Модель мира Коперника: возможное влияние изысканий Ибн аш-Шатира

Просматривается параллель в изысканиях Коперника с открытиями средневековых мусульманских астрономов

08 июня, 2016

Опубликовал: Islam.plus

Теймур Атаев

«Наука в исламских обществах началась и развивалась не вопреки исламу, но наряду с исламом... Будучи продуктом исламских обществ, исламская астрономия получила продолжение и после европейского Ренессанса» (Роберт Моррисон, доцент кафедры Религии Боудин-колледжа (BowdoinCollege), частного гуманитарного университета в г. Брансуик, штат Мэн, США, [1])

Содержание:

Введение
Мусульманский след в рождении гелиоцентрической системы?
Озвучиваемые сомнения
«Фактор» Ибн Шатира
Модель мира Ибн аш-Шатира
Непрямая стыковка двух ученых?
Итальянское «поле знакомство» с византийскими тональностями
Еврейский след в маршруте движения теории Ибн аш-Шатира в Европу?
«Маршрутизатор» идей Ибн аш-Шатира в Европу — с арабскими корнями?
В пользу Коперника?
Результативность научных изысканий как результат веры мусульманских ученых и следования ими кораническим постулатам. Заключение

Введение

Наверное, в мировой науке всегда будут рождаться вопросы, ответы на которые если и появятся, то далеко не сразу. Но разве не вследствие такого расклада формируется своего рода прелесть ситуации? Ведь для получения четкой и окончательной (обоснованной со всех сторон) информации нужны иногда тонны исследований, в процессе которых происходит развитие все той же госпожи Науки, без которой прогресс человечества невозможен, по сути.

Так вот, одним из таких вопросов вплоть до сего дня является следующий: насколько самостоятельно знаменитый польский ученый Николай Коперник (конец XV - первая половина XVI веков) пришел к результатам, нередко оценивающимся в общемировом пространстве как «научная революция»?

В целом, интерес к астрономии, определивший его научные пристрастия, возник у Коперника во время учебы в университете города Болонья (Италия), хотя он и учился на юридическом факультете. В 1497 г. Коперник провел свое первое научное наблюдение. Продолжив обучение в итальянском городе Падуя (медицинское направление) и получив затем степень доктора богословия в университете Феррары, в конце 1503 г. Коперник вернулся на родину всесторонне образованным человеком и вновь приступил к астрономическим наблюдениям, добившись значительных результатов, подробно изложенных им в 1543 г. в сочинении «Об обращениях небесных сфер».

Именно благодаря представленной в труде теории Коперника его принято считать создателем гелиоцентрической системы мира, совершившим переворот в естествознании (посредством отказа от принятого в течение многих веков учения о центральном положении Земли). Видимые движения небесных светил он объяснил вращением Земли вокруг оси и обращением планет (в т. ч. Земли) вокруг Солнца (гор) [2].

Мусульманский след в рождении гелиоцентрической системы?

Чтобы было более понятно, о чем идет речь, прежде всего, целесообразно вспомнить о геоцентрической системе мира, иначе именуемой геоцентрической моделью Птолемея (по имени древнегреческого ученого Клавдия Птолемея). Он полагал, что каждая планета обращается по кругу, названном эпициклом, который, в свою очередь, движется по более большому кругу (деферент) вокруг Земли. Не вдаваясь в технические детали описываемого, лишь отметим, что схема птолемеевской системы выглядит как смешение накладывающихся кругов [3].

Птолемей первым разработал метод, пользуясь которым можно было рассчитать положение той или другой планеты на любой заданный момент времени. Но хотя он представил стройную теорию движений планет, в реалии он исходил из неверного принципа неподвижности Земли в центре мира [4].

Так вот, обычно отмечается, что птолемеевский формат видения мира продержался до XVI в., т. е. до выдвижения Коперником гелиоцентрической системы Солнечной Системы — модели, в которой все вращается по орбитам вокруг Солнца.

Правда, подчеркивается, что теория Коперника не может быть названа гелиоцентрической в полной мере, поскольку Земля в ней отчасти сохраняла особый статус, в частности, центром планетной системы было не Солнце, а центр земной орбиты. При этом раскрывается, что, по всей видимости, у Коперника сохранялась вера в существование небесных сфер, несущих на себе планеты. Поэтому движение планет вокруг Солнца объяснялось вращением этих сфер вокруг своих осей. Тем не менее, им был дан импульс для дальнейшей разработки гелиоцентрической теории движения планет, сопутствующих задач механики и космологии.

Тонкость тут в том, что в свете сказанного проводится параллель в изысканиях Коперника с открытиями средневековых мусульманских астрономов, разработавших ряд моделей движения планет, альтернативных птолемеевской (хотя они также были геоцентрическими).

