Коран
Омар Овсиенко
Война карикатур, надругательство над религиозными ценностями, оскорбление священных символов, акты агрессии, убийства, полицейские рейды по мечетям и исламским центрам по всей стране, обвинения в экстремизме целых групп — религиозных и этнических, — события, сотрясающие в последние месяцы всю Францию. Все это логической цепочкой объединено между собой в единый процесс, который был запущен активизацией государственной политики по секуляризации французского общества. Причем действия правительства отмечались решительностью, несдержанностью и выразительной нетерпимостью. Все зашло так далеко, что был поднят вопрос о кардинальной «реформации ислама» из-за его якобы кризисного положения, а также из-за его угрозы единству французской нации.
Безусловно, такие неординарные события, значительно деформирующие социально-культурные, религиозные и даже политические конструкции французского общества, требуют внимательного изучения, глубокого анализа и ответов. Определенную подсказку-объяснение происходящему можно найти в заявлении президента Французской Республики Эммануэля Макрона:
«Моя цель состоит в том, чтобы вновь открыть то, что лежит в основе лаицизма (laïcité — французская концепция секуляризма, "жесткая светскость"), возможность верить либо не верить, чтобы сохранить национальную сплоченность и возможность иметь свободу сознания».
Для объективности будем исходить из позиции, что намерения власти искренние, действия продуманны, а их целью действительно является общее благосостояние французской нации, исходя из концепции лаицизма. Правда, слова президента в его программном заявлении почти не объясняют логики дальнейших шагов правительства и совсем не раскрывают механизмов такой активной и решительной деятельности. Как, например, достичь общего благосостояния и свобод всех, в то же время ограничивая в правах и свободах значительную часть того же общества? Разве это не называется дискриминацией? И хотим напомнить, что мусульманская община Франции является крупнейшей конфессиональной группой в стране и насчитывает около 6 млн человек.
Почему официально легитимировано право свободно, в любых формах, даже оскорбительных и откровенно уничижительных, говорить, писать, показывать что-то о символах, святынях или ценностных явлениях одних групп людей, а в отношении других подобное делать не просто осуждаемым, но и преследуемым по закону? Возможно, авторы подобных инициатив имеют какую-то собственную систему морали и этических принципов и навязывают ее обществу. Например, высмеивать иудаизм, унижать темнокожих или критиковать представителей ЛГБТ сообщества — запрещено, а оскорблять христианство и ислам можно. Можем обратиться за доказательством к решениям французских судов и факту увольнения за публикацию карикатур на евреев и иудаизм одного из редакторов печально известного «Charlie Hebdo». Оскорблять и порочить пророка Мухаммада, Иисуса Христа и его мать Марию — это свобода слова, а вот высмеивать членов английской королевской семьи нельзя — лишишься работы, также как если оскорблять президента Франции. И здесь речь идет вовсе не о религиозных ценностях и принципах, а об общечеловеческих. Иммануил Кант со своим «категорическим императивом» наверное сейчас переворачивается в гробу.
Не верится, что «реформаторы» не учли такую «мелочь» и не понимали, что с вероятностью в 100 процентов их инициативы вызовут общественно-политический кризис, социальные волнения и нарушат имеющийся общественный баланс. В заявлении, которое было опубликовано на новостном портале «Mediapart» и подписано почти сотней авторитетных французских ученых, религиозных деятелей и активистов, были изложены замечания и предупреждения этой политике:
«... сегодня, когда президент Макрон более чем когда-либо нужен для борьбы с терроризмом как преступным явлением, он участвует в формировании мусульманской проблемы, направленной как против верующих, так и их религии».
Более того, правительство республики не просто простимулировало внутренний кризис, вошло в режим жесткой конфронтации с собственной мусульманской общиной и некоторыми этническими группами, но и спровоцировало рост преступности, включая террористические акты. «Макрон должен был говорить о сепаратизме во множественном числе, но он сосредоточился только на исламе», — говорит в интервью Foreign Policy Рим-Сара Алуа, ученая и исследователь, которая специализируется на изучении религиозных и гражданских свобод во Франции и Северной Африке. Сама идея «сепаратистского поведения», добавила она, рискует «открыть ящик Пандоры для фанатизма», особенно в обществе, которое часто разделяется по поводу того, что представляет собой проявление радикализма.
