Мир нарушил обещания, данные Газе

 

 Крис Ганнес (Chris Gunness)

Эта статья была написана в феврале 2015 года, когда спустя шесть месяцев после того, как международные доноры говорили о необходимых миллиардах долларов для сектора Газа, деньги не материализовались, а жизни оставались и остаются по сей день поломанными, а отчаяние продолжается…

В январе 2015 года на Газу обрушился сильнейший зимний шторм под названием «Худа». Сальма, которой было всего лишь 40 дней, была его самой юной жертвой — она умерла от гипотермии.

Я встретил маму Сальмы, Мирват, и 14 членов ее семьи именно в том самом месте, той самой комнате, где Сальма спала во время своей последней ночи дома. Они все живут так же в Бейт-Ханун, что на севере Газы, в малюсеньком трехкомнатном деревянном строении, покрытом пластиком. Когда я вижу его с дороги, то предполагаю, что в нем живут животные. Дверью служит одеяло, которое развевается под пронизывающим ветром. Дождит. Затекает вода. Мирват оттягивает пропитанный водой ковер, который служит полом, и вычерпывает из-под него мокрый песок. Воспоминания о смерти Сальмы 9 января болезненно свежи.

«В ту ночь, когда она умерла, был очень сильный шторм. Мы все были напрочь промокшие, но некоторые из нас смогли заснуть. Дождь промочил одеяла Сальмы. Я обнаружила, что она трясется. Ее маленькое тельце было замерзшим. Мы отвезли ее в больницу, но чуть позже позвонил врач. Сальма умерла. Моя красавица дочь весила при рождении 3,1 кг. Она была здоровой и была бы сегодня живой, если бы наш дом не разбомбили в войне и не заставили жить вот так».

Во время конфликта в Газе летом 2014 года Мирват, ее муж и четверо их детей жили в комплексе из пяти простых зданий вместе со своей родней всего лишь в километре от барьера между Газой и Израилем. Ее свекор, Джибрил, знал, что жизнь на прифронтовой линии нестабильна.

«В воздухе был запах смерти. Дети были травмированы и не могли спать, — рассказывает он мне. — После недели войны, боясь за свои жизни, мы убежали, потому что бомбы падали вокруг нас. Мы пошли в дом моего брата, но и там стало слишком опасно, поэтому мы спрятались в больнице. Через час на больницу тоже упала бомба, мы побежали в приют UNRWA [Ближневосточное агенство ООН для помощи палестинским беженцам и организации работ] при школе. Несколько тысяч людей жили в школе, построенной для одной тысячи студентов. Поэтому после войны мы пришли сюда».

Семейная трагедия не заканчивается на Сальме. Ее трехлетняя сестра Маис находится в больнице, страдая от дыхательных проблем, спровоцированных суровой погодой.

«Я боюсь, что Маис умрет, как и Сальма», — говорит Мирват.

Около дома я встречаюсь с золовкой Мирват, 28-летней Нисрин. Ее сын умер в здании приюта школы, когда семья там пряталась. Ему было всего лишь 50 дней от рождения.

«Смерть Моамена была неожиданной. Ничего нельзя было сделать, чтобы спасти его. Я почувствовала, что он холодный. Я накрыла его и уложила спать. Ребенок спал у меня на руках. Когда около четырех утра я проснулась, он был голубым. Моамен умер. Я ждала рождения мальчика пять лет, а он ушел».

Джибрил необычный дедушка, даже для стандартов Газы. Двое из четырех детей, умерших в Газе от гипотермии за последние недели, были его внуками. Он говорит, что война украла его прошлое и его будущее.

«Мой дом в руинах, сравненный с землей. 40 лет я тяжело работал, промышляя фермерством. Я обеспечивал свою семью. Все это потеряно в считанные часы. У меня был удел земли, который они разрушили. 17 лет назад мы посадили на нем лимонные деревья, но танки стерли их с лица земли».

Джибрил — предприимчивый человек, намеренно доведенный до нищеты.

«У моего сына есть осел, и он зарабатывает до 10 шекелей в день [от 1,55 до 3 долларов США], перевозя камни, чтобы прокормить всех нас. Мы живем в основном на хубейзе [дикая трава, которую употребляют в пищу, как шпинат], которую мы собираем на улице».

Кого он обвиняет в столь ранней смерти своих внуков?

