Современность, продуктивизм и гипервидимость

Ямин Макри (Yamin Makri)

С незапамятных времен человек как субъект был озабочен своей видимостью и фактом признания. И очень часто философы и социологи связывали вопрос видимости с вопросом признания и общественного согласия.

Проблемы видимости как философской категории сложны и многогранны, они затрагивают урбанистический, гражданский, этический, эмоциональный, экономический, духовный и другие аспекты. Это поднимает вопрос о наших ценностях, ценностях современных обществ, о религиозных символах и средствах самовыражения верующих в общественных местах, воспринимаемых как светские, секуляризованные.

 

Видимость, признание и мирное сосуществование

Мирное сосуществование возможно только при условии признания, а признание возможно только через видимость. Философ Поль Рикёр (Paul Ricœur) связывает видимость с процессом признания, который должен представлять собой развитие от активного (признавать) к пассивному (быть признанным).

На примере культовых сооружений покажем три шага формирования признания:

1. Признание как средство идентификации Другим. Видимость здания и его символической архитектуры позволяет человеку, не принадлежащему к соответствующей религиозной общине, идентифицировать его как культовое сооружение. Возможность безошибочной идентификации и узнавания обеспечивает доверие, которое является базой любых социальных отношений.

2. Признание самих себя. Только в атмосфере доверия верующие законно пребывают в своей вере и признаются таковыми. Это порождает уважение и права, закрепляющие его юридически.

3. Взаимное признание. Признание всем обществом в качестве института, полноценно участвующего в функционировании общества. Социальное признание отражается в одобрении и обеспечивает взаимоуважение, без которого невозможно сосуществование. 

И наоборот, отказ от видимости, отрицание этих трех шагов для формирования признания приводит к отказу в уважении и признании, т. е. к презрению как конфликтообразующему фактору, которое, в свою очередь, может последовательно принимать три формы: подозрение, стигматизация и дискредитация — они подменяют собой доверие, уважение и взаимоуважение.

 

Видимость, невидимость и этика

Любое общество, любая система верований располагают стратегиями обеспечения видимости и невидимости, которые отражают их этику и мировоззрение. Ничто не бывает видимым или невидимым само по себе — только благодаря человеку, своими способами устанавливающему связи с миром, оно приобретает свойство видимости или невидимости.

Следует понимать, что видимым человек может сделать нечто не существующее осязаемо и конкретно. Такова роль знака, символа или воспоминания, которые существуют для того, чтобы напоминать о чем-то, чего нет, о том, что существовало в прошлом, или о том, что в данный момент находится за пределами нашего восприятия.

Точно так же можно сделать невидимыми некоторые вещи, которые, тем не менее, присутствуют и часто даже в избытке. Сделать невидимым не значит заставить исчезнуть, скорее это значит намеренно спрятать, убрать из поля зрения. Это может касаться жизненного выбора, отношений доминирования.

В соответствии со своими ценностями, общество постмодерна хотело бы игнорировать смерть и делает ее как можно менее заметной. Для этого оно, к примеру, прячет кладбища за очень высокими стенами или постепенно изжило обычай похоронных процессий. Так данное общество делает невидимой неизбежную реальность, ибо ее трудно примирить с его материальными и индивидуалистическими ценностями.

В соответствии со своим этическим проектом общество или социальная группа принимает решение в пользу каких-то вещей, придавая им видимость/заметность, и против других вещей, делая их невидимыми. Следовательно, вопрос заметности, в сущности, связан с вопросом ценностей.

 

Видимость и отношения доминирования

Наше общество товарного потребления ценит и делает видимым все, что укрепляет его основы. В первую очередь, оно обеспечивает видимость всего того, что заставляет продуктивистское общество концентрироваться на производстве и потреблении, поклоняется труду и консюмеризму. Следовательно, это общество приемлет, объявляет ценностью и делает «видимым» лишь индивида-труженика и индивида-потребителя.

Так, наше (французское — Ред.) телевидение каждый вечер показывает мусульманина, вечно борющегося за свои права трудящегося и поэтому постоянно участвующего в каких-то забастовках. Этот же мусульманин отстаивает перед обществом свое право исповедовать собственную религию и иметь собственное место для отправления религиозных ритуалов. Таким образом, он воспринимается зрителем как вечный смутьян, скорее всего, связанный с фундаментализмом.