Исходя из этого, можно увидеть, что политический режим Франции был предупрежден и проинформирован об опасных последствиях внедрения такой политики, но не изменил намерений и обнаружил безответственность и пренебрежение к реальным угрозам и прогнозируемым рискам.
Для объяснения причин таких глубоких и сложных процессов, человеку критически мыслящему, безусловно, будет недостаточно заявлений Эммануэля Макрона, позиции правительства или предпочтений части французского истеблишмента. Дальнейшее внедрение лаицизма не поясняет, как вести борьбу с бедностью, социальным расслоением, бандитизмом и пр. Сама по себе секуляризация не решает проблем в главных областях общественно-политической жизни — политике, внутренней и внешней, государственном управлении, в экономической и социальной сферах, финансах, экологии. А именно там находится сердцевина многочисленных общественных и политических проблем. И осуществление политики именно в этих сферах строит фундамент устойчивого развития и формирует общественное единство и поддерживает равенство.
Как бы этого ни желали политики, но им не удается обосновать и объяснить людям тот факт, что рост бедности населения, социальное неравенство или преступность во Франции напрямую связаны с наличием и деятельностью определенных религиозных институтов, организаций, религиозных норм и установок.
Итак, можем утверждать наверняка, что сегодняшний «исламский кризис» во Франции вызван, в основном, не проблемами французской мусульманской общности, не ее проблемной самобытностью или неким «религиозным сепаратизмом». Там определенно есть проблемы, но для их решения нужны отличные от предлагаемых механизмы и подходы. Очевидно, что сложившаяся ситуация была смоделирована и использована политическим режимом Макрона для прикрытия или маскировки других социально-политических процессов и проблем.
Причины секуляристской кампании Франции
Опираясь на анализ французских СМИ, экспертов, аналитиков, можем констатировать, что одной из главных причин этой секуляристской кампании является политическая конъюнктура и прагматизм. Потребность в политической поддержке, борьба за избирателя (известно, что следующие выборы состоятся через год, в 2022 г.) подталкивает действующего президента к поиску утраченного электората или к мобилизации тех, кто впал в отчаяние и депрессию из-за ухудшения условий жизни и социальных проблем. Происходит заигрывание со сторонниками правых, популистских и националистических партий и движений. Они одобрительно воспринимают антиимигрантскую или антиисламскую риторику и поддерживают соответствующие действия. Высокая социальная напряженность в обществе переключается перенаправлением внимания на что-то более масштабное и опасное, например, на террористические угрозы. А террористическая угроза приобретает более серьезный уровень, если она «исламская».
Вторая причина — криминогенная ситуация в стране. Проблема с преступностью во Франции, как известно, очень сложная. Недавно весь мир наблюдал за бойней под Эйфелевой башней, в которой, кстати, до полусмерти был избит 15-летний украинец, за разгулом криминалитета и маленькими войнами вооруженных банд наркоторговцев в Дижоне и других французских городах. Правительство и правоохранители показали здесь свою беспомощность. Но риски и вред для действующей власти можно уменьшить, если перевести проблему в иную плоскость. Например, объявив, что государству противостоит мощный, страшный, организованный и законспирированный враг — мафия, международные наркокартели, организованные этнические преступные группы и тому подобное. Прошлой весной власть свалила вину за ситуацию в Дижоне, где североафриканские наркокартели устроили военные действия на улицах, на небольшую чеченскую диаспору, которая этот криминальный разгул и остановила. Но в целом, такой поворот ситуации прекрасно лег на карту борьбы как с криминалом, так и с исламским экстремизмом.
Третья причина, и здесь мало кто поспорит, заключается в сложном экономическом положении. Оно вызвано многими причинами, от особенности экономической политики правительства, реформации финансового сектора и влияния эпидемии COVID–19. Такая ситуация критически оценивается широкими слоями населения и вызывает закономерные протесты. Многим известно широкое социальное протестное движение «Желтых жилетов», которое основательно встряхивало в течение многих месяцев всю страну. Поэтому способ перевода внимания населения с экономических и социальных проблем на проблему религиозную, что еще и связывается с радикализмом, экстремизмом и терроризмом, вновь успешно использован.
Возможно, лучшее объяснение, дающее понимание происходящему, оголяющее причинно-следственные связи процессов «исламского кризиса», раскрывающие их истоки и мотивы, мы можем найти в сфере внешней, международной политики Франции.
