Коран
Теймур Атаев
Вспоминая «Мост» Иво Андрича
«Трудно было предположить, что в мире все так сильно зависит одно от другого и так тесносвязано даже на расстоянии» (И. Андрич. Мост на Дрине, 1)
Такие разные мосты
Что есть мост? Только ли результат строительного искусства и архитектурных изысков? Или нечто более значимое? А что подразумевается под возведением мостов?
Безусловно, на сей счет возможны различные варианты ответов, зависящие, скорее всего, от того, что мы хотим увидеть за «мостовой кладкой». Но в каждом отдельном случае мост вполне отчетливо просматривается в качестве связующего звена. Вне зависимости от того, возводится он в «материально-физическом» формате (скажем, между двумя берегами единой реки) или гуманитарном (культурно-духовном), когда невидимая нить взаимопонимания и взаимоуважения вполне может связать как близких, так и далеких друг от друга людей.
Согласимся, что сегодня и сейчас назрела реальная необходимость наведения (укрепления, поддержания) мостов такого рода. Ибо планета буквально трещит по швам вследствие непрекращающихся войн, взрывов различного свойства, природных катаклизмов и т. д., семимильными шагами подводящих к неимовернейшей гуманитарной катастрофе.
Но как? Как не просто выстроить мост, а еще и двигаться по нему навстречу друг другу, ежели отовсюду мы лишь слышим внедряемые в наше сознание идеи о несовместимости людей, о разнице между ними в культурно-цивилизационном формате и прочем? С другой стороны, массы людей убеждены в невозможности достижения прогресса совместными усилиями, т. к. проживающие в различных географических широтах люди говорят на разных языках и поклоняются Всевышнему неидентично.
Как тут не вспомнить о запрете солдатам проходить по мосту единым строевым шагом? В уставах внутренней службы этот пункт не фиксируется, однако практически повсеместно данный нюанс соблюдается: при переходе через мосты солдаты не должны идти «в ногу» из-за возможного возникновения резонансных колебаний конструкций, что может привести к их разрушению.
Следовательно, хождение по мосту совсем не обязательно подразумевает стройность и четкость шага всех двигающихся по нему. Кто-то может двигаться медленно, а некто идти вприпрыжку. Но от этого мост ведь не перестает нести значимость соединительного механизма, «впускающего» к себе разных по темпераменту, менталитету или поведению лиц. Так что же мешает людям, не схожих в языке общения, одежде или прическе, совместно продвигаться по жизненному мосту к яркому свету? Или, как минимум, хотя бы навстречу друг другу?
В контексте сказанного, нелишне пролистать страницы прекрасного произведения известного югославского писателя ХХ века Иво Андрича «Мост на Дрине», в котором он ярко и художественно воплотил вышеотмеченные вопросы и сомнения. Отметим, что за написание этого романа И. Андрич был удостоен Нобелевской премии в области литературы. Без сомнений, книги любого писателя — нобелевского лауреата — всегда будут вызывать особый интерес. Но даже в этом солидном ряду «Мост на Дрине» выделяется особыми красками. На протяжении всего романа ты будто проживаешь перипетии судеб героев, с жизнью которых знакомит тебя писатель.
«Таких книг немало», — произнесет читатель и будет прав. Но в свете рассматриваемой нами проблемы роман И. Андрича приобретает особое звучание, поскольку, хотя сюжетная линия повествует о жизни нескольких поколений вокруг одного из самых известных европейских мостов, в реалии писатель рассматривает значительно более глубинные проблемы. В частности, как достичь возведения моста взаимопонимания между людьми, а затем поддерживать его функциональную значимость в этом направлении? Это и актуализирует обращение к озвученному И. Андричем.
Стройка
И. Андрич, серб по национальности, католик по вероисповеданию, вырос на территории современной Боснии и Герцеговины, близ города Вышеграда (Вишеграда), на нынешнем этапе истории входящего в Республику Сербскую — энтитета (образования) в составе Боснии и Герцеговины. Вишеградский мост — одно из украшений города — и есть главный герой романа «Мост на Дрине». Но герой не беззвучно-неживой, а самый что ни на есть реально дышащий, впитавший в себя (и продолжающий впитывать до наших дней) людской воздух, воздух жизни со всеми его оттенками.
А уже вокруг этого монументального героя возникают художественные человеческие герои — со своими слабостями, радостями и горестями. Те самые люди, во имя которых Всевышний и создал нашу необъятную Вселенную.