Еще один пример: у нас смущаются заметностью на фоне прекрасного французского пейзажа немногочисленных минаретов, практически ни слова не говорят об организации внушительных благотворительных базаров, которые проходят во время благословенного Рамадана, но при этом гордо демонстрируют в его лучах россыпи всевозможных товаров: от восточных сладостей, разложенных на молитвенных ковриках, и свежих фиников, до книжек на религиозные темы.

С одной стороны, наблюдается желание убрать с глаз долой все, что символизирует присутствие определенной религии и определенной группы населения (а именно, минареты), с другой стороны — показать Рамадан как праздник потребления. И неважно, что речь идет об одном и том же мусульманине, который в двух первых случаях стремится жить согласно своим религиозным воззрениям. Потому что то, что показывают или не показывают — это не человек, а его способ существования в мире: с одной стороны, показывают и приписывают некую ценность индивиду-потребителю, с другой стороны, убирают из поля зрения и дискредитируют человека-верующего. Проблема видимости — это проблема этики, зачастую выражающейся  через логику доминирования.

 

Современность, продуктивизм и гипервидимость

На заре своего существования индустриальное общество заботилось только о том, чтобы давать трудящемуся минимум, необходимый для обеспечения процесса производства. Затем, с развитием идей Генри Форда и общества потребления, трудящийся тоже стал потребителем — тем, кому можно льстить и кого можно соблазнять. Тем, кто обеспечивает устойчивость экономики нарастающего потребления.

С младших классов школы, после нее, когда мы начинаем свою профессиональную жизнь, и дальше нам все время внушают ценности экономического производства: производительность, конкуренция, рентабельность, качество, успех. Но одновременно с этим мы впитываем ценности потребительского общества: индивидуализм, вседозволенность, нарциссизм, гедонизм…

Сегодня уже понятно, что избыток товаров не приносит ожидаемого удовлетворения. Нас уже тошнит от нагромождения всех этих предметов — так же быстро покупаемых, как и выбрасываемых — заполонивших наш быт. Мы ищем удовлетворения не просто в использовании вещей, но в «признании» их стоимости, а значит, в собственной видимости.

Новая модель смартфона, конечно, не слишком отличается от предыдущей версии, и предлагаемые функции зачастую просто бесполезны, но… он ведь дорого стоит. Этого достаточно!  Теперь важен не товар и его использование, но то, как он оценивается и как воспринимается. Самое главное — как он обеспечивает признание других. Зачем иметь часы Rolex, если их никто не видит?

Обладания самого по себе недостаточно. Нужно, чтобы о нем знали, чтобы оно оказалось гвоздем спектакля. Это культ видимости, который реализуется с помощью марок, моделей, реалити-шоу и вездесущих соцсетей. В мире всеобщей коммерциализации и погони за прибылью проблема видимости приобретает центральное место.

Если в результате промышленной революции возникло общество труда, а внедрение идей фордизма сделало возможным общество потребления, то общество товаров и гонки за обладание невозможно без спектакля, без «кажимости». Это мир эго и Нарцисса. Это культ собственной видимости.

Господство продуктивизма поставило Человека на службу товару и привело к подмене понятия «быть» понятием «иметь», а затем понятия «иметь» — понятием «казаться». И общество кажимости — это только ответ на разочарование от обладания. Сегодня самое важное — быть заметным и обладать тем, что престижно.

Отчуждение нашего существа, развращаемого этой игрой в репрезентацию и видимость, вынуждает человека жить почти на грани возможностей и в итоге лишает нас всего внутреннего. Мы живем в обществе навязанной видимости, которое толкает нас демонстрировать свое Я, чтобы чувствовать полноту существования: это культ себя, существование по доверенности в виртуальном мире интернета, в обществе спектакля. А также в обществе гипервидимости, часто опосредованной.

Английский философ Дж. Беркли говорил, что «бытие — это или то, что воспринимается, или тот, кто воспринимает». Таким образом, это некто Другой, через восприятие меня и признание меня, делает возможным мое бытие.

