Современность и вопрос религиозного авторитета

 

Майкл Арнольд (Michael Arnold)

Вопрос о религиозном авторитете возник еще в ранней исламской истории и является одним из ключевых компонентов раннеисламского теологического дискурса. В последующие столетия ученым сословием мусульманского мира были разработаны комплексные, последовательные и подробные системы передачи и легитимации знаний.

В то время как разные догматико-правовые школы продолжали вести споры о природе божественных свойств, свободе воли и детерминизме, классический период интеллектуальной истории ислама (приблизительно с XI в. по XVIII в.) отличается высокой степенью стабильности и последовательности. Даже опустошительное нашествие монголов в XIII в. и последующее падение династии Аббасидов не имели серьезных разрушительных последствий для этих систем и лежащих в их основе принципов.

В этот период в исламской юриспруденции произошла кристаллизация теологической ортодоксии и вызревание системы мазхабов (правовых школ); на него же приходится развитие великих центров религиозного образования, таких как университеты при мечетях аль-Азхар (Египет) и аз-Зайтуна (Тунис), Османская школа в Триполи (медресе Осман-паша), университет аль-Карауин в Фесе, мечеть Омейядов в Дамаске и другие – в Хадрамауте, Сане, Индии, Мавритании и т.д. Эти и другие учебные заведения стали выдающимися центрами религиозного образования и фактически местами, где сосредоточилась религиозная власть и авторитет.

Ученые, судьи и имамы, которых готовили эти центры, распространяли ортодоксальную суннитскую доктрину и служили звеньями, связывающими общество с этими институтами как с авторитетными органами, каковыми они стали, базируясь на фундаменте своих глубоких традиций в области религиозного образования и познания.

Такая преемственность в сфере теологии и передачи теологических знаний, по сути, не прерывалась до конца XVIII в., когда территории ислама (дар аль-ислам) были затронуты веяниями нового времени.

Профессор исламских наук Саид Хусейн Наср (Seyyed Hossein Nasr) в книге «Ислам в современном мире» (Islam in the Modern World) пишет:

«В некоторых областях, таких как военная наука, астрономия и медицина, уже в конце XVIII – начале XIX века обнаруживается влияние модернистских идей и движений … Вскоре модернистские тенденции появились в образовании, социально-политических науках и праве, а, несколько позднее, в философии, архитектуре и других видах искусств… И, наконец, эти тенденции стали наблюдаться в некоторых движениях внутри самого ислама… »

Нужно признать, что исторический период модерна, соответствующий новому времени, невозможно вместить в рамки лаконичного определения, так как он представляет собой целый комплекс явлений, затрагивающих политико-экономическую, социальную, научную сферы, искусство. Тем не менее, в основе всех этих явлений лежат определенные философские предпосылки, вызревшие из семян секуляризма, посеянных в период европейского Возрождения и давших всходы в эпоху Просвещения.

Плодам данного интеллектуального проекта, сформулированным наиболее точно в трудах Иммануила Канта и Жан-Жака Руссо, свойственны отрицание традиции, превозношение индивидуальности и вера в совершенство человека. Человек как мера всех вещей стал фундаментом этики, лежащей в основе этой философии, универсальным мерилом ценности. Эти черты, наряду с верой в неизбежный социальный и научно-технический прогресс, считаются краеугольным камнем модерна.

К концу XIX века мусульманские общества, в частности арабские земли, столкнулись с колониальным доминированием на фоне политической, экономической и социальной стагнации. Группа исламских ученых, мыслителей и активистов сформулировала позицию, согласно которой сама по себе исламская традиция, в том числе, право, духовность и теология, являются главным препятствием на пути «прогресса», а следовательно требуют «реформации». Их намерение состояло в том, чтобы мусульмане вновь заняли свое законное место в мире, т.е. вернули себе былое могущество и престиж.

Фактически это означало мимикрировать под завоевателей по форме и по духу. Последовавшие за этим «реформы» в совокупности значительно снизили влияние традиционных алимов (религиозных ученых) и инициировали упадок социального престижа традиционных центров религиозного просвещения. Образовавшийся в результате этого интеллектуальный вакуум заполнили всевозможные деятели, активно пропагандировавшие собственный «бренд ислама» в соответствии со своими, зачастую узкими, политическими и идеологическими интересами.

Как следствие, восприятие традиционной религии и религиозного авторитета подверглось значительной трансформации. Нынешнее процветание тематических онлайн-форумов, адресующихся к вопросам, связанным с религией, активно развивающийся феномен «магазинов фатв» и рост того, что называют «телесалафизм», — все это симптомы происходящих перемен в восприятии религии.

Далее ситуацию усугубляет тот факт, что затрагиваемые вопросы чаще находятся на поверхности религиозного дискурса и в большей степени касаются вопросов границ и идентичности, что еще больше углубляет отрыв их предметного содержания от традиционных религиозных дискуссий. Между тем, задача, стоящая перед традиционной религией, предполагает, что ведущие светила должны стремиться найти авторитетный голос, который звучал бы за пределами духовно-академической элиты.