Первые из исследований такого рода появились во второй половине XIII в. в стенах знаменитой Марагинской обсерватории, функционировавшей на территории нынешнего Южного Азербайджана (ее возглавлял Насир ад-Дин ат-Туси, главным конструктором приборов был Муаййад ад-Дин ал-Урди). Так вот, обращается, например, внимание на объяснение Н. Коперником зодиакального неравенства в движении планет — комбинацией этих движений по большим и малым кругам, что аналогично раскрытию этого неравенства исследователями Марагинской обсерватории. Кроме того, также говорится об идентичности коперниковского вывода о движении внешних планет результатам исследований Ал-Урди и полной эквивалентности его теории движения Луны и Меркурия разработкам астронома XIV в. Ибн аш-Шатира (за исключением аспекта гелиоцентризма).

Иными словами, не исключается принадлежность пальмы первенства в открытиях, обычно считающихся заслугой польского ученого, средневековым мусульманским астрономам [5,6].

Конечно, читатель вполне может возразить, что констатировать вышеприведенное несложно, но имеются ли в наличии доказательства? В общем-то, данная тема находится в поле зрения ученых с мировым именем с середины ХХ века, но в рамках одной статьи (да и нескольких десятков) рассмотреть все выкладки на этот счет, естественно, не получится. Можно лишь постараться обрисовать историю вопроса и подход к нему.

Озвучиваемые сомнения

Еще в 1973 г. советский и российский историк книгии библиотечного дела Алексей Глухов с сожалением фиксировал практическое отсутствие «сведений о том, как созрело новое учение» Николая Коперника «о гелиоцентрической системе мира». Неизвестно также, подчеркивал А. Глухов, каким путем пришел Коперник к раскрытию истинного строения Солнечной системы. Сам ученый писал, что он «занялся поисками новой теории, убедившись в несогласии математиков в вычислении движения небесных тел» [7].

В ракурсе прозвучавшего вопроса бывший профессор кафедры Истории науки Университета Оклахомы (США), ныне директор Института исламских исследований McGillUniversity (Университет Макгилла, Монреаль, Канада) Ф. Джамиль Раджаб (F. JamilRagep) пишет, что «убежденность в открытии» Коперником «новой модели в одиночку» не соответствует реалиям, т. к. «в рамках европейской астрономии отсутствовал исторический контекст» для развития ситуации в этом направлении, а именно, в Европе не было «традиции критического подхода к теории Птолемея». Поэтому «заявление Коперника о его неудовлетворенности птолемеевской астрономией, что является официальной причиной» ее отторжения, «не имеет прецедентов в Европе». В «исламском же мире данное восприятие астрономии Птолемея было непрерывным на протяжении пятиста лет» [8].

Признаем, что со сказанным сложно не согласиться. Ведь вскоре после перевода на арабский язык (VIII век) знаменитого труда Птолемея «Великое математическое построение астрономии в 13 книгах» («Альмагест»), включающего полный комплекс астрономических знаний Греции и Ближнего Востока II века, по словам известного бельгийско-американского историка ХХ века, экс-профессора Гарвардского университета, основателя дисциплины «История науки» Джорджа Сартона, средневековые мусульманские астрономы настолько продвинулись вперед, что «оказались в состоянии подвергнуть критике идеи Птолемея», так как практические результаты осуществляемых ими многочисленных и более точных астрономических наблюдений «становилось все труднее примирять с теорией» [9].

В качестве подтверждения этой мысли можно привести сказанное Ибн аш-Шатиром, идеи которого, как считают некоторые ученые, Коперник использовал для своей теории. Говоря о штудировании им книг некоторых из его предшественников в сфере астрономии (более позднего периода), Ибн аш-Шатир обнаружил, что самые выдающиеся из них, включая Ибн аль-Хайcама, Насреддина аль-Туси, Муаййяда аль-Урди, Кутба аль-Ширази и др. «высказывали сомнения относительно теории Птолемея». Эти сомнения, называемые Ибн аш-Шатиром «бесспорными», исходили из несоответствия птолемеевской модели новым физико-геометрическим параметрам, полученным арабскими астрономами в результате исследований [10].

Поэтому не случайно, что именно мусульманские ученые усовершенствовали геоцентрическую систему мира, в частности, Ибн Хайсам (известный европейцам под именем Альхазен) и тот же Ибн аш-Шатир, принадлежавший к знаменитой астрономической школе Наседдина аль-Туси (XII в.) [4].

