Религия – козел отпущения в израильско-палестинском кризисе

 

Меган Ханна (Megan Hannа)

Пока большая часть мира почтительно скорбела о случившемся в Париже 13 ноября, кучка оппортунистов воспользовалась событием, чтобы поднять самые разные вопросы: от климатических изменений, антииммиграционных настроений до нестабильности на Ближнем Востоке.

Неудивительно, что израильский премьер Биньямин Нетаньяху (Benjamin Netanyahu) с его вечными попытками увязать тяготы Израиля с теми или иными событиями за рубежом, оказался одним из первых, кто ухватился за представившуюся возможность, чтобы поспешно провести параллели между Парижем и нынешним Израилем.

Не слишком задерживая внимание на гибели французов, Нетаньяху принялся сокрушаться по поводу жертвенности собственной страны, заявив, что «террористы, атакующие нас, имеют те же кровавые намерения, что и действовавшие в Париже», и мировым лидерам следует осудить «радикальный ислам», которым руководствуются палестинцы.

«Абу Мазену [Махмуд Аббас, президент частично признанного государства Палестина], который осудил теракт во Франции, следовало бы осудить безжалостные теракты в отношении невинных людей, творящиеся в Израиле», — горячо заявил Нетаньяху.

Сравнение действий ИГИЛ с действиями палестинцев – которые ведут антиколониальную войну против жестокой военной оккупации – преднамеренный обман, по-видимому, являющийся частью стратегии Израиля, направленной на то, чтобы добиться от мирового сообщества сочувствия и содействия в затянувшейся израильской оккупации палестинской земли.

Как пояснил член палестинского Исполнительного совета Ханан Ашрави (Hanan Ashrawi), «Нетаньяху пытается эксплуатировать жестокий и бесчеловечный терроризм "Даеш" [ИГИЛ], ради того чтобы за счет палестинского народа набрать дешевые политические очки… его заявления не только ложны и притянуты за уши в политическом смысле, это симптом политического и морального банкротства».

Нетаньяху не согласен с тем, что мотивом насилия является строительство поселений за пределами «Зеленой черты» 1949 года, вместо этого он называет палестинцев по природе агрессивными и распропагандированными поборниками насилия:

«В терроризме нужно обвинять террористов, а не территории, не поселения иличто-либо другое. Желание нас уничтожить – вот, что продлевает этот конфликт и порождает смертельную агрессию против нас».

 

Запрет Исламского движения в Израиле

Комментарии израильского лидера в связи с событиями в Париже прозвучали менее чем через неделю после того, как израильский кабинет безопасности с целью покончить с «опасными провокациями» объявил незаконной деятельность северного филиала Исламского движения в Израиле, который предлагает религиозные и образовательные услуги израильским арабам. Израильский министр общественной безопасности Гилад Эрдан (Gilad Erdan) прокомментировал эту меру следующим образом:

«Израиль должен действовать как пример и возглавить борьбу с радикальным исламом, эмиссары которого на наших глазах убивали невинных людей в Париже».

Подобные заявления весьма показательный элемент израильской стратегии, направленной на то, чтобы изобразить палестинское сопротивление как варварскую религиозную войну, в которой экстремисты-мусульмане борются с иудеями по идеологическим причинам, а не за освобождение своей земли от оккупантов.

Утверждения Израиля о том, что насилием занимаются религиозные экстремисты, провоцируемые палестинскими религиозными лидерами, противоречит утверждениям палестинцев, указывающих на то, что катализатором очередной волны беспорядков стала полувековая вооруженная оккупация.

 

Борьба за аль-Аксу

Впрочем, не следует сбрасывать со счетов роль религии в нынешней ситуации напряженности. Многие СМИ интерпретируют происходящую «интифаду» как результат разногласий по поводу третьей святыни ислама, мечети аль-Акса в Иерусалиме.