Исходя из этого видения бытия, понятно беспокойство мусульманки, решившей надеть хиджаб и скрыться от глаз Другого. Если «быть значит быть воспринятым», то в глазах Другого, покрывшись, мусульманка практически отрицает собственное существование!

Наше современное общество спектакля и имиджа устанавливает безграничное господство видимости: засчитывается только то, что афишируется (часто на экране), то, что притягивает взгляд. Сегодня мы живем среди засилья этой гипервидимости, которая не принимает иных.

Это буйство видимости вполне логично приводит к гипертрофии внешнего Я и обеднению Я внутреннего. Так как чрезмерная видимость непременно убивает все, что находится внутри.

Стимулирование собственной видимости, важность, придаваемая собственному образу, культ скорости и диктат срочности, вторгшиеся в человеческую жизнь, в совокупности уменьшают часть тех внутренних резервов, что есть в каждом из нас.

Таким образом, проблема видимости в наших современных обществах — это проблема внутреннего содержания и защиты своего внутреннего пространства ради сохранности своего бытия. Это присутствие Смысла как альтернативы засилью внешнего.

 

Презрение и дефицит видимости

Но если избыточная видимость, навязываемая рыночным обществом, убивает наше бытие, то политические и институционные стратегии достижения «невидимости», связанной с отношениями доминирования, провоцируют презрение к соответствующим субъектам и порождают конфликт. Ибо, как ни парадоксально, мы одновременно испытываем на себе и эту сверхвидимость индивидуалистского общества обладания и кажимости, и дефицит видимости, когда решаемся выражать или отстаивать собственные ценности и свое несходство с другими.

Предъявление своего права на видимость часто воспринимается как борьба за признание или за равноправие. Но прежде всего и в большей степени это правомерное желание избежать трех типов презрения, упомянутых выше: подозрений, стигматизации и дискредитации.

Смутное или обоснованное ощущение своей «нелюбимости», неуважения к себе, ощущение себя вечно «крайним» для всего остального общества встречается в нашей общине повсеместно. Сталкиваясь с требованиями стать «невидимыми» на улице, в школе, на рабочем месте и в общественных местах и с новыми дискриминационными законами, мусульмане в итоге реагируют тремя способами:

1-й вариант поведения: Разрыв и уход. Мусульманин, подвергающийся стигматизации, меняет восприятие себя, своей общины и своего места в обществе. Будучи не в состоянии адекватно отвечать на доминирующий дискурс, который его стигматизирует, он чувствует себя загнанным в угол, общину — своим единственным убежищем, а Другого — опасностью, от которой необходимо защититься. Это восприятие приводит к тому, что он погружается в себя и/или в свою общину, особенно если, в конце концов, под воздействием общества у него появляются настоящие отклонения. Таким образом, его поведение демонстрирует желание уйти от чрезмерной видимости.

2-й вариант поведения: Адаптация и интеграция. Это обратная модель поведения. Будучи неспособным отвечать на непрекращающееся воздействие доминирующего дискурса, мусульманин признает свое полное бессилие и решает адаптироваться к требованиям институционального дискурса. Таким образом, он выражает потребность в видимости примирительной адаптацией, которой отказывается от своих ценностей и принимает ценности Другого. Разительный контраст между ценностями Ислама и ценностями современного рыночного общества приглушается или минимизируется. Так определенные предписания Ислама и неотъемлемые от них внешние проявления становятся невидимыми во имя его надежд на признание доминирующей группой. Степень интеграции мусульман зависит от степени видимости, заметности в них Ислама и его ценностей в силу того, что это, прежде всего, «интеграция» ослабленной общины.

3-й вариант поведения: Сопротивление и глобальная реформа. Дефицит видимости может привести к чувству негодования, осознанию себя и ценностей, которые следовало бы сделать видимыми, равно как и пониманию того, что доминирующий дискурс предписывает вам «невидимость». Это осознание реализуется в виде наглядного сопротивления, которое должно привести к столь необходимой глобальной реформе.

Перед лицом рыночной логики гипервидимости эго, которая разрушает наше естество, теперь стоит вопрос не просто видимости общины, но и наличия и развития ценностей, которые противостоят этой логике, даже за пределами собственной общины.

Продолжение следует…