Природа, происхождение и сущность современного этнического и связанного с ним культурно-религиозного многообразия Франции своими корнями уходит в колониальное и постколониальное наследие страны. Многомиллионная мусульманская община появилась во Франции не вчера, а формировалась на протяжении веков как производный процесс французского колониализма. Членство и активная деятельность Пятой республики в самых авторитетных и влиятельных современных демократических международных структурах (Франция является одной из стран-основателей ООН и входит в ее Совет безопасности, член НАТО и ЕС и т.п.) и сейчас не мешает ей проводить собственную международную политику, которую по ее характерным чертам можно отнести к неоколониальной. Демократические принципы Французской республики замечательным образом переплетаются с колониальными традициями Французской империи.
Жизненные интересы, ареал активной внешней деятельности Французской республики распространяются на регионы Средиземноморья, Северной и Центральной Африки и Ближний Восток. Торговые отношения, инвестиции, присутствие в добывающем, производственном и финансовом секторах подконтрольных стран Франция и сегодня обеспечивает с помощью жесткой, а иногда и агрессивной дипломатии и военной силы. Думаю, многим известна история «Французского иностранного легиона». Тут уместно вспомнить о военных кампаниях Франции в Сирии, Ираке и регионе Сахеля, о военных базах и периодических боевых действиях в Мали, Кот-д'Ивуаре, Буркина-Фасо, Нигере, ОАЭ. Франция является активной стороной в гражданской войне в Ливии и поддерживает сторону фельдмаршала Хафтара, который признан ООН нелегитимным правителем Ливии. Кстати, Франция поддержала Хафтара в союзе с ОАЭ. Последние финансировали российскую военную компанию «Вагнера», принимающую участие в боевых действиях в Сирии, Ливии и Украине и «прославившуюся» преступлениями против человечности. ОАЭ в последнее время активно наращивают экспансионистскую, милитаристскую деятельность, например, участвуют в войне в Йемене, инициировали блокаду соседнего Катара, оккупировали Сокотру и Аден, часть территории Йемена. След Абу-Даби был отмечен в военных переворотах в Египте, Турции и Судане.
Неоколониализм, а для его французского современного варианта используют термин «Франсафрик», приносит те же бедствия и проблемы, что и обычный колониализм — тотальную коррупцию на подконтрольной территории, социальное неравенство, дискриминацию, бедность, миграцию, преступность. А опорой такой политики обычно являются авторитарные или одиозные монархические режимы, военные хунты, коррумпированные правительства и элиты. В отличие от демократических режимов, с хунтами и монархиями всегда легче вести выгодные сделки, не прибегая при этом к демократическим нормам и механизмам, а порой даже и к принципам морали.
Отношения с Турцией
Одной из специфических и проблемных направлений внешней политики Франции являются ее отношения с Турцией. Их можно классифицировать как неконструктивные и конфликтные. Не погружаясь в историю, отметим, что в первую очередь они обозначены многолетним активным противодействием Франции относительно процессов вхождения Турции в ЕС и помехами в налаживании стратегических отношений последней с другими странами европейского сообщества. Сущность этих отношений, как и позицию Франции, которая занимает высокое место в этом союзе, можно описать словами Жискар д'Эстена, бывшего президента Франции и руководителя Конвента по выработке новой общеевропейской Конституции: «Вхождение Турции в ЕС означало бы конец Европы. Это не европейская страна, если ее столица, ее население не находятся в Европе». Ему вторит другой президент Франции. В 2007 году Николя Саркози заявил:
«Турции не место в Европейском Союзе. Я хочу сказать, что Европа должна ограничить себя границами и понять, что не все страны призваны стать членами Европы, начиная с Турции, которой не место внутри Европейского Союза».
Особенно конфронтационные проявления такая политика получила в нынешнем противостоянии у берегов Крита, где сошлись экономические интересы Греции и Турции. Франция моментально осудила Стамбул и отправила грекам поддержку в виде военного фрегата. Дополнительно заключила договор с правительством Греции о продаже ей военных самолетов. Также французское правительство долгое время поддерживает на севере Сирии курдские вооруженные группировки. Эта поддержка имеет не только политическое измерение, но и выглядит как военное снаряжение, вооружение, разведывательная информация, инструкторы, финансы. Такая деятельность оправдывается борьбой против исламского терроризма. Но известно, что эти курдские подразделения входят в РПК (Рабочая партия Курдистана), которая объявила войну Турции в 1984 году и признана многими странами мира террористической организацией.