«Фактор» Ибн Шатира

Не исключено, что у читателя может возникнуть очередной вопрос: ежели аспект связки идей Ибн аш-Шатира и Коперника оказался таким актуальным, по какой причине на него обратили внимание лишь в последние несколько десятков лет? Ответ— на исторической поверхности. О работах Ибн аш-Шатира (Ала ад-Дин Абу-л-Хасан ибн Ибрахим ибн Мухаммад ал-Мутим ал-Ансари ал-Фалаки ад-Димашки) стало известно лишь в середине прошлого века, когда некоторые из его трудов были обнаружены в архивах.

Согласно Виктору Робертсу (VictorRoberts), одному из серьезнейших историков науки, скурпулезно изучившему наследие Ибн аш-Шатира, существует пять копий труда Ибн аш-Шатира, четыре из которых хранятся в Бодлианской библиотеке, а пятая — в Лейдене [11].

Отметим, что Бодлианская библиотека (BodleianLibrary, Оксфордский университет, Англия) оспаривает у Ватиканской право называться старейшей в Европе, а у Британской — титул самого крупного книжного собрания Великобритании. Так вот, хранящиеся здесь экземпляры являются копией «рукописи из шестидесяти четырех фолиантов, скопированной в 768 г. хиджры (1366 г.), т.е. при жизни автора».

Во введении Ибн аш-Шатир раскрывает, что в своем трактате «Китаб Нихдьят ас-Суль фи Таших аль-усуль» (Финальная книга по поводу коррекции планетарной теории) он представил «лучшие планетарные теории, пронаблюдав и разъяснив все астрономические неопределенности в его "Талик аль-Арсад" (Комментарии по наблюдениям)» [11].

Как комментирует в этой связи серьезнейший исследователь различных аспектов средневековой мусульманской астрономии Дэвид А. Кинг, по результатам осуществленного в 1950-х годах первоначального исследования планетарной теории Ибн аш-Шатира была установлена ее «математическая идентичность аналогичной теории Коперника» [10].

Но до рассмотрения ракурса стыковки модели Ибн аш-Шатира с коперниковской, наверное, желательно познакомиться, хотя бы в общих чертах, с «профессиональным портретом» арабского астронома.

Свою деятельность он вел в мечети Омейядов в Дамаске (Сирия), где занимал должность муваккит (хранитель времени — лицо, определявшее время молитвы). При этом им были сооружены солнечные часы, украсившие центральный минарет. На часах виднелись специальные изгибы, указывающие время совершения пяти ежедневных молитв [12].

Также Ибн аш Шатир создал астрономический инструмент — компендиум, благодаря которому можно было определить время отправления полуденного и послеполуденного намазов, установить локальный меридиан и направленность к Мекке. Этот компендиум сохранился и находится в сирийском Алеппо. Разработанную им астролябию (прибор для определения широты) он назвал аль-ала аль-джами'а (универсальный инструмент) [13].

Советский и российский специалист по истории астрономии Нина Невская (Санкт-Петербургский филиал Института истории естествознания и техники РАН) раскрывает, что в одной из двух рукописей Ибн аш-Шатира, хранившихся в Институте народов Азии АН СССР в Ленинграде (ныне Санкт-Петербург), а именно, «Лучи света о пользовании универсальным инструментом», посвященной вопросам математической географии, конкретизировались решения «практических задач, связанных с определением широты места, времени и направления на Мекку (для любых широт)» при помощи данного «универсального инструмента», «распространенного в свое время» на Востоке.

Это оказывало значительную помощь в получении информации о Мекке, в сторону которой должен был молиться мусульманин. А с данной проблемой «часто сталкивались лоцманы, купцы, путешественники и паломники». Не случайно, как писала Н. Невская, «в ряде восточных руководств по мореходству имена ат-Туси и Ибн аш-Шатира» называются в числе тех немногих авторов, без знания работ которых не может обойтись ни один лоцман. Что касается разработанного Ибн аш-Шатиром кинематического механизма «для представления движения Луны и планет», он аналогичен «тому, который был у Н. Коперника» [14].

Вместе с тем, спроектированные Ибн аш-Шатиром два специализированных квадранта (приборы для измерения высоты небесных светил над горизонтом) были модификацией простых и, в конечном счете, оказались полезными в качестве синусоидальных квадрантов.

Но, как отмечает приводящий эти данные Д. Кинг, «наиболее значительным вкладом» Ибн аш-Шатира в мировую астрономию стала его планетарная теория [13].