 

Ислам и современность: взаимодействие

Взаимодействие ислама с современностью четко обозначено двумя, казалось бы, противоположными, процессами, которые, при ближайшем рассмотрении, на самом деле являются взаимодополняющими. Первый касается технологической, экономической, социальной и философской модернизации мусульманских обществ, что подразумевает освоение религиозной сферы и, как следствие, усиление субъективности и реализацию потенциала всеобщих представлений о текущем взаимодействии ислама с модерном и постмодерном. Взаимодействие с религиозными текстами и использование религиозных текстов в спорных вопросах больше не рассматривалось как прерогатива исключительно традиционного ученого сословия, отягощенного наследием 14 веков традиции и передачи религиозного знания.

Второй процесс включает в себя переоценку религиозной идентичности, в которой религия занимает центральное место как точка привязки при взаимодействии с миром. Сюда входит псевдомеркантилизация религии, при которой призывы к аутентичности и идентичности порой заслоняют суть послания ислама. Как следствие, обращения к религии и религиозной идентичности оказывают большое влияние на элиты и массы, будучи не всегда основанными на устоях традиционного исламского мировоззрения.

Эти вещи происходят в мире, где понятия «непрерывности» и «традиции» ассоциируются с застоем, а «прогресс» и «новизна» характеризуют все хорошее. В этом мире реваншисты, призывая к пуританской форме религии, добиваются возвращения прошлого, как бы отраженного в кривом зеркале. При этом традиционалистам крайне не хватает эффективности, они кажутся парализованными в своих попытках противостоять утопическим и реваншистским призывам, которые, без сомнения, подкрепляет усиливающийся «палестинский сценарий» (т.е. та безысходная ситуация, приметами которой являются бесконечные разрушения и лишения, вызванные оккупацией, угнетением, бесправностью и т.п.). Использование религии в качестве идеологии вносит еще большую путаницу в интеллектуальную среду, в которой находятся мусульмане сегодня.

Лучше всего проиллюстрировать это аллегорией. Представим исламскую традицию как пещеру с сокровищами. Эта пещера полна всевозможных золотых ювелирных изделий с драгоценными камнями, некоторые из них весьма громоздки, но все равно прекрасны и крайне ценны. Голоса, которые хотят возвращения религии к пуританским началам, сродни тем, кто хочет взять от ювелирных изделий только золото, им не нужны драгоценные камни. Но в процессе переплавки золота сокровища теряют форму и меняются до неузнаваемости. Соответственно, они неизбежно принимают форму, которую диктует культура и мировоззрение тех, кто их переплавляет.

Фундаментализм разделяет определенные ключевые установки модернистской мысли, а именно отрицание складывающейся на протяжении веков традиции. В то же время нынешняя волна «фундаментализма» некритично принимает многие центральные аспекты модерна, такие как превознесение технологий, современных экологических наук и политических форм, и в целом презрительное отношение к искусству. Пренебрежение традицией, упор на самостоятельную интерпретацию религиозных источников также игнорирует тот факт, что эти источники всегда имеют интерпретатора и отражают его индивидуальное мировоззрение. В итоге все виды «фундаментализма» оказываются симптомами болезни, лекарством от которой они якобы призваны быть.

Реакция религиозных фигур, связанных с традиционными институтами, на политические и социальные потрясения, способствует дальнейшему усугублению ситуации. Из-за мощного религиозного призыва ислам играет центральную роль при объяснении беспорядков, гражданских войн и восстаний в мусульманском мире. Мусульмане в регионах, где идет война, мусульманские общины на Западе и во всем мире продолжают искать в религии объяснения всех этих социально-политических кризисов. Призывы к расширению свобод, прав и демократии стали нормой не только среди светских сил, но и среди происламских сил и их приверженцев. Поэтому любые попытки озвучить нечто, что выглядит как опровержение этих призывов, весьма проблематичны. Попытка кооптирования аль-Азхара режимом аль-Сиси в Египте в рамках масштабной работы по обеспечению повиновения гражданского общества может быть интерпретирована как капитуляция перед тиранией.

Не то, чтобы это был первый в исламской истории пример того, как политическая власть пытается кооптировать религию в своих целях. Исторически осторожный прагматизм и стратегия переговоров с правителем всегда были нормой среди суннитских ученых. Социальная стабильность и всеобщий мир между подданными и правителем были приоритетом, ценным и сейчас. Тем не менее, все это не исключало решительности ученых перед лицом тиранической власти, о чем говорят знаменитые примеры Ахмада ибн Ханбаля, имама Малика и других. В эпоху, когда эти альтернативные голоса откровенно отвергают существующие религиозные учреждения, разговоры о капитуляции перед тиранией только служат подрыву нравственного авторитета традиционных голосов. Мусульманское население, восставшее против угнетения и коррупции, все меньше и меньше хочет доверять традиционным религиозным властям, воспринимаемым как прислужники государства.

Таким образом, необходимо интеллектуальное и духовное обновление, коренящееся в традиции. Необходима активная позиция традиционных институтов и ученого сословия не только в области духовно-нравственного руководства, но и в том, что касается поддержки и передачи законных надежд народа на уважение достоинства и свободу от угнетения. Это должно прийти из традиционной мудрости, которая безоговорочно осуждает тиранию и угнетение и признает ценность мира и стабильности.

Чтобы продолжать быть пастырями своего стада, традиционные голоса — внутри и за пределами формальных институтов — должны заново открыть мудрость своих предков, которые и осторожно сотрудничали с правителями ради стабильности, и безоговорочно отвергали содействие тиранам.

Источник: The Islamic Monthly