Последним примером открытого противостояния Франции и Турции стала поддержка Парижем Армении, фактически оккупанта части территорий соседнего государства, и осуждением Стамбула из-за его поддержки и союза с Азербайджаном, который пытается отвоевать свои земли. Франция и на этот раз не мешала своим гражданам армянского происхождения принять участие в этом вооруженном конфликте, а в конфронтационной риторике использовала угрозы и религиозные мотивы.
Вполне очевидным фактом является то, что в последние годы именно Франция выступает локомотивом и «старшим компаньоном» в антитурецкой коалиции ЕС в которую входят Австрия, Греция, а также ряд правых и право-популистских движений и партий из многих стран Европы. Обычно такая политика реализуется в дискредитации позиций Турции во многих аспектах внешней и внутренней политики на всех мировых площадках. Ею подпитывается общеевропейский дискурс, развивающий тезисы о противоположности и несовместимости Турции с Европой в культурно-цивилизационном плане, образе жизни и мировоззрении. А в последние годы в качестве одной из основных «изюминок» в арсенале антитурецкой коалиции начала использоваться тема ислама как основы мировоззренческих позиций чужаков и врагов Европы и всей западной культуры. Сейчас тема ислама отделяется от привязки к субъектам, актуализируется и выделяется в самостоятельный объект политических преследований.
Еще одна страница
Пазл начнет собираться тогда, когда мы раскроем еще одну страницу в этой истории. Во всем спектре французских внешнеполитических приоритетов есть одно направление, которое в последние годы заняло особенное, исключительное место. Речь идет о регионе Персидского залива. Он является для Франции весьма далеким географически, но в то же время весьма привлекательным политически и экономически. Показательно, что Саудовскую Аравию и ОАЭ президент Эммануэль Макрон посетил в первые полгода своего президентства, то есть раньше, чем, например, Китай или Россию. Эти же страны фигурируют в списке крупнейших покупателей французского вооружения за последние десять лет. С ними же Париж развивает сотрудничество и за пределами зоны Персидского залива, например, по мирному урегулированию в Сирии и Сахеле.
Показательно, что такое сотрудничество приобрело достаточно непрозрачные, как для демократической страны, формы. Иногда даже компрометирующие. В 2018 году агентство «Mediapart» выяснило из «WikiLeaks», что французские танки «Leclerc», которые в настоящее время применяются в йеменском конфликте, продавались в ОАЭ в 1990-е гг. и, по мнению французских журналистов, вероятно, по коррупционной схеме. Темным и до сих пор нерасследованным делом остается продажа (передача) вооружений от ОАЭ режиму Хафтара в Ливии, который находится под международными санкциями. Все это происходит под боком и под наблюдением Франции, которая является союзницей ОАЭ в Ливии. Также известны коррупционные скандалы по оплате структурами ОАЭ перелетов президента Николя Саркози и много других нелицеприятных фактов.
Подобные подозрения заставляют взглянуть на роль Парижа в Персидском заливе под другим углом. Возможно, не столько Париж самостоятельно обживается в регионе, как местные монархии сами приближают Францию к себе в собственных интересах. Учитывая это, Франция не может быть до конца самостоятельным игроком в данном регионе, если ее элиты в той или иной степени зависят от арабских капиталов.
Как можно заметить, особую роль в этих процессах играют Объединении Арабские Эмираты. Опора на активную внешнюю политику и лоббизм стали важными чертами политики ОАЭ с начала нового века. Но начиная с 2012 года, после принятия концепции развития ОАЭ «Видение-2021», действия по укреплению глобального образа страны усилились и активизировались. На сегодняшний день это позволяет ОАЭ быть одним из лидеров ближневосточного региона в вопросах использования мягкой силы. Политика мягкой силы ОАЭ во многом направлена на повышение престижа государства в глазах западных партнеров благодаря поддержке демократических институтов, позиционирование себя как наиболее надежного партнера в регионе.
Известно, что ОАЭ сталкиваются с рядом трудностей, которые демонстрируют их реальные проблемы, влияющие на восприятие страны. Отсутствие прозрачных политических институтов приводит к ситуации, когда привлекательность экономики и безопасность иностранных инвестиций полностью зависит от воли верховного руководства, что характерно для всех монархий Залива.
