Исключение любой возможности рабства

 

Сегодня многие рассуждают о рабстве. Из-за действий так называемого «Исламского государства» мусульмане и общественность в целом задаются вопросом: Разрешает ли ислам рабство? Если да, то в какой форме?

На первый взгляд, вполне резонный вопрос. Бывает, что отдельные мусульмане действительно не чужды рабовладения, например, в отношении женщин. Поэтому вполне разумно спросить: допускает ли это их религия? Впрочем, сам факт постановки вопроса сигнализирует о наличии более серьезной проблемы, а именно, он свидетельствует о том, что некоторые мусульмане до сих пор не решили для себя проблему рабства. Мы не дошли до той конечной точки дискуссии, когда полностью исключается даже сама возможность рабства.

В этом очерке мне хотелось бы подтолкнуть нас, мусульман, в этом направлении. Для этого я собираюсь рассмотреть взгляд на проблему, характерный для определенной части мусульман. Критически изучив этот подход, я раскрою его нравственно-этические погрешности и предложу иной взгляд, исключающий возможность рабства как такового.

Точку зрения, которую я собираюсь проанализировать, можно назвать «ограниченная поддержка». Не то чтобы мусульмане обязательно поддерживали рабство как социальную систему. Они вовсе не говорят, что рабство должно иметь место. Скорее, «рабство может иметь место» — такова их позиция. Действительно, ислам допускает рабство, но вовсе не требует, чтобы мусульмане на самом деле кого-то порабощали. Суть этого аргумента лежит в двух плоскостях: исторической и категориальной.

Исторический аспект сводится к тому, что рабство действительно довольно долго существовало у мусульманских народов. Поэтому, любая современная дискуссия о рабстве должна начинаться с признания этого факта. Его можно объяснить с разных точек зрения, в частности, «традицией». Действительно, рабовладение было неотъемлемым признаком общества, в котором рос сам Пророк Мухаммад (мир ему и благословение). Вследствие такого прошлого, рабство невозможно отменить полностью, считают некоторые мусульмане. Поступить таким образом значило бы нарушить установленную традицию, допускающую рабство и регулирующую его практику. Поэтому максимум, чего можно ожидать, это, своего рода, моратория на рабство. Такой мораторий обеспечивает этическую неприкосновенность мусульманского прошлого и, одновременно, определяет будущее с позиции отказа от разрешенного, мы как бы говорим: «рабовладение дозволено, но мы не будем никого порабощать».

Помимо исторической плоскости, мусульмане, придерживающиеся взгляда «ограниченной возможности», настаивают на категорических различиях между исламом и Западом. Они справедливо утверждают, что рабство нельзя понимать как универсальную историческую категорию. Напротив, это набор определенных институтов, отличающихся друг от друга формой и степенью жестокости. Например, история западного рабства отличается исключительной порочностью. Приводя в пример, прежде всего, трансатлантическую работорговлю, мусульмане утверждают, что «западная» форма рабства – это проявление рабства в наихудшем варианте по жестокости и экономическим результатам. Таким образом, западное рабство представляется как уникальное явление в истории порабощения одних людей другими, и его не следует путать с формами рабства, существовавшими у мусульман.

Очевидно, что рабство в мусульманских обществах — это феномен с особым законоположением, и этим он отличается от западного института рабовладения. При всей привлекательности этой идеи, она поразительно созвучна с эпистемологическими допущениями ориентализма. Вместо того чтобы рассматривать рабство как некий феномен, характеризующийся определенным набором политических и экономических предпосылок, одной из которых является капитализм, мусульмане повторяют рассуждения о двух антагонистических цивилизациях, где институты вроде рабства вытекают из присущей им структурной предрасположенности общества. В результате происходит своеобразное выпячивание ислама как особого тотального проекта с его собственными версиями мировых исторических институтов.

