Коран
Райана Ольга Черных
Год назад в этот самый день, 14 августа, в 6 утра по египетскому времени полиция Каира начала стрельбу по безоружным участникам мирного протеста против военного переворота в стране. В течение всего двух часов несколько тысяч мусульман были расстреляны из крупнокалиберного оружия полицейскими и военными. По сей день неизвестным остается точное количество погибших – по разным данным, на Рабия было убито до 3000 человек.
Через неделю после резни на площади Рабия я была в Каире, где встречалась с семьями погибших во время обстрела, с политиками, оказавшимися под угрозой ареста после захвата власти военными, наблюдая за ситуацией, которая сложилась в стране после военного переворота. Я много разговаривала с людьми на улицах, в метро, в гостях у кого-то. Чаще всего мы говорили шепотом, потому что каждый из моих собеседников боялся, что завтра придут и за ним.
Я очень часто перебираю в памяти истории, которые рассказывали мне очевидцы Рабии, семьи погибших и простые египтяне, которые оказались в совершенно безвыходном положении – с украденными голосами и без права выбора. Я могу рассказывать об этом бесконечно. И, наверное, когда-нибудь я напишу более подробно обо всем, что пережила Рабия и я вместе с ней. Потому что для меня она стала тем, что называется «история длиною в жизнь».
Рабия полностью изменила меня. Как? Над этим я думаю в эти страшные для всех мусульман дни. О своей Рабия. Потому что после 14 августа 2013 года в Каире, Александрии и других городах Египта все мы – мусульмане – стали частью Рабия. И вряд ли кто-то сможет сегодня это отрицать.
Аллах знает лучше
14 августа в 8 утра мне позвонили друзья из Варшавы и сказали срочно включать Al Jazeera. «По Рабия начали стрелять», – услышала я в телефоне. Не могу сказать, что все это время, пока люди находились на площади, я не думала о скорой пацификации протестующих. Но я даже представить себе не могла, что это будет настолько страшно…
Весь день я провела в редакции радиостанции, на которой в то время работала, транслируя в эфире все происходящее в центре Каира. Связываясь с людьми, которые находятся на Рабия, следя за репортажами Al Jazeera и трансляциями в Twitter и Facebook, я не могла поверить, что все это происходит на самом деле. У меня в голове не укладывалось, как человек может приказать стрелять по собственному народу, причем стрелять без разбору, на поражение.
До пятницы, 16 августа, пока протестующие прятались в мечети Аль-Фатх, что на площади Рамзес, я следила за развитием событий. Я понимала, что мне нужно быть там и видеть все своими глазами. Но единственное, что меня сдерживало, небольшая проблема с документами и невозможность выезжать за границу.
Но я не отчаивалась, делая истихару каждый день и прося Аллаха о помощи: «Если Ты знаешь, что поездка в Каир будет благом для моей религии, моей жизни и исхода моих дней, то предопредели ее мне и облегчи ее для меня». Через некоторое время обстоятельства сложились так, что я выехала в Каир на свой страх и риск. Потому что Аллах знает лучше.
Без документов, без визы, на одолженные деньги я попала-таки в Египет. Путь мой лежал из Минска через Москву в Хургаду, а потом в Каир. На каждом шагу мне встречались какие-то препятствия, но я раз за разом молилась, прося Аллаха указать мне путь и сделать так, как Он знает, как будет лучше для меня.
В итоге, несмотря на все препятствия, я оказалась в Каире. И это был первый момент, когда я со всей ясностью осознала смысл слов «Аллаху алим» (Аллах знает лучше). Поскольку оказалась там, где, по сути, оказаться не должна была ни при каких обстоятельствах, но там, где было мое место именно в тот момент. Что стало ясно немного позже.
История длиною в жизнь
В Каире я очень много работала: встречалась с политиками, разговаривала с простыми египтянами, с членами движения «Братья-мусульмане», со сторонниками генерала Ас-Сиси. Работать было очень сложно, потому что постоянно нужно было соблюдать элементарные правила безопасности и не попасться. Передвижение по Каиру усложнялось тем, что я была полностью зависима от своего переводчика. По-арабски я не говорю, а по-английски в Каире лучше было не заикаться – иностранец в то время рисковал попасть в мухабарат (тайную полицию) по обвинению в шпионаже.