Семейное управление, отсутствие демократии, давление на СМИ, ограничения свободы слова и доступа к справедливому судебному разбирательству, пытки, ограничения свобод и передвижения, правовая и институциональная дискриминация по отношению к женщинам и неурегулированный правовой статус «лиц без гражданства» — это все образ ОАЭ на карте прав человека. Однако профессиональные наблюдатели утверждают, что официальная критика Запада в сторону ОАЭ явно приглушена из-за их тесных стратегических отношений. В большой степени это, как мы уже могли наблюдать, касается и Франции.
Аравийское лобби
ОАЭ за последние 20 лет нашли механизмы влияния на мировую дипломатию и продвигают свои интересы с помощью двусторонних связей, и главным их партнером является официальный Париж. Признавая, что роль США на Ближнем Востоке и в Северной Африке снижается, ОАЭ расширили собственное влияние, воспользовавшись неспособностью европейских стран проектировать коллективную силу в отсутствие Америки. Главным европейским союзником, которого Абу-Даби убедил поддержать свою концепцию развития Ливии, стала Франция, вместе с которой ОАЭ уже имеют тесные двусторонние связи в области безопасности.
Аравийские монархии заинтересованы в сохранении стратегического союза с США, Великобританией, Францией, обеспечивающих безопасность правящих элит Залива перед растущей внутренней и внешней угрозами. Аравийские режимы продвигают внешнеполитические и корпоративные интересы по политическим, дипломатическим, военным, разведывательным и деловым каналам, прибегают к услугам профессиональных посредников, имеющих доступ к власть имущим на Западе.
Разоблачения последних лет указывают на масштабные усилия Объединенных Арабских Эмиратов по расширению и усилению влияния на страны Запада. Это достигается лоббизмом, информационными кампаниями, спонсорством, инвестициями в культурную и спортивную отрасли. Например, ОАЭ были среди крупнейших доноров прошлой президентской кампании Трампа. Значительная часть средств тратится на спонсорство лобби ОАЭ, для финансирования американских мозговых исследовательских центров (think tanks), близких к правительству США. Так, с целью «корректировки» экспертного мнения в 2007 году ОАЭ начали работу с Центром стратегических и международных исследований CSIS, организуя семинары по разъяснению эмиратской дипломатии и оплачивая поездки экспертов в Дубай и Абу-Даби для встреч с властными кругами Эмиратов. Аналитический центр Atlantic Council, 20% которого финансируется иностранными донорами, получает в год более миллиона долларов от ОАЭ, делает Эмираты чуть ли не основным спонсором этого центра. Эмиратское лобби влияет также на деятельность таких значимых в США центров, как the Middle East Institute, RAND, Brookings Institution.
Саудовская Аравия и ОАЭ активно развивают медийную сферу и проводят информационные кампании. Образцом, например, служит сайт The Qatar Insider, разоблачающий мнимые связи Дохи с экстремистами и видеоролики, которые сравнивают Катар с Северной Кореей. ОАЭ потратились на установление контактов с американскими журналистами, которые, как считало руководство Эмиратов, могли помочь выяснить источники «незаконного финансирования» терроризма и вопросы санкций в отношении Ирана.
Не менее влиятельное лобби ОАЭ в Великобритании, где проживает большая часть эмиратской диаспоры. Две страны связаны традиционными отношениями, начиная свой отсчет еще с колониальной эпохи. Согласно подробному докладу Spinwatch, английской некоммерческой организации, специализирующейся на расследованиях лоббистской деятельности различных стран, Эмираты начали активно лоббировать свои интересы в Великобритании при премьер-министре Д. Кэмероне, используя законные фирмы (так, в связи с этим английская компания Quiller Consultants в 2015 году работала на МИД ОАЭ). Усиленное давление эмиратских лоббистов на правительство Великобритании скорректировало позицию английских властей по отношению к движению «Братья-мусульмане» и Катара, которые ОАЭ рассматривают как угрозу национальной безопасности.
Аравийское лобби в Париже и Лондоне значительнее, чем может показаться на первый взгляд. Миллиардные инвестиционные потоки из стран Залива влияют на ближневосточную политику Франции и Великобритании, которые смотрят на многие процессы в этом регионе через призму своих аравийских партнеров.