 

Проблема с точки зрения этики

На мой взгляд, позиция ограниченной поддержки проблематична, в первую очередь, с точки зрения этики. Не в том смысле, что под эту позицию нельзя подвести никакой этический фундамент, а в том смысле, что этические перспективы, которые означает эта позиция, компрометируют саму структуру мусульманской этики. Каким образом? Чтобы ответить на этот вопрос, давайте изучим этический базис позиции ограниченной поддержки: с чего она начинается и куда она нас приводит.

В каком смысле позицию ограниченной поддержки можно назвать этичной? Где начинается ее этика? На мой взгляд, эта позиция начинается с теоретической возможности, в которой главное место занимает право на рабовладение. Перед лицом неограниченной возможности иметь рабов, все мы потенциально являемся рабовладельцами. Учитывая эту возможность, вопрос не в том, можно ли нам держать кого-то в рабстве, но в том, следует ли это делать и при каких условиях.

На практике этический выбор определяется тем, какое решение принимает для себя каждый мусульманин. Такой выбор требует критического осмысления того, что именно, с этической точки зрения, подразумевает акт порабощения для того, кто выбрал рабовладение, и для того, кто решил этого не делать. Таким образом, это ставит мусульман в положение, когда они глубоко идентифицируют себя с возможностью рабовладения. Мусульманин может сделать выбор в пользу рабовладения или не захотеть стать рабовладельцем, таким образом, ему приходится решать, хочет ли он – или следует ли ему – делать раба из другого человека. В этом смысле, отправной точкой данного вопроса становится дилемма, стоящая перед индивидуумом, наделенным определенной привилегией и чей этический потенциал осуществляется за счет его способности стать рабовладельцем.

Что значит начинать наши этические раздумья с учетом потенциальной возможности рабовладения? Что для мусульманина значит взять на вооружение традицию, подразумевающую куплю-продажу человека и владение им? Эти вопросы критичны для понимания того, почему мы обязаны отказаться от такого отношения к рабству, которое допускает позицию «ограниченной поддержки».

Позиция, которую я отстаиваю, требует фундаментально отличного этического подхода. Эта позиция заключается в радикальном, но, мне кажется, необходимом отказе от двух вещей.

Во-первых, мы обязаны отвергнуть возможность рабовладения как такового. Для этого мы должны принять за аксиому идею о том, что рабство в любой форме не совместимо с определенными этическими принципами.

Этические принципы, о которых я говорю, это исламские принципы уважения человеческого достоинства и человеческой солидарности. На мой взгляд, нет никаких этических оправданий точки зрения, которая наделяет мусульман правом решать вопрос о владении человеком в какой бы то ни было форме. Действительно, если всерьез отнестись к идее того, что в исламе принципы, связанные с уважением человеческого достоинства, занимают важное место, то тем, кто поддерживает рабовладение (в реальности или потенциально), нужно позаботиться об аргументах, которые демонстрируют,

1) обладание каким правом позволяет мусульманам быть рабовладельцами и при этом этически оставаться мусульманами, и

2) каким образом рабство обеспечивает уважение достоинства раба.

Им придется доказать – с позиций этики – что существование рабства не идет в разрез с такими ключевыми принципами ислама, как уважение человеческого достоинства, права человека на свободу и равенство перед Богом. Более того, если мусульмане действительно стремятся к полноценной солидарности с другими общинами, непонятно, каким образом ее достичь при сохранении рабства. Как вы представляете себе солидарность между рабовладельцем и рабом? Насколько я понимаю, если речь идет о действительно исламском принципе уважения человеческого достоинства, то сомнительно, что он может сочетаться с неволей. Рабовладение в любой форме невозможно без отрицания рабовладельцем достоинства и равноправия человека, который ему принадлежит. Это очевидно из того факта, что раб никогда не имеет тех же прав, что и рабовладелец. Действительно, сама возможность такого равенства означала бы невозможность рабовладения.