Модель мира Ибн аш-Шатира

Деятельность арабского астронома в этом направлении началась с подготовки Зиджа (Таблицы) [15], «строго основанной на планетарной теории Птолемея, но эта астрономическая таблица не сохранилась». В более позднем трактате — Талик аль-Арсад — Ибн аш Шатир описал «наблюдения и методы, с помощью которых он выстраивал собственные планетарные модели и получал новые параметры». Однако ни об одной из копий этих трактатов невозможно получить информацию посредством каких-либо рукописных источников. Правда, в Нихаят аль-суль фи таших аль-усуль Ибн аш-Шатир представил обоснование своих новых планетарных моделей. Эта работа сохранилась, как и его «Новый астрономический справочник» (несколько экземпляров), содержащий «набор планетарных таблиц, основанных на новой теории и параметрах» арабского ученого [13].

Ибн аш-Шатир определял угловой радиус Солнца с помощью камеры-обскуры. При этом был сделан вывод, что эта величина изменяется в гораздо более широких пределах, чем должно быть по теории Птолемея. Проведенные им измерения неравенства времен года и углового радиуса Солнца привели к рождению новой теории движения Солнца. Деферент у Ибн аш-Шатира уже выглядел не эксцентричным, как у Птолемея, а имел своим центром Землю. Кроме того, Ибн аш-Шатир, не видевший проблем в существовании эпициклов, раскрывал несоответствие действительности птолемеевой теории движения Луны, поскольку из неё следует, что видимый размер лунного диска должен меняться почти в два раза. Созданная им лунная теория оказалась свободной от этого недостатка [6].

Иными словами, согласно представленной Ибн аш-Шатиром модели мира, Земля оказывалась самым центром Вселенной, вокруг которого все небесные тела двигались равномерными круговыми движениями. Создание Ибн аш-Шатиром первой модели космоса, в котором физическая теория, математическая модель и эмпирические наблюдения находились в полном согласии друг с другом, явилось поворотным моментом мировой астрономии, что можно охарактеризовать «научной революцией», предшествующей эпохе Возрождения [16].

Все данные Ибн аш-Шатира в контексте его лунной и планетарной моделей очень подробнопроанализированы В.Робертсом [11], а позже Д. Кингом [10]. В рамках данной статьи специализированные подробности о применявшихся арабским ученым уравненияхи методах не конкретизируются. В представленной выше информации на основе исследований аш-Шатира вполне четко просматривается не только несоответствие птолемеевской теории астрономической действительности, но и новизна выводов арабского ученого.

Возможно, на этой ноте можно подойти к рассмотрению аспекта возможного знакомства Коперника с трудами Ибн аш-Шатира.

Непрямая стыковка двух ученых?

Не исключая использование Коперником разработанных Ибн аш-Шатиром идей, В. Робертс пишет, что труд последнего был «достаточно хорошо известен на Ближнем Востоке, также как многочисленные копии и рецензии на его астрономический справочник Аз-Зидж аль-Жадид». Правда, отмечая использование Коперником «работ других исламских ученых, в частности, Сабита бин Курра», арабского (сирийского происхождения) астронома, математика, механика и врача IX в., В. Робертс признает отсутствие «каких-либо доказательств, свидетельствующих о переводе трудов Ибн аш-Шатира на латинский язык». В свете чего он называет «вполне возможным» подход двух астрономов «к одному и тому же знаменателю независимо друг от друга». Вослед чему В. Робертс использует в арабской транскрипции выражение, обычно употребляемое мусульманами при их неполной уверенности в достоверности информации: Аллагу ‘алим (Бог знает лучше) [11].

В свою очередь, советский и российский специалист, действительный член Международной академии истории науки Владимир Кирсанов отмечает, что еще в 1973 г. профессором Чикагского университета Ноэлем Свердловым (NoelM. Swerdlow) было озвучено «интересное предположение относительно истоков теории Коперника». Американский историк астрономии «указал на прямую связь выводов Коперника с рассуждениями, представленными Региомонтаном в XII-й книге его трактата «Сокращения Клавдия Птолемея», опубликованного в 1496 г. и «бесспорно» являвшегося трудом, по которому польский ученый «изучал птолемеевскую астрономию» [17].

Скорее всего, данная констатация не привлекла бы особого внимания с нашей стороны, не сфокусируйся внутри нее тонкий нюанс. Дело в том что к моменту выхода в свет произведения Региомонтана (он же выдающийся немецкий астролог, астроном и математик Йоганн Мюллер), как пишет украинский исследователь развития математики, истории вычислительной техники и астрономии Юрий Белый, сочинения «классиков» средневекового Востока уже были переведены с арабского на латинский язык — астрономические таблицы аль-Хорезми в обработке аль-Маджрити, астрономический трактат Ахмада аль-Фергани (IX в.), хорошо известные Региомонтану. Потому Ю. Белый считает вероятным знакомство Й. Мюллера с трудами аль-Баттани, ат-Туси, Джабира ибн Афлаха, аз-Заркали [18].

