Коран Джефферсона до сих пор хранится в Библиотеке Конгресса, служа символом многогранных отношений этого человека и ранней Америки с исламом и его последователями
Printer Friendly, PDF & Email
25 декабря, 2013
Опубликовал: Islam.plus

Томас Джефферсон не только имел Коран, но и поддерживал контакты с мусульманами и боролся за обеспечение их прав 
Дениз Спеллберг (Denise Spellberg)
 

(Выдержки из книги «Коран Томаса Джефферсона» (Thomas Jefferson’s Qur’an)) 

[Он] сказал: «Ни язычника, ни магометанина, ни еврея не следует лишать гражданских прав сообщества по причине его религии», - Томас Джефферсон, цитируя Джона Локка, 1776 год 

В то время, когда большинство американцев ничего не знают об исламе, знают его плохо или попросту боятся, Томас Джефферсон представлял мусульман будущими гражданами своей новой нации. Его знакомство с этой верой началось с того, что он приобрел Коран – это было за 11 лет до написания «Декларации независимости». 

Коран Джефферсона до сих пор хранится в Библиотеке Конгресса, служа символом многогранных отношений этого человека и ранней Америки с исламом и его последователями. Примечательно, что эти отношения приобретают особую актуальность сегодня. 

Тот факт, что у него был Коран, обнаруживает интерес Джефферсона к исламской религии, но не объясняет, почему он поддерживал равноправие мусульман. 

Впервые Джефферсон прочитал о «гражданских правах» мусульман в работе одного из своих интеллектуальных кумиров – английского философа XVII века Джона Локка, котрый выступал за терпимость к мусульманам и евреям, идя по стопам некоторых других европейцев, что размышляли на эту тему за сто лет до него. 

Идеи Джефферсона о правах мусульман нужно понимать в этом более старом контексте – сложном сочетании представлений, которые получили самое заметное развитие по обе стороны Атлантики в период с XVI по XIX век. 

На фоне вражды между христианскими конфессиями в Европе XVI века для некоторых христиан толерантность к мусульманам стала лакмусовой бумагой, позволяющей определить пределы их теоретической терпимости ко всем религиям. 

По примеру Европы в Америке мусульмане тоже стали частью дебатов о религии и ограничении гражданских прав. Приступив к созданию нового правительства Соединенных Штатов, основатели США – все протестанты – часто упоминали последователей ислама, размышляя об оптимальных рамках свободы вероисповедания и личных прав населения государства сейчас и в будущем. 

Поколение основателей дискутировало о том, каким государственным формированием в плане религии следует быть Соединенным Штатам: исключительно протестантским или плюралистическим. Если последним, то должно ли политическое равенство – то есть все права полноправных граждан, в том числе, право избрания на высший пост – распространяться на непротестантов? 

Таким образом, упоминание мусульман как потенциальных граждан Соединенных Штатов позволяло протестантскому большинству представить себе параметры нового общества за пределами толерантности. 

Это заставляло его задаться вопросом о природе свободы вероисповедания: «религиозном критерии» в Конституции, вроде тех, что существовали на государственном уровне в XIX веке, вопросе «введения государственной религии» - вероятно, протестантизма, значении и степени отделения религии от государства. 

В XVIII веке можно было ожидать, что идея гражданства мусульман встретит сопротивление. Американцы унаследовали от Европы почти тысячелетнюю историю искажения и дискредитации теологического и политического характера этой религии. 

Учитывая доминирование и масштаб этих антиисламских представлений, поразительно, что некоторые выдающиеся американцы не только не исключали мусульман, но даже мечтали о дне, когда они станут полноправными гражданами Соединенных Штатов. 

Тот удивительный и уникальный факт, что американские эгалитаристы отстаивали права мусульман, был логическим развитием европейского опыта, о котором мы упоминали выше. Тем не менее, по обе стороны Атлантики подобные идеи были, в лучшем случае, маргинальными. 

Каким же образом идея о мусульманах как гражданах, имеющих права, смогла выжить, несмотря на мощное изначальное противостояние? И какова судьба этого идеала в XXI веке? 