Мне хотелось рассказать как можно больше о реальной ситуации в стране, поскольку ни российские, ни тем более белорусские СМИ не освещали происходящее в Египте настолько, чтобы иметь ясное представление о действительности. В университете меня учили, что human story (человеческая история) – это лучший способ рассказать о событии. Потому что когда трагедия обретает лицо, она становится реальной. Именно поэтому, несмотря на свою впечатлительность и чувствительность к людскому горю, я решилась-таки начать писать о личных историях.
На третий или четвертый день моего пребывания в египетской столице у меня появилась возможность встретиться с семьями убитых на Рабия людей. И вот тут началось настоящее испытание для меня. Истории, рассказанные мне этими искренними людьми, до сих пор всплывают в памяти. Хотя, с другой стороны, я могу с уверенностью сказать, что тот день стал настоящим уроком жизни, веры и истинного упования на Аллаха.
Каждая семья, в которую мы приходили, встречала нас с какой-то надеждой. Им хотелось говорить о своем горе, им хотелось донести свою боль до нас, им хотелось рассказать о своих любимых погибших детях. Так получилось, что возраст убитых на Рабия ребят, с родителями которых я встречалась, колебался от 20 до 23 лет.
Первое, что меня поразило, это спокойствие, с которым родители рассказывали о смерти своих детей. Сперва мне показалось, что это своего рода равнодушие – слишком много смертей пришлось на всего несколько августовских дней. Но потом я уловила во взгляде каждого из родителей легкую тень тоски и сожаления, которая подавлялась очевидной гордостью за своих детей.
Все объяснялось словами матерей о том, что на Рабия умерли не только их сын или дочь. Там погибли тысячи их детей, братьев, сестер, отцов. Каждая из них говорила, что все мы Рабия, это трагедия каждого из нас, независимо от того, погиб там кто-то из родственников или нет.
Одна из матерей поразила меня своими словами. Когда я спросила у нее, отпустила бы она своего сына на Рабия, зная, что тот погибнет, женщина, вздохнув, сказала:
«Мне как матери легче знать, что мой сын умер, иншаллах, шахидом, чем видеть, как он живет рабом. Теперь у меня есть стимул стать лучше, идти прямым путем, чтобы встретиться с моим мальчиком в раю, иншаллах. Видишь, как получается, он уже ведет меня в Рай».
Эти слова настолько тронули меня и запали мне в душу, что я до сих пор, закрывая глаза, вижу эту женщину в никабе, лица которой я никогда не видела, но которая за это короткое время стала родной для меня. Мне даже сложно представить, насколько сильной должна быть вера, если мать не горюет о потере своего сына, но радуется тому, что он, даст Аллах, оказался в лучшем мире. Субханаллах!
Заканчивая работу в тот день, я боялась расплакаться прямо на улице. Потому что эмоции, которые переполняли меня, были слишком сильными, чтобы с ними справиться. Придя домой, я очень долго молилась, читая дуа, прося Аллаха о милости к погибшим и защите для их семей. Эти истории стали для меня судьбоносными. Потому что я поняла, что вера в Аллаха – это крайне мало. Главное – Аллаху доверять, и это есть залог воспитания и укрепления имана.
Момент истины
Когда сегодня я вспоминаю тот день, я понимаю, почему я должна была попасть в Каир, несмотря на все проблемы и трудности. Я понимаю, что это было мое место в нужное время. И не потому, что мне удалось рассказать о том, о чем другие молчали. Прежде всего потому, что я имела шанс измениться и понять, что значит доверять Аллаху, уповать на Него и полностью подчиняться Его воли. Это действительно стало для меня моментом истины.
Теперь я знаю, что ни эти люди, ни я после 14 августа 2013 года уже никогда не будем прежними. И спасибо Аллаху за это.