Информационные центры
Характерной деталью во внедрении ОАЭ политики мягкой силы является привлечение в поле влияния как можно больше стран. Для этого формируется разветвленная система центров: информационных, научных, исследовательско-экспертных, правозащитных, НПО. Они тем или иным способом формируют нужный монархии дискурс, создают повестку дня, навязывают свой взгляд на события и явления, как для широкой общественности, так и для представителей властных кругов, ученых, СМИ. Эти структуры непосредственно не связанные с официальными представительствами Абу-Даби, но их идеологическое родство и скоординированное управление единым центром очевидно.
Известно, что Австрия сегодня является одной из ведущих стран ЕС которая проводит выраженную антиисламскую политику. Для ее внедрения необходимо «квалифицированная помощь» специалистов в этой области. Возможно поэтому осенью в Вене состоялось открытие «Центра документирования политического ислама». Как официально поясняется, это нужно для исследования политического ислама и вероятных угроз, которые он несет. Главной задачей центра будет «восполнить пробелы в исследованиях экстремизма и стать опорой в принятии решений в борьбе с политическим исламом в странах ЕС". Об этом заявила министр интеграции Австрии Сюзанна Рааб во время открытия заведения.
Подобная активность замечена и в Украине. Здесь открыт Центр международных отношений «Мир и безопасность», руководителем которого стал Хусамеддин Аль Задавали, бывший заместитель руководителя Духовного управления мусульман Украины Ахмеда Тамима. Деятельность центра направлена на противостояние терроризму и экстремизму, борьбе с исламистами. По заявлению центра, «прирост сторонников джихадизма составляет 5-7% в год за счет таких организаций, как "Братья-мусульмане" и "Хизб ут-Тахрир"». Как видно из материалов центра, фокус борьбы с экстремизмом и терроризмом смещен на критику и дискредитацию политических противников Абу-Даби. Организация развила достаточно активную деятельность в дипломатической среде и налаживает связи с подобными научно-исследовательскими центрами в Европе. Правда, пока неизвестно, где неприбыльная организация получает финансирование для осуществления деятельности и многочисленных международных поездок.
Особенностью внешней политики ОАЭ, ее исключительной чертой является целенаправленная, системная деятельность против стран, правительств, политических партий или организаций, идеологически или организационно связанных с исламским движением «Братья-мусульмане». Эту позицию ОАЭ также разделяют Саудовская Аравия, Бахрейн и, в меньшей степени, Кувейт. Противодействие ОАЭ организациям, хоть чем-то связанным с движением «Братья-мусульмане», стимулировало их вмешательства во внутренние дела Египта, Ливии, Сирии и палестинских территорий. По этому направлению ОАЭ также столкнулись с Катаром.
Стратегическая близость
Как мы можем увидеть, интересы Франции и ОАЭ совпадают по многим направлениям их международной политики. Они являются стратегическими партнерами в сфере торговли, финансов и инвестиций, военной сфере, союзниками по антитеррористической коалиции в Сирии, сотрудничают в Йемене, помогают друг другу в Египте и Ливии. И они имеют общего противника — Турцию, которому пытаются нанести какой-либо вред и неудобства.
«Турция вместе с Катаром и организацией "Братья-мусульмане" пытаются посеять хаос на Ближнем Востоке, используя в качестве прикрытия агрессивную и искаженную интерпретацию ислама», — заявляет министр иностранных дел ОАЭ Анвар Гаргаш.
Именно многолетнее сотрудничество Франции с ОАЭ стала фундаментом для формирования позиции Парижа по активной антиисламской кампании проводимой сегодня. Эти действия изначально были робкими и ограниченными, а сейчас переросли в радикальные и комплексные. Например, в 2004 году был введен запрет ношения платка в общественных или государственных учреждениях, затем запрет буркини, затем исключение из меню учебных заведений халяльных блюд. Сейчас дело дошло до запрета целых религиозных объединений и начала кардинальной реформации исламской религиозной системы во Франции.
Можно добавить, что главным консультантом и союзником официального Парижа в ограничении или запрете исламских ячеек в стране стали ОАЭ. С 1983 года во Франции действовало крупнейшее объединение мусульман — Союз исламских организаций Франции (UOIF). В 2014 году он включен властью ОАЭ в список террористических группировок. В 2017 году организация перерегистрировалась в «Мусульмане Франции» (MF). В 2003 году образован Французский совет по делам мусульманского вероисповедания, в котором, по итогам выборов 2013 года, преобладают марокканские делегаты, но его председателем является имам Парижской соборной мечети, который поддерживается Алжиром. Также в 2006 году при поддержке Марокко создано Объединение французских мусульман. Обе организации являются близкими друг к другу. В последнее время они также попали под критику за близость к идеологии так называемых исламистов и могут быть закрытыми, согласно кампании по реформированию ислама во Франции. Надо отметить, что критики деятельности исламских организаций во Франции по своей риторике и идеологической направленности близки и ориентированы на позицию ОАЭ в этом вопросе.
