Николас Хенин (Nicolas Henin)
В Сирии я узнал, что «Исламское государство» стремится спровоцировать ответные меры. Мы не должны попасть в эту ловушку
Я с гордостью называю себя французом, и, как всем остальным, мне больно было слышать о событиях в Париже. Но не могу сказать, что они стали для меня шоком. Я знаю «Исламское государство». Я провел в плену у ИГИЛ 10 месяцев и точно знаю, что им нет дела до нашей боли, нашего горя, надежд или наших жизней. Это отдельный мир.
Большинство знает о них только по их пропагандистским материалам, но я видел нечто большее. Будучи их заложником, я встречался, наверное, с десятком этих людей, в том числе, Мохаммедом Эмвази (Mohammed Emwazi). Этот человек был моим тюремщиком, он называл меня «Лысый».
Даже сейчас я иногда списываюсь с ними в соцсетях, и могу сказать, что наши представления о них – это, по большей части, результат их рекламы и работы над «брендом». Они представляют себя публике супергероями, а вне поля зрения объективов не лишены патетики: уличные пацаны, опьяненные идеологией и ощущением своей власти. Во Франции мы называем их «злобные и глупые». Я бы сказал, скорее глупые, чем злобные, но не стоит недооценивать кровавый потенциал глупости.
Все, кого они обезглавили в прошлом году, были моими сокамерниками. Мои тюремщики играли с нами в детскую игру – моральные пытки – сначала обещая, что в один прекрасный день нас освободят, а через две недели бросая, как бы невзначай: «Завтра один из вас будет казнен». В первые пару раз мы им верили, но потом поняли, что они просто глумятся над нами.
Еще они разыгрывали притворные казни. Однажды они применили ко мне хлороформ. В другой раз это была сцена обезглавливания. Несколько джихадистов, говоривших по-французски, кричали: «Мы отрежем тебе голову, засунем ее тебе в задницу и выложим на Youtube». У них была сабля из антикварного магазина.
Они смеялись, а я орал, подыгрывая им, но они просто развлекались. Когда они от меня отстали, я повернулся к другому французскому заложнику и просто засмеялся. Это было смешно.
Не могу не поражаться тому, насколько они завязаны на технологиях. Они одержимо следят за новостями, но все, что видят, пропускают через собственный фильтр. Они полностью обработаны идеологически, цепляются за всевозможные теории заговора, не хотят видеть противоречий.
Они полностью уверены, что их дело правое, точнее, что сейчас разворачивается некий апокалиптический процесс, который придет к противоборству армии мусульман всего мира с другой армией, армией крестоносцев, римлян. Они считают, что все движется в эту сторону. Следовательно, все происходит по благословению Аллаха.
С их интересом к новостям, социальным СМИ, они будут следить за всем, что последует за их кровавыми атаками в Париже. Мне кажется, что уже сейчас они уверены, что победа на их стороне. Их воодушевляет любой признак чрезмерной реакции, распрей, страха, расизма, ксенофобии, они будут в восторге от любых отвратительных выходок в соцсетях.
В центре их мировоззрения вера в то, что остальные общины не могут жить вместе с мусульманами, и каждый день их антенны настраиваются на то, чтобы искать тому подтверждения. Им будет исключительно больно видеть фотографии того, как немцы приветствуют беженцев. Мирное сосуществование, толерантность – этого они видеть не хотят.
Почему Франция? Наверное, причины разные, но я думаю, что они выделили мою страну как слабое звено Европы, место, где очень легко посеять рознь. Поэтому, когда меня спрашивают, как нам реагировать, я говорю, что мы должны действовать обдуманно.
А наш ответ – новые бомбардировки. Я не апологет ИГИЛ. Да как можно им быть? Но все, что я знаю, говорит мне, что это ошибка. Бомбардировки это символ праведного гнева. В течение 48 часов после терактов истребители провели свой самый показательный налет на Сирию, сбросив на «столицу» ИГИЛ Ракку более 20 бомб. Наверное, месть была неизбежна, а нужна была осмотрительность. Боюсь, что подобная реакция сделает тяжелую ситуацию еще хуже.
Пока мы пытаемся уничтожить ИГИЛ, в Ракке живут около 500 тысяч мирных жителей, которым негде укрыться. А что с их безопасностью? Ведь есть абсолютно реальная перспектива, что они превратятся в таких же экстремистов, если мы не будем думать о таких вещах. Главной должна быть защита этих людей, а не усиление авиаударов по Сирии. Нам нужны бесполетные зоны – зоны, закрытые для русских, для режима, для коалиции. Сирийцам нужна безопасность, или они сами обратятся к таким группам, как ИГИЛ.
После избрания Джастина Трюдо Канада вышла из воздушной войны. Мне безумно хочется, чтобы Франция сделала то же самое, здравый смысл подсказывает мне, что это возможно. Но прагматизм говорит, что этого не будет. Дело в том, что мы в ловушке – в ловушке, расставленной ИГИЛ. Они пришли в Париж с «калашниковыми», заявляют, что хотят прекратить бомбардировки, прекрасно понимая, что эти новые теракты заставят нас продолжать авиаудары или даже усилить эти контрпродуктивные налеты. Что и происходит.
Эмвази больше нет, убит снарядами коалиции. Его смерть праздновали в парламенте. Я не жалею его. Но во время своего кровавого разгула он следовал той же стратегии двойного обмана. Убив американского журналиста Джеймса Фоули (James Foley), он наставил нож на камеру и, повернувшись к следующей жертве, сказал: «Обама, ты должен прекратить вмешательство в дела Ближнего Востока, или я убью его». Он прекрасно знал, какой будет судьба этого заложника. Он прекрасно знал, что в ответ американцы устроят новые бомбардировки. Это то, чего хочет ИГИЛ, но должны ли мы давать ему это?
В злодействе и порочности этого движения нет сомнений. Но после всего, что со мной произошло, мне все равно не кажется, что приоритет – это ИГИЛ. На мой взгляд, приоритет – это Башар Асад. Сирийский президент в ответе за возникновение ИГИЛ в Сирии, и до тех пор, пока будет жив его режим, ИГИЛ не искоренить. И не прекратить теракты на наших улицах. Когда говорят: «Сначала ИГИЛ, потом Асад», я говорю: «Не верьте, они просто хотят оставить Асада на своем месте».
На данный момент нет никакого политического плана действий по вовлечению арабов-суннитов. ИГИЛ ждет крах, но это сделает политика. В то же время вследствие этого ужаса мы многого можем добиться, главное, быть сильными духом и стойкими, потому что этого они боятся. Я их знаю: бомб они ждут, а нашего единства они боятся.
Источник: The Guardian
Добавить комментарий