает четками, кричит, какой он мусульманин. 

А на деле это ушлый, бессовестный тип, который перекладывает весь груз ответственности на несчастную измученную женщину, убивающуюся на позорной низкооплачиваемой работе. 

Кроме того, он еще и спекулирует на ее выкидыше, пытается извлечь выгоду из ее несчастья и болезни, сделать деньги на всем, на чем можно и на чем нельзя, а в конце являет свое истинное лицо — предлагает ей дать ложную клятву на Коране, чтобы получить деньги, которые они бы отдали кредиторам. И тут ее безграничное терпение заканчивается... 

Здесь тонкий момент: мы видим, как Ислам побуждает человека пробудиться и вспомнить о своем достоинстве, заявить о своих правах, что он не дрожащее животное, о которое можно вытирать ноги... 

На протяжении фильма мы видим, что смиренность и покорность Разие как раз заставляет ее нарушать Шариат, а вот когда она дошла до очерченной религией грани, которую переступать уже нельзя даже со ссылкой на обстоятельства, она поднимает бунт. Но это бунт во имя Аллаха против лицемерия. 

В конечном счете, «Развод Надера и Симин» — фильм об этическом выборе, который делает человек. 

Это же — фильм о борьбе разума и эмоций, и, с другой стороны, искреннего сердца с рассудочным прагматизмом. Это ключевой момент, потому что, согласно Исламу, Аллах наделил человека этой свободой выбора: «Разве Мы не наделили его глазами, языком и устами? [Не] повели его по двум путям [добра и зла]?» (Коран, 90:8-10) 

Свой решающий выбор делает сиделка. Свой выбор в суде должна и сделать и девочка (а с точки зрения Шариата она в свои 11 лет уже в каком-то смысле не считается ребенком, «который ничего не понимает»). 

Она рассматривается как личность, способная к размышлениям и оценке ситуации (не случайно для девочек возраст исполнения шариатских предписаний начинается с 9 лунных лет). 

Фильм «Развод Надера и Симин» — о человеческой свободе и о том, насколько разумно и честно люди ею распоряжаются. Что приносит эта свобода тем, кто движим лишь сиюминутными эмоциями и жаждой мелкой выгоды?.. 

«И бойтесь дня, когда вы все вернётесь к Аллаху, и каждая душа сполна получит за то, что она приобрела для себя (из добра и зла), и ни одна из них не будет обижена» (Коран, 2:281) 

Источник: журнал «Мусульманка»

По материалам musulmanka.ru

Поделиться