Говоря иными словами, раз Коперник серьезно штудировал Региомонтана, следовательно, он прекрасно ориентировался в трудах арабских астрономов, оценивая их значимость для мировой науки. Ну а в таком случае он не мог не проявлять интереса к другим произведениям средневековых мусульман. Значит, при наличии у него информации об Ибн аш-Шатире, Коперник вполне мог изучить его подход.

Неслучайно, говоря об ошибочности взгляда Коперника на движение планеты Меркурий, тот же Н. Свердлов отмечает, что именно данная схема использовалась (описывалась) Ибн аш-Шатиром. Однако Коперник не разобрался в ракурсе применения модели, а это означает, что он всего лишь «скопировал» ее, не понимая, как использовать модель, применявшуюся арабским астрономом. Хотя и Н. Свердлов констатирует непонимание, каким образом Коперник мог ознакомиться с первичным источником [19].

В этом контексте профессор арабской и исламской науки Кафедры Ближнего Востока и азиатских языков и культур Колумбийского университета (Нью-Йорк, США) Джордж Салиба фиксирует, что в период между 1957 и 1984 гг. ему, вкупе с такими величинами ХХ века, как Отто Нейгебауер (австрийский, позже американский математик и историк науки), Эдвард Кеннеди (ЕdwardStewartKennedy, профессор Американского университета в Бейруте, Ливан), Уилли Хартнер (немецкий историк науки), Н. Свердлов), «удалось определить невозможность построения математической доктрины коперниковской астрономии» только при помощи «классических трудов» Древней Греции, принадлежащих перу Евклида и Птолемея. В своих расчетах Коперник применял «две новые математические теоремы», впервые предложенные «на три века раньше и используемые учеными исламского мира в целях реформирования древнегреческих астрономических традиций».

Здесь Дж. Салиба, в унисон Н. Свердлову, также констатирует, что «в отдельные моменты, как, скажем, в ракурсе модели для движения планеты Меркурий», обнаруживается «допущение Коперником ошибки в его интерпретации ранней математической модели» — «по-видимому, унаследованной от трудов Ибн аш-Шатира». Хотя «в других случаях он оставался верен математическим формулировкам, разработанным» теми же Ал-Урди, Насриддином Туси.

Правда, и по свидетельству Дж. Салибы, не установлен факт перевода на латинский язык трудов мусульманских астрономов, «описывающих данные теоремы», однако последние «фигурировали в арабских астрономических текстах как в до- и посткоперниковский период, так и на этапе его жизни». Дж. Салиба, в частности, говорит о теоремах Насреддина Туси и Ал-Урди (предоставляя описание новшеств и о подходе к ним Коперника), занимавших важнейшее место в построении Коперником его «астрономического здания» [20,21].

Тем самым открытие миру идей Ибнаш-Шатира не только продемонстрировало их «прародительство», если можно так выразиться, по отношению к коперниковской теории. Заинтересовавшись проблемой «площадки», могущей оказаться полигоном для польского астронома в плане ознакомления с работами Ибн аш-Шатира, ученые приступили к поиску путей попадания модели последнего в Европу.

Итальянское «поле знакомство» с византийскими тональностями

Приводя фиксацию Н. Свердловым использования польским астрономом (в аспекте движения Меркурия) почти всех «деталей, применявшихся Ибн аш-Шатиром» (за исключением гелиоцентрической системы отсчета) [22], Дж. Салиба обращает внимание на знание Коперником греческого языка и факт его десятилетнего обучения на севере Италии, где он также был «частым гостем» и в последующие времена. Следовательно, в свой «итальянский» период Коперник вполне мог быть в курсе излагаемого в «рукописи» Ибн аш-Шатира в «греко-византийском» переводе, попавшем в Италию после падения в 1453 г. под ударами османов Константинополя [21].

К слову, хотя О. Нейгебауэр также фиксирует, что пусть «метод исправления лунной модели Птолемея» и был использован «примерно за 260 лет до Коперника Ибн аш-Шатиром», в настоящее время «невозможно» достоверно установить, владел польский ученый информацией «о своем предшественнике или нет» [23]. Он не исключает возможности знакомства Коперника «с византийским переводом одной из работ Ибн аш-Шатира» [14].