Эта книга рассказывает новую историю периода основания, историю, которая объясняет, как и почему Томас Джефферсон и горстка других людей усвоила и развила европейские идеи веротерпимости. С самого начала следует сказать, что эти исключительные люди ни в коем случае не руководствовались некой изначальной предрасположенностью к религии ислам. 

Для большинства американских протестантов мусульмане не принадлежали к числу тех, чьи верования они считали приемлемыми, тем не менее, мусульмане стали эмблемой для обеих соперничающих концепций национальной идентичности: одна из них сохраняла статус-кво протестантов, другая – полностью осознавала плюрализм, подразумеваемый революционными лозунгами о неотъемлемых и универсальных правах. 

Таким образом, если некоторые боролись против включения в общество группы, гражданство которой, как им казалось, в итоге уничтожит протестантскую самобытность нации, то решающее меньшинство – тоже протестанты – считали, что религиозный плюрализм, в итоге, принесет Америке благоденствие и справедливость, и начали отстаивать права будущих мусульманских граждан. 

Однако они делали это не ради реальных мусульман, потому что, насколько им было известно, тогда в Америке не было ни одного мусульманина. Джефферсон и другие защищали права мусульман во имя «воображаемых мусульман», борьба за теоретические гражданские права которых должна была доказать истинную универсальность американских прав человека. 

Действительно, защита гипотетических мусульман также создала бы политическое пространство, чтобы говорить о правах других презираемых меньшинств, присутствие которых в Америке, пусть и немногочисленное, было реальностью – а именно, евреев и католиков. 

Хотя воплощением идеала всеобщности прав были мусульмане, в дебатах в молодой Америке евреев и католиков часто ставили с ними в один ряд, так что Джефферсон и ему подобные боролись за права всех непротестантов. 

В 1783 году, когда официально была провозглашена независимость от Великобритании, Джордж Вашингтон написал ирландцам-католикам, недавно иммигрировавшим в Нью-Йорк. Тогда представители католического меньшинства, насчитывающего около 25 тысяч человек, из-за своей религии не были защищены законом ни в одном штате, и не имели права занимать политические должности в Нью-Йорке. 

Вашингтон утверждал, что «сердце Америки» «открыто, чтобы принять… угнетенных и преследуемых любых национальностей и вероисповеданий, которым мы охотно предложим все наши права и привилегии». Он также написал подобные послания еврейским общинам, численность которых на то время составляла около 2 тысяч человек. 

На следующий год, в 1784 году, Вашингтон теоретически принял мусульман в свой частный мир в Маунт-Вернон. В письме другу, искавшему каменщика и кладчика для строительства своего дома в Вирджинии, он писал, что религия рабочих – или ее отсутствие – не имеет никакого значения: «Если они хорошие рабочие, пусть они будут из Азии, Африки или Европы. Пусть они будут магометанами, евреями или христианами любого толка или атеистами». 

Ясно, что представления Вашингтона о религиозном плюрализме – по крайней мере, в теории, - были связаны и с мусульманами. Однако, он не предполагал, что в действительности найдется хотя бы один мусульманин, претендующий на то, чтобы быть американским гражданином. 

Хотя известно, что, на самом деле, в Америке XVIII века были мусульмане, в этой книге мы показываем, что основатели Америки и их поколение об этом не знало. Поэтому для них мусульманский электорат был воображаемым, потенциальным. Но тот факт, что и Вашингтон, и Джефферсон придавали ему это символическое значение, не случаен. Оба были наследниками мыслителей, выступавших против европейских традиций. 

Первая, преобладающая, противопоставляла ислам «истинной вере», то есть протестантизму, а также изображала его как источник тиранических восточных владык. Быть терпимыми к мусульманам – принимать их как часть протестантского христианского общества – значило, приветствовать людей, религия которых, по мнению большинства европейцев и американцев XVIII века, была ложной, чуждой, опасной. 

Точно так же характеризовались в протестантском дискурсе у истоков Америки и католики. Действительно, протестанты считали, что католическая вера, как и ислам, порождает тиранию, а значит, несовместима с американскими идеями свободы. 