«Международное сообщество инвесторов убило этих малышей, — говорит он мне. — Они пообещали миллиарды. Но где они? Нам нужен дом, не обещания. У Ближневосточного агентства нет денег. Что они могут сделать без финансовой поддержки?»

Джибрил прав. Ближневосточное агентство, на которое я работаю и которое предоставляло жизненно важную программу для этой семьи, было вынужденно приостановить свою работу три недели назад. После конференции в Каире в октябре 2014 года, когда инвесторы пообещали 5,4 миллиарда долларов, чтобы отстроить Газу, мы создали 720-миллионный проект. После щедрых обещаний, сделанных в Каире, мы были уверены, что у нас будет финансирование. Или мы так думали. Мы собирались с помощью этих денег дать субсидии на оплату жилья людям, чьи дома были не пригодны для жилья. Мы собирались дать людям деньги, чтобы они могли отремонтировать и отстроить свои дома. Но обещанные миллиарды не материализовались, и программа остановилась с дефицитом в приблизительно 600 миллионов долларов.

Когда мы огласили остановку денежной помощи, возмущение лилось через край. Напали на офис специального координатора ООН по вопросам мирного процесса на Ближнем Востоке. Угроза насилия остается. Ее можно почувствовать в воздухе, также как и прошлым летом.

Без сомнения, потребности очень большие, а чувство отчаяния глубоко и ощутимо. По нашим оценкам, приблизительно 100 тысяч домов были повреждены или полностью разрушены, затронув сотни тысяч людей.

Многие из тех, чьи дома пригодны для жизни, обнаружили, что в них нет воды, повреждена система электроснабжения.

Восстановление Газы физически всего лишь часть проблемы. Если бы Сальма и Моамен выжили, то какое будущее ожидало бы их? Следующее поколение Газы травмировано, шокировано, прошло через зверские события. Места, где они играли, засорены тысячами единиц невзорвавшегося оружия.

По оценке ООН, во время конфликта были убиты около 540 детей, многие из них в своих домах. Ближневосточное агентство не могло обеспечить их безопасным убежищем. Наши школы получали прямые удары семь раз. Дети умирали прямо в классах и на площадках под голубым флагом ООН или около них. Почти у всех детей в Газе умер, ранен или покалечен на всю жизнь член семьи или друг, часто это происходило прямо на их глазах.

Одна тысяча из трех тысяч детей, которые были ранены во время конфликта, скорее всего, останутся с физическим ограничением на всю свою жизнь. Если бы Сальма и Моамен дожили до взрослого возраста, то их ждал бы рынок труда с уровнем безработицы 47%. Электричество отключается в среднем на 18 часов в день. Около 90% всей воды в Газе непригодна для питья.

Газа не природная катастрофа, а человеческая. Сейчас нужно сделать другой выбор. В чем смысл отстраивать место, осуждая зависимость его населения от помощи?

Ситуация висит на волоске от еще одного огромного кризиса с волнующими последствиями как для палестинцев, так и для израильтян. Срочно необходимо финансирование гуманитарных операций, но такая поддержка только слегка уменьшит самые ужасные последствия кризиса.

Людям в Газе необходимы срочные перемены: им нужно, чтобы все стороны конфликта выполняли обязательства по международным законам; устранение Израилем всех помех на пути к соблюдению прав человека; немедленное снятие блокады, разрешение импорта и экспорта, что является необходимым шагом для оживления экономики.

Необходимо палестинское единство, чтобы палестинское правительство национального единства взяло на себя функции управления и обеспечения безопасности. Квартет по ближневосточному урегулированию должен оказать эффективное политическое давление, потому что время для оказания только гуманитарного влияния уже давно прошло.

Я призываю доноров выполнить свои обещания, данные во время конференции в Каире, сделав денежные переводы. Я призываю международную общественность поощрять и требовать соблюдения международного права. И самое главное, стороны конфликта должны взять на себя обязательства защищать мирное население. Виновные в нарушениях должны понести ответ.

Еще один огромный кризис может быть предотвращен. Если мы мобилизируем политические, финансовые и моральные ресурсы, чтобы выйти из этой тупиковой точки, мы можем дать Газе ее будущее. Слишком поздно для малышки Сальмы и малыша Моамена, но еще не поздно для следующего поколения.

Источник: The Guardian