В аспекте же предполагаемых «византийских следов» в ознакомлении Коперника со взглядами Ибн аш-Шатира высвечивается образ Григория Хиониада (1240/50 - ок. 1320), уроженца Константинополя, византийского врача, астролога, астронома, возглавлявшего епископскую кафедру в Тебризе. В начале 1290-х гг., получив от трапезундского правителя Иоанна II денежную субсидию, он направился в Персию (Иран), где изучил персидский и арабский языки, занимался астрономией в обсерваториях Мараги и Тебриза, не забывая и астрологию. На основе получаемой информации он написал трактат под названием «Персидское сочинение по астрономии», переработанный в 1296 г. Эта редакция условно называется «Исправленный канон». В то время Хиониад уже был хорошо знаком с сокращенной арабской версией «Таблицы Санджари» аль-Хазини и с персидской версией «Таблицы Иль-Хани» ат-Туси. Отправившись после Тебриза в Трапезунд, он захватил с собой большое количество арабских и персидских книг по астрономии. Хиониад не просто перевел их на греческий язык, снабдив собственными комментариями, но и составил к ним астрономические таблицы на основе восточных таблиц и сочинений Птолемея.

Параллельно Хиониад перевел трактат об астролябии, написанный его наставником, персидским ученым Шамсом ад-Дином аль-Бухари, и «Введение в астрономию» из сборника аль-Туси. Этот сборник аль-Туси, благодаря рукописям Хиониада и, возможно, другим источникам, в конце концов, стал известен в Европе и был использован Коперником при создании его планетарной модели [24, 25]. В своем сочинении «Схемы звёзд» Хиониад описал планетные теории ат-Туси и Ибн аш-Шатира. Впоследствии это сочинение попало в Италию и, в принципе, могло быть известным европейским астрономам эпохи Возрождения [6].

В этой связи отмечается наличие сохранившегося отрывка трактата Хиониада, где он в астрономических расчетах использует знаменитую механическую «лемму Туси», ставшую«основой для гелиоцентрической планетарной системы Николая Коперника». Вслед за чем, со ссылкой на О. Нейгебауэра, подчеркивается, что лемма Туси стала известна Копернику либо из вышеупомянутого трактата Хиониада, либо из работ его последователя Георгия Хрисококка (у которого в Константинополе учились два видных деятеля итальянского Ренессанса — эмигрировавший в Италию Виссарион Никейский и итальянский гуманист Франческо Филельфо) [26].

Еврейский след в маршруте движения теории Ибн аш-Шатира в Европу?

Параллельно ряд исследователей предполагают возможность попадания трудоваш-Шатира в Европу посредством еврейских ученых. В частности, на поверхности фигурирует имя Моисея Галеано (MosesGaleano), еврейского врача, астронома, переводчика, имевшего тесные связи с Критом и двором Османского султана Баязида II. Он — автор написанного на рубеже 1500 г. труда "Ta’alumotHokmah" («Пазлы мудрости»), являющегося, по словам специалиста Кафедры арабистики факультета гуманитарных наук Университета им. М. Бар-Илана (Израиль) И. Цви Лангерманна, «одним из ценных и исторически интересных произведений иудейской научной литературы».

Определяя этот труд как «богатое хранилище информации», глубинно затрагивающее отдельные вопросы астрономии, математики, алхимии и этики, «наиболее интересной» его частью И. Цви Лангерманн считает «обсуждение астрономических моделей», среди которых выделяется «система Ибн аш-Шатира», имеющая «сильное сходство с моделями Коперника». По утверждению И. Цви Лангерманна, книга М. Галеано «предлагает первое доказательство» того факта, что кто-то из «весьма сведущих в математической астрономии» и «владевших информацией о деятельности Ибн аш-Шатира» на рубеже XVI в. находился в Италии (пребывание М. Галеано в Венеции усматривается из текста его произведения) [27].

Особое внимание данному факту уделяет и Роберт Моррисон, цитата из которого приведена в эпиграфе. Этот ученый, исследующий аспект науки в исламских и иудейских текстах, а также историю исламской науки, констатируя «обширное сходство между астрономией в традиции Марагинской обсерватории и коперниковской астрономической теории», останавливается на факте разработки в Мараге «инновационных моделей». При этом он пишет о предполагаемом «маршруте путешествия теорий», рожденных в рамках обсерватории, до европейцев посредством «сети еврейских ученых». Речь тут, прежде всего, идет о том же М. Галеано, который, по словам Р. Моррисона, писал на арабском языке под именем Муса Жалинус(MusaJalinus).

Р. Моррисон определяет М. Галеано как «потенциального передатчика научной информации между Османской империей и Венецией, в основном, в период между 1497 и 1502 годами». Непосредственно М. Галеано ознакомил европейцев с научными теориями, появившимися в арсенале не только у Коперника, но также в работах ученых XVI в., а именно Джованни Баттисты Амико (GiovanniBattistaAmico) и Гироламо Фракасторо (GirolamoFracastoro), трудившихся в университете города Падуя (Италия).

Здесь Р. Моррисон и акцентирует внимание на аспекте «сети еврейских ученых». Согласно его гипотезе, на том этапе евреи занимали определенную нишу в экономической и научно-культурной среде Италии. Поэтому вполне возможно, что идеи Ибн аш-Шатира, первоначально став достоянием этого круга, могли быть доведены до христианских ученых благодаря еврейской диаспоре.