Чтобы преодолеть эти страхи, Джефферсон и другие сторонники гражданства для непротестантов, склонялись ко второму, менее популярному, но принципиально важному течению европейской мысли, которое ставило во главу угла терпимость к мусульманам, евреям и католикам. 

Тем немногим европейцам – католикам и протестантам – которые в XVI веке первыми высказали эти идеи, часто приходилось умирать за них. В XVII веке поборникам веротерпимости, как среди элиты, так и среди простого народа, могла грозить казнь, тюрьма, ссылка, изгнание с родины. 

В ряды этих так называемых «еретиков» в Европе входили рядовые католики и протестанты, протестантские богословы и мыслители, протестанты-раскольники, такие как первые английские баптисты, но среди них не было известных людей, обладавших реальной политической властью. 

Несмотря на неорганизованность, это меньшинство упорно противопоставляло себя собратьям по вере, защищая теоретических мусульман от преследований в христианских странах. 

Как представитель англиканской элиты Виргинии и известный политик, Джефферсон представлял собой другую разновидность защитников идей, которые долгое время были признаком диссидентов, обреченных на преследования и изгнание. Однако, тот факт, что он поддерживает гражданство для мусульман, не мог быть проигнорирован из-за его высокого положения – как Виргинией, так и всей молодой нацией. 

Вместе с горсткой единомышленников из числа протестантов он начал продвигать новый, еще недавно немыслимый, национальный курс. И очень быстро идеи, ютившиеся где-то на окраинах европейской мысли, вошли в главное русло американского политического дискурса. 

Нельзя сказать, чтобы эти идеи были встречены всеобщим одобрением. Даже человек с репутацией Джефферсона не мог быть избавлен от критики политических оппонентов за то, что настаивал на том, что права последователей всех религий следует защитить от посягательств властей. 

Однако он заручился поддержкой широких кругов среди англиканцев, раскольников пресвитерианцев и баптистов, которые подвергались преследованиям своих же братьев-протестантов. Нельзя сказать, что идею объявить непротестантов полноправными американскими гражданами единодушно поддерживала какая-то одна конфессия, но многие члены разных конфессий одобряли полноправие мусульман. 

Для XVIII века сторонники прав мусульман предлагали нечто невообразимое даже на чисто теоретическом уровне. Американское гражданство, которое могли получить только свободные, белые мужчины протестантского вероисповедания, теперь абстрагировалось от религии. Раса и пол по-прежнему могли быть препятствиями, но не вера. 

Законы Вирджинии – это было только начало. Первой поправки еще не существовало, по сути Джефферсон, Вашингтон и Джеймс Мэдисон всю свою политическую карьеру трудились над достижением этого идеала, в итоге завещав другим воплотить его в жизнь и закончить их работу. 

В этой книге впервые показано, как Джефферсон и другие, несмотря на свое негативное и часто неправильное понимание ислама, стремились к этому идеалу, отстаивая права мусульман и непротестантов. 

За десять лет до того, как Джордж Вашингтон в 1784 году говорил об открытости для рабочих-мусульман, он указал как свое налогооблагаемое имущество двух рабынь из Западной Африки. «Фатимер» и «маленькая Фатимер» были матерью и дочерью, несомненно, обе были названы в честь дочери Пророка Мухаммада (мир ему и благословение) Фатимы (ум. 632 г.). 

Вашингтон говорил о правах мусульман, но не подозревал, что будучи рабовладельцем, сам отказывает мусульманам в любых правах, в том числе праве на вероисповедание. Возможно, примеры этой трагической иронии можно было найти и на плантациях Джефферсона или Мэдисона, но религиозная принадлежность их рабов уже не так очевидна. 

Тем не менее, вероятно, что первыми американскими мусульманами стали десятки тысяч рабов из Западной Африки – на то время это было куда больше, чем евреев, а возможно даже и католиков. Хотя есть предположения, что несколько бывших рабов-мусульман служили в Континентальной армии, нет никаких прямых доказательств, что кто-нибудь из них исповедовал ислам или был известен основателям. В любом случае, они не повлияли на позднейшие политические дебаты о гражданстве мусульман. 