Для понимания логики происходящего процесса секуляризации во Франции также необходимо вспомнить «Грозненскую конференцию» 2016 года. Она была инициирована и проведена Рамзаном Кадыровым, руководителем федерального субъекта РФ, совместно с ОАЭ. На этой конференции исламские движения «Дауа уа таблиг», «Братья-мусульмане», «Хизб ут-тахрир» и «салафиты» (часто называемые «ваххабиты») были объявлены экстремистскими и исключены из числа «ахлю-сунна». Совсем не случайно, уже в 2021 году Макрон навязывает мусульманским организациям Франции хартию, в которой осуждается «политический ислам» и «исламский сепаратизм» с конкретной привязкой к движениям «Дауа уа таблиг», «Братья-мусульмане» и «салафиты».
Слово «исламизм», как понятие религиозно-политической жизни, часто используется в европейском политическом лексиконе, языке СМИ, пропаганде. Оно имеет очень нечеткую форму и границы и часто употребляется в негативном смысле. Российский исламовед и политический аналитик Кирилл Семенов по этому поводу замечает, что «апеллируя такими абстрактными понятиями, как исламисты, радикалы, фундаменталисты, европейские политики выступают против ислама как такового, так как под эти понятия можно подтянуть практически кого угодно из мусульманских общественных и политических движений. Например, исламисты представлены в парламентах и правительствах Марокко, Алжира, Туниса, Ливии, Иордании, Ливана, Кувейта, Иракского Курдистана, Йемена, Пакистана и т.д., не говоря уже о тех, которые находятся у власти в Иране и Турции и, будучи легальными политическими силами, приверженцами исключительно политической борьбы, или являются конструктивной системной оппозицией — и они все исламисты».
Поэтому исламистами для ОАЭ становятся все организованные исламские движения, объединения, общины, которые не вписываются в рамки их политической конъюнктуры или составляют идеологическую угрозу монархическому режиму Эмиратов. Так же, как и для монархии Саудовской Аравии, чьей официальной идеологией является «салафизм» (ваххабизм). Кстати, все террористические акты последнего десятилетия в Европе, совершенные исламскими экстремистами, были осуществлены сторонниками различных течений салафизма и, например, к «Братьям мусульманам» или «Хизб ут-Тахрир» не имеют никакого отношения.
Выводы
Анализируя имеющуюся информацию, мы можем прийти к выводу, что последняя антиисламская кампания во Франции имеет много причин. Так или иначе, на ситуацию влияют и внутренние политические, экономические, социальные факторы, особенности культурно-цивилизационной ориентации французского политического класса. Но очень важными, даже определяющими факторами в процессах антиисламской кампании является влияние на нее внешней политики Франции и активное формирование «исламской политики» страны международными игроками, а в первую очередь Объединенными Арабскими Эмиратами. Этот факт подтверждается последним заявлением главы МИД ОАЭ Анвара Гаргаш, которое по сути является официальной позицией Абу-Даби, в защиту Эммануэля Макрона. После решительной международной реакции на антиисламскую кампанию со стороны мусульманских стран, государственных, культурных, религиозных деятелей, политиков, спортсменов, только он один вступился за оскорбителя.
«Стоит внимательно прислушиваться к тому, что сказал Макрон. Он не хочет, чтобы мусульмане на Западе оказались в изоляции, и в этом он прав. Необходимо, чтобы они были интегрированы в западное общество».
Исходя из логики происходящего, части европейских политических режимов все же нужно пересмотреть собственную радикальную политику в отношении мусульманских общин, не загоняя ее в рамки китайской или российской модели. Крайне важно попытаться найти возможности для развития диалога между ними и властью с целью политической интеграции и культурной адаптации мусульман в европейском обществе. Оптимальным путем для европейских стран было бы направление мусульманских общин в русло европейской политической культуры и толерантности, что позволило бы избежать социально-политического отчуждения мусульман Европы и их превращения в чрезвычайно действенный инструмент политических игр со стороны радикальных исламских сил.
Источник: ГолосИслама.Ru
Добавить комментарий