Автор книги The Battle for Justice in Palestine (Битва за справедливость в Палестине) Али Абдунима (Ali Abdunimah) пишет:

«Нынешняя борьба за аль-Аксу, это следствие использования Израилем религиозных догм как прикрытия своего насильственного колониализма и этнических чисток в Иерусалиме и на остальных оккупированных территориях Западного берега с 1967 года».

Иные полагают, что религию нельзя считать отдельной стороной палестинской идентичности или единственным основанием для импульсов жестокости. У многих желание отстоять мусульманское присутствие в аль-Аксе не объясняется исключительно духовными мотивами.

Как сказала активистка из Иерусалима Хала Маршуд (Hala Marshood):

«Я не рассматриваю Аксу только как религиозный символ. Это культурный символ. Это символ нашего наследия и нашей палестинской идентичности. Это символ нашей социальной жизни. Это действительно важное место для палестинцев в Иерусалиме и вне его».

 

Исторические корни кризиса

В другом заявлении в связи с терактами в Париже и беспорядками в Израиле, от 14 ноября, Нетаньяху сказал:

«Воинствующий исламский терроризм атакует наши общества, потому что хочет уничтожить нашу цивилизацию и наши ценности. Я призываю весь цивилизованный мир объединиться для борьбы с чумой мирового терроризма… Только обладая нравственной ясностью, силы цивилизации победят дикость терроризма».

Почти невозможно не услышать в этом старомодном противопоставлении «цивилизованных» и «нравственных» сил и «отсталых дикарей» с их «бессмысленным насилием» отзвуки имперской риторики, извлеченной из коллективной памяти прошлых империй: именно так оправдывалась колониальная экспансия Британской империи христианскими миссионерами, рассуждавшими о «гуманности» и «нравственности» колониалистов.

Действительно, важно помнить, что сионизм получил развитие в начале XX века, когда империалистическая Британия искала союзника для передачи полномочий своего мандата.

Немногие признают, что сионизм возник как светское движение, построенное на труде Теодора Герцля (Theodore Herzl) «Еврейское государство» (1886). В письме британскому империалисту Сесилю Родсу (Cecil Rhodes) Герцль утверждал, что сионизм в своем фундаменте есть политический, а не религиозный проект, и, по его мнению, «еврейский вопрос – не социальный и не религиозный вопрос… а национальный».

Отражая дух своего времени, автор мечтал о создании национальной родины в качестве признания новой еврейской идентичности, основанной на смеси национализма и социализма, а не на религиозном завете, основанном на древнем обещании из библейских текстов. Таким образом, важный аспект проблемы заключается в том, чтобы не видеть в палестинском сопротивлении только выражение религиозных чувств, а в сионизме – только религиозный проект.

Интерпретация неповиновения палестинцев как исторического «желания уничтожить», коренящегося в религиозном антагонизме, отрицает политический характер сионизма и сложность ситуации, которую справедливее было бы назвать конфликтом из-за земли, незаконного лишения прав, оккупации и колонизации, а не столкновением цивилизаций на религиозной почве. Точно так же, как невозможно не признать, что ИГИЛ породили Буш и Блэр, а не Пророк Мухаммад (мир ему и благословение), следует согласиться с тем, что корни израильско-палестинского конфликта нужно искать в таких текстах, как Декларация Бальфура, а не Коран.

Слишком часто религию используют как козла отпущения при объяснении конфликта, маскируя его общественно-политические факторы. В то время, когда ближневосточная политика все больше усложняется, многие инстинктивно обращаются к более простым объяснениям.

Парадигма религиозного экстремизма – одна из самых легко объяснимых, поэтому израильско-палестинский кризис слишком часто сводят к неправильному руководству или поверхностному противопоставлению «радикального ислама» и «национальной демократии».

В данном случае, использование парижских терактов как повод, чтобы указать пальцем на религиозный радикализм, отвлекает от политического курса Израиля, продолжения строительства поселений на оккупированных палестинских территориях и военной оккупации, которые, на самом деле, являются более убедительными причинами нынешнего обострения ситуации в Израиле.

Источник: Middle East Monitor