«Повесть о рождении и судьбе моста есть в то же время повесть о судьбе города и многих поколений его обитателей, — пишет И. Андрич. — Дринский мост — место первой прогулки и первых игр всей здешней детворы. Дети христиан с левого берега Дрины в первые же дни своей жизни проделывали путь через мост, ибо в ближайшее воскресенье их несли крестить в церковь. Но и все другие дети тоже, и те, что родились на правом берегу, и дети мусульман, вообще не знающих обряда крещения, по примеру дедов и отцов, большую часть детства проводили возле моста».
«Знали дети, что мост воздвиг великий визирь Мехмед-паша, чье родное село Соколовичи находится неподалеку от моста за одной из окрестных гор. Поставил же его Раде Строитель».
Мехмед-паша Соколлу (Соколович) — серб, выходец из Боснии. Волею судьбы, начав со службы в корпусе янычар, он вырос до становления Великим визирем при трех османских султанах: Сулеймане I, Селиме II и Мураде III. В 1571 году по его приказу и был воздвигнут Вишеградский мост, «прочными узами связав навсегда с Востоком Боснию – край, откуда он происходил, с краем, где он теперь жил».
И. Андрич подробно описывает ход строительства моста, начиная с момента прибытия в регион администраторов, мастеровых и т. д. «Это нашествие вызывало тревогу и страх», в особенности «среди христианской части населения». В то жевремя, восприятие происходящего как «непостижимого бедствия» оказалось характерным и для немалого количества приверженцев Ислама:
«Мусульманские женщины вынуждены были закрывать лицо, даже выходя на свой собственный двор, ибо из-за каждого угла их мог настичь взгляд одного из бесчисленных рабочих, пришлых и местных».
Старшие люди «турецкого закона открыто негодовали, поворачиваясь спиной к кипящему вареву»стройки.
На протяжении нескольких лет строительства для многих смысл работы, которой «конца не видно», так и не был осознан. При этом ропот постепенно перепрофилировался в движение по разрушению моста: «Порчи все продолжались, то мелкие, то крупные». Виновные находились и жестоко наказывались. А вскоре «визирь получил достоверные сведения» о том, что за два года деятельности до трехсот рабочих, ежедневно выходивших на работу, не получали причитавшейся им суммы, т. к. начальник стройки присваивал «визиревы деньги». Его неадекватная жестокость привела к тому, что все местные жители, независимо от вероисповедания, «проклинали тот час», когда был заложен мост, «и того, кто его основал».
Новый наместник оказался в корне иным: он тратил «все доверенные ему деньги на то, для чего они предназначались», посему «каждый поденщик получал» как причитавшуюся сумму, так и «на прокорм — муку и соль». В связи с этим «строительство росло и расширялось». Правда, все равно «вышеградские турки при упоминании о строительстве моста снова стали отмахиваться и пожимать плечами. Христиане молчали, но смотрели на строительство с затаенным злорадством и втайне желали ему провала, как и всякому турецкому нововведению».
На пятый год мост был сдан, и теперь вышеградцы «не пытались скрыть свое восхищение», состязаясь «в излияниях восторга, изыскивая новые, все более цветистые и пышные слова похвалы». Хотя спустя некоторое время визирь покинул земную жизнь, «прекрасные сооружения на Дрине уже начали оказывать свое влияние на развитие торговли и сообщения, на жизнь города и всей округи и продолжали это делать, невзирая на живых и мертвых, на тех, кто возносится, или тех, кто падает».
Жизнь продолжалась. Повзрослели те, кто был ребенком в период начала строительства моста, спустя десятилетия остававшегося «таким же неизменным и гордым», продолжая связывать «два берега реки».
Тонкость в том, что как бы мастерски И. Андрич не описывал стройку и происходящее вокруг нее, у читателя возникает вопрос: по какой причине он столь дотошно рассматривал все перипетии? Но постепенно приходит понимание: писатель рассказывает не столько о стройке, сколько о людях. Их слабостях и сильных сторонах, их взаимоотношениях, надеждах и страхах, вновь переходящих в надежду. При этом важнейшей линией И. Андрича просматривается акцент на вполне реальное взаимопонимание между людьми, через внешнее взаимонеприятие или даже вопреки ему.
Мост И. Андрича — путь к широчайшему взаимо...