Речь идет о том, что в период обучения медицине в 1501-1503 гг. в стенах университета Падуи Коперник вполне мог быть в курсе обсуждавшихся в данном учебном заведении всех новых научных теорий, включая, естественно, революционные для астрономии взгляды Ибн Шатира [1,28,29]. С учетом таланта и природного ума польского ученого, он без особого напряжения мог сразу же уловить суть обсуждавшихся идей. А уже на определенном этапе своей деятельности воспользоваться моделью Ибн аш-Шатира.

«Маршрутизатор» идей Ибн аш-Шатира в Европу — с арабскими корнями?

Ф. Джамиль Раджаб, однако, не исключает возможности ознакомления в Европе с текстами Ибн аш-Шатира в оригинале, т. е. на арабском языке. В этой связи он высказывает несогласие со взглядом исследователей, убежденных в поголовном незнании европейскими учеными арабского. Кроме того, задается вопросом Ф. Дж. Раджаб, неужели даже в случае невладения заинтересованными лицами арабским языком европейские астрономы не могли знакомиться с оригинальными рукописями мусульман посредством переводчиков? [30].

Например, возглавляющая отделение истории стран Ближнего Востока и Африки гуманитарного факультета университета в Тель-Авиве Мири Шефер-Моссенсон отмечала, что тот же М. Галеано не только писал на арабском и иврите, но и знал латынь [31]. Иными словами, он вполне мог в беседах с европейскими учеными довести до них любую информацию на латинском языке. Да и не только он.

В пользу Коперника?

Однако, объективности ради, целесообразно признать наличие немалого числа экспертов, опровергающих версию о знакомстве Коперника с теорией Ибн аш-Шатира.

Ю. Белый, вкупе с советским механиком, математиком и историком науки Иваном Веселовским, ставили под сомнение возможность ознакомления Коперника с трудами (мыслями) Ибн аш-Шатира. Насчет предполагаемого знакомства Коперника с работами (идеями) Ибн аш-Шатира во время его пребывания в Италии они пишут, что польский астроном «выучил греческий» около 1500 г., а к тому времени он был знаком со взглядами Птолемея лишь по «Эпитоме» Региомонтана, вышедшей в 1496 г. Латинский же перевод появился «у него только с 1515 г.». Следовательно, «в Италии труд аш-Шатира вряд ли мог его особенно интересовать, во всяком случае до 1523 г., когда он начал работать над четвертой книгой» своего основного произведения. Посему «гораздо более» вероятным эти ученые определяют «введение» Коперником «второго эпицикла...вполне самостоятельно». Кроме того, они ссылаются на тот факт, что Коперник «всегда указывает свои источники, и достаточно подробно» [32].

Специалист в области фундаментальной математики (Университет г. Утрехт, Нидерланды) Виктор Бласжо считает, что «поразительное сходство планетарной модели Коперника с теорией исламских астрономов позднего Средневековья» совсем не обязательно свидетельствует о об их копировании польским ученым. Коперник и «его мусульманские предшественники» имели единые «цель и методы, находящиеся в их распоряжении», посему вполне возможны идентичные «общие черты по результатам их деятельности», которая могла осуществляться «независимо друг от друга». Главным-то для них было переформатирование «птолемеевской планетарной системы с точки зрения равномерного кругового движения». Поэтому, по словам. В. Бласжо, разработка критиком теории Птолемея альтернативных идей неудивительна, а «наоборот, имеет смысл» [33].

Как бы там ни было, согласно Д. Кингу, вплоть до сего дня вопрос попадания аш-шатировской планетарной теории в Европу на рубеже XVI в. остается предметом ряда исследований, и можно сказать, что изучение данного аспекта «по-прежнему находится на предварительном этапе» [13]. А раз «предварительный» период все еще продолжается, остается лишь надеяться, что, возможно, на определенном историческом этапе миру будут представлены документы, проливающие свет на столь интригующий вопрос.

Пока же все вышесказанное можно обобщить через призму взгляда на проблему американского физика, лауреата Нобелевской премии в 1979 г. Стивена Вайнберга, называющего арабского астронома «впечатляющей фигурой». ПоВайнбергу, Ибн аш-Шатир, опираясь на работы ученых из Марагинской обсерватории, развил теорию движения планет, «в которой придуманный Птолемеем эквант был заменен парой эпициклов, что удовлетворяло требованию Платона» о движении планет «с постоянными скоростями по круговым орбитам». Параллельно Ибн аш-Шатир «предложил теорию движения Луны, основанную на эпициклах, в которой ему удалось избежать избыточной вариативности расстояния между Луной и Землей». Данная идея «сокрушила лунную теорию Птолемея». Тонкость же тут в том, что в ранней работе Коперника, на которую тот ссылается в своем «Малом комментарии», «представлена теория движения Луны, идентичная теории аш-Шатира, и теория движения планет», предоставляющая «те же видимые результаты, что и у аш-Шатира».