Несокрушимые расовые барьеры и рабство делали невидимыми тех самых людей, чьи свободы защищали Джефферсон, Вашингтон, Мэдисон и другие, и чьи предки жили в Америке с XVII века, то есть столько же, сколько и протестанты. Действительно, скорее всего отцы-основатели представляли себе будущих мусульманских граждан белыми, потому что к 1790-м годам «на полное американское гражданство мог претендовать любой свободный белый иммигрант, независимо от национальности или религиозных убеждений». 

Два реальных мусульманина, с которыми Джефферсон сознательно встречался в своей жизни, были не чернокожими рабами из Западной Африки, а североафриканскими посланниками турецкого происхождения. Вероятно, он счел, что в их коже больше меланина, чем у него, но он никак не комментировал цвет их кожи или национальную принадлежность. (Другие наблюдатели либо не упомянули, либо просто отметили, что посланник не был черным). Но оба дипломата интересовали Джефферсона в силу своей политической власти, а не по причинам расы или религии. (И, конечно, оба были свободными). 

Но еще раньше в своей политической жизни – будучи послом, госсекретарем и вице-президентом – Джефферсон никогда не воспринимал очевидный, казалось бы, религиозный аспект конфликта с североафриканскими мусульманскими державами, чьи пираты угрожали американским кораблям в Средиземноморье и восточной Атлантике. 

Как показывает эта книга, на посту президента Джефферсон заверял правителей Триполи и Туниса, что его страна не питает предубеждений против мусульман, и даже больше, заявил убежденность в том, что верит в того же Бога, что и эти люди. 

Джефферсон исповедовал равенство верующих как у себя на родине, так и за рубежом – и в обоих случаях пытался отделять религию от политики, по крайней мере, это так выглядело. На самом деле, ограниченное, но все равно уникальное, признание Джефферсоном ислама, является небольшим, но очень важным элементом как его внешней политики в отношении Северной Африки, так и его личных убеждений, основанных на деизме и унитаризме. Вполне возможно, что одно переплеталось с другим, источником чего было безыскусное, но довольно правильное понимание Корана, который у него был. 

Тем не менее, как человек своего времени, Джефферсон не был чужд негативных чувств к исламу. В начале политической деятельности в Вирджинии он даже использовал популярные антиисламские карикатуры из Европы в подтверждение своих аргументов в пользу отделения религии от государства. Но, в конце концов, Джефферсон и другие, менее известные политики, умели не смешивать идею гражданства мусульман с личным отношением к исламу, ибо они создали «воображаемую политическую общность», отличающуюся беспрецедентным разнообразием и всеохватностью. 

Столкновение принципов и предубеждений, которое преодолевал и Джефферсон в XVIII-XIX веках, остается испытанием для нации и в XXI веке. 

С конца XIX века Соединенные Штаты фактически стали домом разнообразной и динамичной общины американских граждан-мусульман, но эта категория населения никогда не была принята до конца. Если во времена Джефферсона предрассудки против мусульман действовали исключительно в отношении реальных или гипотетических иностранцев, то сегодня политическим нападкам подвергаются реальные американские граждане-мусульмане. 

В частности, после 11 сентября и так называемой «войны с терроризмом» публичный дискурс, базируясь на антимусульманских предрассудках, дошел до того, что стал оправдывать лишение американских мусульман их законных прав, принадлежащих как равноправным гражданам страны. 

Например, в недавних антимусульманских инсинуациях, отрицающих легитимность кандидатуры президента, звучат мрачные отзвуки времен основания государства. 

Вопрос легитимности власти президента-мусульманина с сарказмом обсуждался еще во времена отцов-основателей. Томас Джефферсон, должно быть, был первым в истории американской политики, кому предъявили ложные обвинения в том, что он - мусульманин (для XVIII века в высшей степени унизительное утверждение в адрес протестанта). 

Тот факт, что таким же лживым нападкам кандидат в президенты подвергся в XXI веке, что мусульманское вероисповедание до сих пор воспринимается как приговор для любого кандидата на избираемую должность, говорит о необходимости изучить то, как всевозможные образы ислама и мусульман впервые запечатлелись в американском сознании, и как впервые права мусульман стали восприниматься одним из идеалов нации. В конечном счете, отношение к гражданству мусульман в сегодняшней Америке нельзя правильно оценить вне исторического контекста, сформировавшегося в XVIII веке. 

