Гуантанамо меня убивает

Самир Наджи аль-Хасан Мокбель (SAMIR NAJI al HASAN MOQBEL) 

Гуантанамо, Куба. Один человек здесь весит всего 35 килограммов. Другой 45 килограммов. В последний раз, когда меня взвешивали, мой вес составлял около 60 килограммов, и было это месяц тому назад. 

10 февраля я объявил голодовку, и с тех пор похудел на 14 с лишним килограммов. Я не буду есть, пока они не вернут мне чувство собственного достоинства. 

Меня держат в Гуантанамо 11 лет и три месяца. Никаких обвинений в совершении преступлений мне ни разу не предъявляли. Никаких судебных заседаний никогда не было. 

Мог вернуться домой еще несколько лет назад, потому что никто всерьез не считает меня опасным. Но я все еще здесь. 

Несколько лет назад военные заявили, что я был охранником у Усамы бен Ладена, но это - полное вранье, похожее на то, что показывают в американских фильмах, которые я смотрел. Они уже сами в это не верят. Но им все равно, сколько еще я буду здесь сидеть. 

Когда я жил у себя в Йемене, один друг детства рассказал мне в 2000 году, что в Афганистане смогу заработать намного больше, чем те 50 долларов в месяц, которые получал на заводе, и что мне удастся обеспечить свою семью. До этого я нигде не был и ничего не знал про Афганистан, но решил, что стоит попробовать. 

Я ошибся, поверив ему. Никакой работы там не было. Хотел уехать, но у меня не было денег на обратный билет. После вторжения американцев в 2001 году я бежал в Пакистан, как и все остальные. Когда захотел обратиться в йеменское посольство, пакистанцы арестовали меня, потом отправили в Кандагар и посадили в первый же самолет, летевший в Гуантанамо. 

15 марта заболел, меня положили в тюремную больницу, но я отказался питаться. В палату ко мне ворвались восемь военнослужащих из спецназа военной полиции, все в специальной экипировке для подавления массовых беспорядков. 

Они привязали мои руки и ноги к кровати, затем насильно вставили иглу в вену и начали кормить внутривенно. В таком положении я провел 26 часов, привязанный к кровати. 

Все это время мне не разрешали ходить в туалет. Они поставили мне катетер, хотя это было больно, унизительно и не нужно. Мне даже не разрешали молиться. 

Никогда не забуду первое ощущение, когда мне через нос ввели питательную трубку. Не могу описать, насколько это болезненно, когда тебя насильно кормят таким способом. 

Они проталкивали трубку все дальше и дальше, меня тошнило, но ничего не мог сделать. Болело все: грудь, горло, желудок. Никогда прежде я не испытывал такой боли. Никому не пожелаю такого жестокого наказания. 

Меня до сих пор кормят насильно. Дважды в день привязывают к стулу в камере. Они привязывают мне руки, ноги и голову, всякий раз приходят неожиданно (иногда поздно вечером, часов в 11, когда я уже сплю). 

В голодовке участвует так много людей, что им не хватает квалифицированного медицинского персонала для принудительного кормления. Никакой распорядок не соблюдается. Они кормят людей круглые сутки, лишь бы успеть. 

Во время одной такой процедуры принудительного кормления медсестра ввела мне трубку в желудок почти на полметра, потому что очень торопилась. Боль была сильнее, чем обычно. Я вызвал переводчика, чтобы он спросил врача, правильно ли сестра делает эту процедуру. 

Было так больно, что я начал умолять их прекратить кормление. Сестра отказалась. Когда они закончили, часть «еды» пролилась на мою одежду. Я попросил поменять ее, однако охранник отказался помочь мне сохранить последние остатки собственного достоинства. 

Если не хочу, чтобы меня привязывали во время кормления, они вызывают военную полицию. Так что никакого выбора нет. Либо я воспользуюсь своим правом на протест против тюремного содержания и меня изобьют, либо соглашусь на насильственное кормление. 

Единственная причина, по которой я до сих пор здесь, это отказ президента Обамы возвращать узников в Йемен. Но это бессмысленно. Я - человек, а не паспорт, и заслуживаю человеческого обращения. 

Не хочу здесь умирать, но пока президент Обама и йеменский президент что-нибудь не сделают, такая опасность существует каждый день. 

Где мое правительство? Я подчинюсь любым «мерам по обеспечению безопасности», какие им нужны, даже абсолютно ненужным – лишь бы попасть домой. 

Я соглашусь на что угодно, чтобы получить свободу. Сейчас мне 35 лет. Все, что нужно – это снова увидеть моих родных и завести собственную семью. 

Ситуация складывается отчаянная. Все узники испытывают огромные страдания. По крайней мере, 40 человек здесь объявили голодовку. Люди каждый день падают в обморок от истощения. Меня иногда рвет кровью. 

И конца нашему тюремному заключению не видно. Поэтому мы сделали свой выбор, решив голодать, и каждый день рискуем умереть. 

У меня есть надежда на то, что из-за той боли, от которой мы страдаем, мир снова обратит внимание на Гуантанамо – пока не поздно. 

Самир Наджи аль-Хасан Мокбель является узником тюрьмы Гуантанамо с 2002 года. Он рассказал свою историю адвокатам из юридической благотворительной организации Reprieve по телефону через переводчика с арабского языка. 

Источник: ИноСМИ.ru