Мало того, «согласившись с указаниями Платона» о необходимости для планет «двигаться с постоянной скоростью по круговым орбитам», Коперник «отказался от используемых Птолемеем понятий типа экванта, которые нужны были для объяснения реально существующих отклонений от кругового движения с постоянной скоростью». «Как это уже делал аш-Шатир, — конкретизирует С. Вайнберг, — Коперник увеличил количество эпициклов: шесть для Меркурия, три для Луны и по четыре для Венеры, Марса, Юпитера и Сатурна» [34].

Результативность научных изысканий как результат веры мусульманских ученых и следования ими кораническим постулатам. Заключение

Ну а в заключение вновь хотелось бы высказать восхищение успехами мусульманского мира в научных изысканиях, позволившими продвинуть вперед мировую цивилизацию. Другое дело, что в основе направленности мусульманской научной мысли «Золотого века Ислама» фокусировалась, как бы неправдоподобно это кому-то ни показалось, сильная внутренняя вера мыслителей.

Так, констатируя дарованный ему Всевышним успех в астрономии, Ибн аш-Шатир подчеркивал, что достигнутое им оказалось возможным благодаря освоению арифметики, геометрии, геодезии, приборостроения, что привело (в т. ч.) к изобретению многих видов астрономических инструментов.

«Я просил Всемогущего Бога дать мне вдохновение и помочь создавать необходимые модели»; «Хвала и благодарность Богу за предоставленную мне возможность разработать универсальные модели для планетарных движений в долготе, широте и других особенностях их движений». «Я просил Господа помочь составить книгу, в которой содержались бы правила точного определения положения планет и их движений», а также «особенности планетарных атрибутов в соответствии со средними движениями, обнаруженными мною», «расстояния, могущие быть вычисленными» и «таблицы, скомпилированные мной на основе новой, исправленной астрономии». «Эта книга виделась фундаментальной, с четкими описаниями и формулировками, на информацию которой полагались бы люди» [10].

Таким образом, вера Ибн аш-Шатира, опора на Коран и построение собственной жизни согласно призывам Аллаха позволили заговорить таланту астронома особыми нотами. То, к чему это привело, в дополнительных комментариях не нуждается. Постараемся лишь осознать данный исторический феномен и сделать соответствующие выводы.

1.Robert Morrison. Islam’s Compatibility with Science

2.Николай Коперник - биография

3.Геоцентрическая система мира

4.М. К. Гусейханов, О. Р. Раджабов. Концепции современного естествознания

5.Гелиоцентрическая система мира

6.Астрономия исламского Средневековья

7.Алексей Глухов. Книги, пронизывающие века

8.F. Jamil Ragep. Copernicus and his Islamic Predecessors: Some historical Remarks

9.George Sarton. Ancient Science and Modern Civilization

10.David A. King. Ibn Al-Shatir, ‘Ala’ Al-Din Abu’l Hasan ‘Ali Ibn Ibrahim

11.Victor Roberts. The Solar and Lunar Theory of Ibn ash-Shatir. A Pre-Copernican Copernican Model

12.The Lights of the Stars DL4300.pdf

13.David A. King. Ibn al-Shatir: Ala' al-Din Ali ibn Ibrahim

14.Н. И. Невская. Об одной рукописи Ибн аш-Шатира. - Вопросы истории физико-математических наук: Материалы межвузовской научной конференции, посвященной 50-летию Великой Октябрьской социалистической революции / М-во просвещения РСФСР. Тамбов, 1968, с. 6-7

15.О зиджах см. подр.: Теймур Атаев. О религиозной подоплеке астрономических изысканий мусульманских ученых Средневековья

16.Who's Who in Islam. Ibn al-Shatir

17.Владимир Кирсанов. Научная революция XVII века

18.Ю.А. Белый. Йоганн Мюллер (Региомонтан)

19.Цит. по: Dava Sobel. A More Perfect Heaven: How Copernicus Revolutionised the Cosmos

20.George Saliba. Copernicus and Arabic Astronomy: A Review of Recent Research

21.George Saliba. Arabic/Islamic Science and the Renaissance Science in Italy

22.George Saliba. Islamic Science and the making of the European Renaissance

23.Отто Нейгебауэр. Точные науки в древности

24.Григорий Хиониад

25.Григорий Хиониад

26.Византия Ласкарисов в первой половине XIV века