Теоретической реальностью права американских мусульман стали уже давно, но практически на развитие этого понятия потребовалось намного больше времени. На самом деле, они и сегодня каждый день подвергаются испытанию. 

Недавно выдающийся историк ислама современной Америки Джон Эспозито (John Esposito) заметил: «Мусульманам приходится спрашивать: где границы западного плюрализма?». «Коран Томаса Джефферсона» документирует происхождение этого плюрализма в Соединенных Штатах, дабы осветить где, когда и как права мусульман впервые вошли в систему американских идеалов. 

До сегодняшнего дня большинство историков предлагает считать, что мусульмане представляют только воплощенную противоположность американским ценностям. Те же голоса настаивают, что протестантские американцы всегда как одно целое противостояли религии ислам и ее последователям как (по определению) неамериканским. 

Действительно, большинство историков утверждает, что возникновение Соединенных Штатов как идеологического и политического феномена было противодействием представлениям XVIII века об исламе как о ложной религии и источнике тирании правителей. Конечно, эти утверждения подтверждаются примерами из религиозной полемики, внутренней и внешней политики и литературных источников ранней Америки. 

Однако существуют и важные наблюдения об исламе и мусульманах, выставляющиe их в более благоприятном свете, в том числе ключевые упоминания о мусульманах как о будущих американских гражданах в судьбоносных дебатах основателей о правах граждан. Эти источники показывают, что американские протестанты вовсе не были единодушны в восприятии ислама абсолютно чуждой религией. 

Эта книга свидетельствует о противоположном: о том, что мусульмане не только не воспринимались как антитезис всему американскому – они неразрывно связаны с понятием гражданства еще со времен зарождения нации, пусть даже тогда большинство американцев и не воспринимали эти идеи всеобщего равенства. 

Рассказывая о взглядах Джефферсона на ислам, мусульман и исламский мир, она также анализирует позиции Джона Адамса и Джеймса Мэдисона, при этом не ограничивается только отцами-основателями. Список тех, кто участвовал в битве за права мусульман, воображаемых и реальных, не ограничивается политической элитой: в него входят пресвитерианцы и баптисты, протестовавшие против введения государственной религии в Вирджинии; англиканские адвокаты Джеймс Айределл (James Iredell) и Сэмюэл Джонстон (Samuel Johnston) в Северной Каролине, отстаивавшие права мусульман в Конституционном конвенте штата; Джон Лиланд (John Leland), баптистский проповедник и союзник Джефферсона и Мэдисона в Вирджинии, агитировавший в Коннектикуте и Массачусетсе в поддержку равенства мусульман, Конституции, Первой поправки и против прекращения практики государственной религии. 

Судьбы двух рабов-мусульман западноафриканского происхождения Ибрахима Абд-аль-Рахмана и Умара ибн Саида тоже созвучны этим событиям. Оба знали арабский язык, последний написал автобиографию на арабском. Они напоминают нам о присутствии в США десятков тысяч рабов-мусульман, которые не имели ни прав, ни голоса, ни надежды стать американскими гражданами, в то время как вокруг велись горячие споры о религиозном и политическом равенстве будущих свободных последователей ислама. 

Воображаемые мусульмане, а также реальные евреи и католики, были абсолютно посторонними в этом политическом дискурсе на заре Америки. В ХХ веке евреи и католики победили в борьбе за равноправие, дарованное им теоретически, хотя даже этот процесс не полностью искоренил предрассудки против этих групп. 

Тем не менее, из первоначальной триады аутсайдеров по признаку религиозной принадлежности, только мусульмане остались предметом насмешек и маргинализации в общественном дискурсе, и до сих пор во многих отношениях воспринимаются как неполноценные американцы. 

Эта книга отсылает ко временам отцов-основателей в надежде прояснить важные исторические прецеденты теперь, когда идея гражданства мусульман, в очередной раз, горячо оспаривается.

Источник: Salon

 

По материалам salon.com
Поделиться