Второе, что мы должны отвергнуть, тесно связано с первым и касается прошлого. Если принять то, что нам известно о моральных устоях арабского общества VII века, за апогей нравственности, то мусульмане оказываются в труднейшем положении. Нас принуждают верить, что любые социальные условия, бытовавшие в то время, являются этической моделью для нашей жизни в настоящем и будущем. Нас необоснованно обязывают снова и снова повторять прошлое. Однако это принципиально ошибочная идея, так как она не различает заповеди ислама, возникшие на фоне определенного социального строя, и принципы этого строя.

Насколько нам известно, Пророк Мухаммад (мир ему и благословение) не отменял рабства, более того, у него самого были рабы: Мария и Шукран. Если исторические свидетельства достоверны, то Пророк неоднократно уговаривал мусульман освобождать своих рабов. Например, в «Сахихе» Бухари Пророк называет троих людей, которым Аллах будет противником в День воскресения, из них двое имеют отношение к рабству:

«Аллах сказал: “В День воскресения Я буду противником троим: человеку, (пообещавшему)  Моим (именем), а потом поступившему вероломно, и человеку, продавшему (в рабство) свободного и проевшему (полученные) за него деньги, и человеку, нанявшему работника, потребовавшему от него выполнения всего сполна, но не заплатившему ему того, что он заработал”». 

Конечно, правда и то, что, согласно источникам, слова Пророка (мир ему и благословение) звучали в условиях рабовладельческого общества, которое, в то время, было устоявшейся реальностью.

В Коране и различных сборниках хадисов рабство не только признается, но и определенным образом регулируется. Помимо установления правил для мусульман, владеющих рабами, в них есть особые положения, адресованные непосредственно рабам. Например, в одном из хадисов, переданных Бухари, указано, что «рабу, который выполняет свой долг перед Аллахом и хозяином» полагается «двойная награда».

Таким образом, в этих источниках прослеживается амбивалентное отношение к рабству: в них одновременно присутствуют положения, оправдывающие и опровергающие рабовладельческую систему. Таким образом, без наличия четкой позиции решение вопроса сводится к нашей интерпретации прошлого.

Лично мне думается, что мы не можем решать этот вопрос за прошлое. Поскольку противоречивые суждения по этому вопросу – это факт, то нет никакого смысла рассуждать об этической обстановке в VII веке без четкой позиции, которую мы могли оценить. Мусульманам было разрешено оставаться рабовладельцами и пропагандировать принципы, вытекавшие из этой системы. Но что мы можем сделать теперь, в наше время – мы можем сделать выбор. И этот выбор должен быть сделан на основании прошлого с учетом настоящего и будущего. Именно поэтому отказ по второму пункту я считаю особенно важным. С учетом нашего противоречивого прошлого, мы должны отказаться от позиции, которая ограничивает наши современные этические горизонты. В этом мы можем опираться на высказывания Пророка (мир ему и благословение) против рабства, так как сегодня наш долг – проторить путь к будущему, свободному от рабства, и обеспечить новую этическую позицию.

Сегодня это имеет критическое значение. Это позволит мусульманам увидеть слова Пророка как свод этических принципов и даст нам возможность способствовать его делу, начатому 14 столетий назад. Пророк не отменил рабство как таковое. Но он дал нам возможность сделать это самостоятельно. Это означает, что мусульмане определенным образом должны сыграть свою роль в уточнении и детальной разработке принципов ислама. У нас есть возможность прекратить поддерживать рабство, некогда существовавшее в истории ислама, и взять на себя особую ответственность за наше современное положение. Еще важнее, что мы можем занять более требовательную позицию по отношению к прошлому и спросить, почему не все мусульмане выполняли принципы, заповеданные самим Пророком. С этой критической точки зрения мы можем взять на себя ответственность за выработку новой этической позиции, которая брала бы начало в определенных моментах прошлого и вела нас к будущему, в котором для мусульман уже не стоял бы вопрос о рабовладении.

Источник: The Islamic Monthly