Знакомя читателей со многими нюансами жизни вишеградцев, И. Андрич ненавязчиво демонстрирует, как же схожи люди, как одинаковы. Нет, не внешне, конечно, и не ментально. А по отношению к жизненным ценностям. Добро есть добро — на всех языках. Человеческая теплота — единая по восприятию и силе отдачи. На протяжении всего произведения писатель пунктирно обозначает, что, в целом, верующие верят одинаково (с точки зрения поклонения Единому Богу и желания жить в соответствии с постулатами). В одном из предложений он объединяет рождественские праздники и рамазановские ночи (время поста у мусульман). Объединяет не в плане их взаимопроникновения, что невозможно по сути, а с точки зрения значимости этих дней для христианской и исламской конфессий, без преимущества одного из событий перед другим.
Рассказывая о потрясшем вышеградцев наводнении, когда имевшие возможность не поскупились на разделение жилья с бежавшими от природного бедствия, И. Андрич раскрывает:
«Турки, христиане и евреи сидят бок о бок. Грозная сила стихии и тяжесть общей беды сблизила этих людей и хотя бы на один этот вечер перекинула мост через пропасть, отделявшую разные веры одну от другой».
Давайте обратим внимание: писатель говорит о мосте между людьми. Да, перекинуть его оказалась в силах общая беда. Но ведь перекинула. И что, скажет кто-то, всего-то на один вечер. Действительно, И. Андрич так и пишет. А если внимательно вчитаться в описываемое в романе следом?
После наводнения «все в городе рьяно взялись работать и зарабатывать, восстанавливать разрушенное и не имели времени задумываться о смысле и значении победного существования моста». Но «все же посреди хлопот людей не покидало ощущение, что в многострадальном городе, где вода буквально ничего не пощадила, что в этой их юдоли есть твердыня, которой не страшны никакие стихии, ибо в совершенстве ее пропорций, в скрытой мудрости ее мощных конструкций заключена сила, способная твердо и нерушимо вынести любые испытания».
Давайте будет откровенны, мог ли И. Андрич, на протяжении всего своего повествования столь тончайше рассматривающий детали человеческих взаимоотношений, спонтанно использовать определение «мост» в качестве соединительного механизма между лицами различных вероисповеданий (даже в аспекте стихии)? А ежели ответ напрашивается сам собой, то последующая оценка писателем моста между двумя берегами как твердыни, могущей без проблем противостоять любым катаклизмам, несет неслучайный характер, не так ли?
Но тогда становится очевидным, что ракурс моста для И. Андрича совершенно не ограничивается «физическим» звучанием. Хотя внешне свой рассказ он ведет о мощнейшей конструкции, позволяющей свободно передвигаться по ней из одного ареала в другой (в различных целях), в реалии речь И. Андрича о мосте как связующей нити между людьми. Не об этом ли, например, говорится в нижеследующем абзаце из труда И. Андрича?
Под мостом, в некоторых местах (ямах) «скапливается дождевая вода. Дети эти ямы, наполненные теплой дождевой водой, называют "колодцами" и без различия вероисповеданий держат в них мелкую рыбешку – пескарей и плотву, пойманных на удочку».
Не просматривается ли и здесь тот самый мост, сближающий людей без предварительного «дознания», к какой конфессии относит себя юный рыболов?
В идентичном контексте читается и другой эпизод романа. Затрагивая тему поднявшегося в начале XIX века в Сербии антиосманского восстания, И.Андрич констатирует проявившуюся несхожесть отношения боснийских турок и сербов к этому известию. Пусть вскоре восстание застопорилось, к тому времени «значение моста как единственной надежной связи между боснийским пашалыком и Сербией необычайно возросло». Из Сербии в Вышеград «перебралось несколько турецких семейств, у которых бунтовщики все сожгли; они разжигали пламя ненависти и взывали к отмщению». Но, как подчеркивает И. Андрич, то была не вековая великая и причудливая борьба в Боснии «между двумя различными верами». Под «видом веры» шла борьба «за право обладания землей и властью и за свои исконные понятия о жизни и устройстве мира».
Как бы то ни было, «у моста обновлялись поколения», а он «оставался неизменным и неподвластным никаким переменам».
Так что же все-таки «мост» в понимании писателя? Да, это история. Но история чего? Кого? Двух или нескольких народов? Культур? Конфессий? Цивилизаций? Или «мост Андрича» — просто жизнь всего человечества (на примере четырех поколений всегда национально-религиозно пестрой Боснии) — с враждой и дружбой, правдой и ложью, верой и неверием? Жизнь, в которой смелость соседствует с трусостью, верность слову с предательством, а подлость с благородством — в абсолютной независимости их проявлений от принадлежности людей к той или иной нации или конфессии. Причем И.Андрич умело преподносит, насколько внутри каждой из них может высветитьсяпротивостояние.
В то же время, «мост И. Андрича» — путь ко взаимопониманию как через страх, так и надежду. Страх за себя, за детей и следующие поколения. Страх перед завтрашним днем. Но этот же страх вполне может замещаться (и замещается) надеждой. Другое дело, как длительна окажется она?
И. Андрич очень ненавязчиво показывает людей на мосту и на пути к нему; на пути по нему и за его пределами. Люди. Люди. Люди. Говорящие на разных языках, но молящиеся одному и тому же Богу.
У каждого своя судьба. Писатель мастерски преподносит, как внешне бравый, жесткий человек на поверку оказывается трусом, презираемым и «своими», и «чужими». А вроде тщедушный, «непрезентабельный» некто становится героем. И поди разберись, что движет им — идея социальной справедливости, любовь к отчизне или следование религиозным установкам (либо все сразу)? Не задумываясь об этом, данного «некого» уважают те самые «свои» и «чужие».
Перелистывая страницы романа далее, постепенно убеждаешься, что «мост Андрича» — это каждый из нас, если можно так выразиться. И одновременно все мы, находящиеся в круговороте зависимости друг от друга, хотим мы признавать это или нет.
«Трудно было предположить, — выводит И. Андрич, — что в мире все так сильно зависит одно от другого и так тесно связано даже на расстоянии».
В свете чего писатель резюмирует:
«Каждое поколение питает свои иллюзии по отношению к цивилизации, при этом одни мнят себя возжигателями ее пламени, а другие – свидетелями ее угасания. На самом же деле, огонь цивилизации пылает, тлеет и гаснет в зависимости от того, с каких позиций и под каким углом зрения его рассматривать».
А потому «мост Андрича» — это реальнейший путь формирования единой общности тех, кто желает передвигаться по нему. Сообщества поклоняющихся Единому Богу, предоставляющего колоссальную надежду всем людям, прислушивающимся к Создателю! Весьма симптоматично соответствие этой идеи произведения нобелевского лауреата коранической констатации о различии «ваших языков и цветов», а также разделении Творцом мужчин и женщин на народы и племена, «чтобы вы узнавали друг друга». С четким отражением в Коране, что «самый почитаемый» перед Всевышним из этой когорты — «наиболее богобоязненный» (Коран, 30:22; 49:13).
И. Андрич о предназначении художественной литературы
В своей речи по случаю вручения ему Нобелевской премии И. Андрич произнес, что, начиная с древнейших времен и «вплоть до сегодняшних дней», любая передаваемая история представляет собой взгляд на «человеческую судьбу». Для писателя, в целом, «не суть важно, в своем произведении он отражает прошлое, описывает настоящее или же смело устремляется в будущее». Главное здесь — «дух, пронизывающий его рассказ». Тут «нет и не может быть правил либо законов». Это своего рода потребность, но «каждый несет моральную ответственность» за доводимое до читателя. Поэтому, «вне зависимости от формы и темы» повествования, основной движущей силой книги должна становиться не ненависть, а в «возможно большей степени любовь», вкупе с направленностью «широкого и ясного свободного человеческого духа». В свете чего «автор и его труд не служат ничему, ежели тем или иным способом не служат каждому человеку и всему человечеству». Это и есть «самое существенное» [2].
Ну а в одной из своих статей И. Андрич написал, что «нет такого слова», которое не было бы связано с жизнью, «как нет и растения без почвы, что его питает». Отсюда — важность для писателя «быть близким к людям и их жизни, слушать их речь», впитывая ее в себя и размышлять о ней. Только таким образом можно достичь того, чтобы довести до людей «новую художественную правду» на «привычном им языке» [3].
Какой бесподобный взгляд! И, как оказалось, это были не слова ради слов, а реальная позиция И. Андрича, проявившаяся в его всегда актуальном «Мосте на Дрине». В котором Мост (с большой буквы!) — это совсем не безмолвный и безучастный символ культурно-духовного пути навстречу, а реальнейший путь, позволяющий людям пройти над смертельной пропастью ко взаимопониманию, ведущему ввысь!
1. Здесь и далее цитаты из романа И. Андрича «Мост на Дрине» приводятся по: Андрич Иво, Мост на Дрине
2. Говор Иве Андриhа приликом доделе Нобелове
3. Иво Андрич. Слово о словах // Литературная газета, N 41, 11 октября 1967 г., стр. 15
Добавить комментарий