Тема суицида — одна из самых табуированных в исламском обществе. Но как долго можно ее игнорировать, учитывая, что, по данным ВОЗ, на планете самоубийство совершается каждые 40 секунд? Вот история мусульманина, который едва не допустил эту колоссальную ошибку.
1. Достижение точки невозврата
Фактор стресса: травля в коллективе
«Аллах не хочет создавать для вас трудности, а хочет очистить вас и довести до конца Свою милость по отношению к вам, — быть может, вы будете благодарны» (Коран, 5:6).
Не бывает так, чтобы в один прекрасный день человек проснулся с желанием убить себя. Даже ребенком я знал, что самоубийство это грех, харам, то есть не дозволено Аллахом, и такая мысль никогда не приходила мне в голову. Да и с чего бы? Но случилось так, что я пришел от категорического неприятия суицида к размышлениям о нем и даже планированию.
Несколько лет назад мне довелось впервые побывать у психолога, совершенно случайно. Я никогда не стремился делиться своими мыслями и чувствами с другими, предпочитая держать проблемы в себе. Если бы я и заговорил с кем-то, то только в самом крайнем случае. Тем не менее, я встретился с психологом, потому что мне было необходимо какое-то руководство в отношении моей дальнейшей жизни. Мне казалось, что все, за что я берусь, заканчивается неудачей. Психолог, возможно, мог бы мне помочь.
Я рассказал, что устал от неудач, устал выслушивать нравоучения, устал от клише типа «не сдавайся», «выше голову» и т. п. Я просто хочу, чтобы все это закончилось, и я мог бы двигаться дальше. Я осознавал, что у меня в жизни есть определенные проблемы, из-за которых я не соответствую ожиданиям окружающих, но я понятия не имел, в чем эти проблемы заключаются.
Возвращаюсь мыслями к детству. Моя семья переехала в Канаду, когда мне исполнилось пять. У меня было нормальное детство, любимые мультики, я рос общительным и подвижным ребенком. Все изменилось, когда в шесть лет мне нужно было делать срочную операцию на носу. Во время замены хряща хирург допустил ошибку, и это привело к деформации всего лица. Спереди мой нос казался почти приплюснутым, из-за этого все мое детство другие дети смеялись надо мной и даже иногда колотили только за то, что я выглядел «странным». Хотел бы я запомнить лучшие дни, но ничего не поделаешь — для меня все это было настоящим кошмаром.
Помню, однажды в школе один одноклассник подошел к моему лучшему другу и начал потешаться над моей внешностью. В глубине души я надеялся, что друг заступится за меня, но он тоже начал смеяться. Теперь я понимаю, что он, должно быть, сам испугался, но так как у меня было очень немного друзей, то это меня сильно задело. Краем глаза мне было видно, что дети, а вместе с ними и мой лучший друг, тычут в меня пальцами и смеются. Я отвернулся и старался не поднимать лица.
Если на улице навстречу мне шли девочки моего возраста, обычно не проходило и пяти секунд, как я слышал за своей спиной дружный смех — я к этому почти привык. Возможно, у них могла быть и другая причина для смеха, но я был уверен, что они смеются надо мной. Я старался никому не показывать своих чувств. Но как долго это могло продолжаться? Я начал задумываться... А ведь завтра могло быть хуже, чем сегодня. Я не знал, что делать. Если молчать и терпеть, издевательства будут продолжаться.
Бывало, на переменах я ходил вдоль стены, а два-три школьника могли начать бросать в меня теннисные мячики так, что я только успевал уворачиваться. Они смеялись надо мной и бросали мячики сразу спереди и сзади так, чтобы я не мог уклониться от удара. А если мяч попадал мне в лицо, они отпускали язвительные шуточки вроде «ой, не попал, я метил в стену».
Я все больше и больше отдалялся от других, стал молчалив, абсолютно асоциален. Что бы я ни говорил, что бы ни делал — это никогда не воспринималось всерьез из-за моей внешности. Еще хуже, что я не знал, как это остановить. Позднее родители перевели меня в исламскую школу. На самом деле это не слишком помогло, потому что, конечно, дети есть дети — просто теперь меня травили другие.
Фактор стресса: смерть любимого человека
Но потом стало еще хуже. Когда мне было 11 лет, к нам пришел один человек — друг нашей семьи — и сообщил, что папа умирает от рака. Мои сестры в ужасе закричали, я подбежал к матери и хотел броситься к ней в объятия, но она, потрясенная услышанным, оттолкнула меня и разразилась слезами. Так я лишился единственного мужчины, который когда-либо влиял на мою жизнь. У меня никогда не было человека, с кого я мог бы брать пример, а теперь я вообще остался с матерью и пятью старшими сестрами.
Уже перед окончанием школы мне, наконец, сделали пластическую операцию на носу. И хотя после нее я выглядел как все, я не чувствовал себя нормальным ребенком. Говорят же, «если что-то постоянно задвигать в угол, рано или поздно, вы все равно на это наткнетесь» — это как раз про меня. Годы словесных и физических унижений дали о себе знать: я стал ужасно вздорным и грубым. Теперь я вступал в драку с любым, кто посмеет надо мной смеяться, ругался с учителями, матерился и т. д. — в общем, был «трудным подростком».
Мне казалось, что я так делаю, потому что по-другому невозможно. За меня было некому заступиться. Друзей у меня не было, отец умер, мама с трудом говорила по-английски. Сестры понятия не имели, что делать с братом, так как я был единственным мужчиной в семье. Я думал, что добиться уважения можно только грубостью, говоря на повышенных тонах, чтобы меня не сочли слабаком. А еще я не мог словесно постоять за себя. Я не знал, что ответить, если кто-нибудь начинал смеяться надо мной на глазах у других. Мне хотелось немедленно обругать обидчика, подраться с ним, даже если он был старше. Учителя и взрослые всегда считали меня избалованным ребенком, который никого не уважает; друзья семьи часто говорили матери, что ее сын очень отдален от людей, груб и невоспитан. А я чувствовал, что меня никто не понимает.
Фактор стресса: депрессия
О Аллах, когда же это закончится? Что-то внутри не давало мне покоя. У меня начались психические срывы. Я хотел бежать из дома. Просто выйти за порог и бежать, бежать... Куда? Я не знал. Просто бежать, пока не обессилю. Мама понятия не имела, что со мной происходит, но мог ли я винить безутешную вдову? Я был обычным ребенком. Как все другие дети, я хотел иметь друзей, хотел внимания к себе, чтобы меня заметили и перестали смотреть на меня с отвращением — но я нигде не мог этого получить.
Я знал, что могу найти утешение только в Исламе, поэтому однажды пришел к матери и сказал: «Я больше не могу ходить в эту школу. Я хочу уйти из нее и пойти в Академию Корана. Может быть, стать хафизом или просто ходить каждый день в мечеть и молиться. Я просто не могу ходить в школу». Она не могла себе представить, что я брошу школу, и постоянно говорила «нет», поэтому в последних классах я регулярно прогуливал занятия. Школа олицетворяла для меня болезненные чувства, одиночество, предательство, травлю и отчаяние. Я больше не хотел туда ходить, изо всех сил демонстрировал отсутствие интереса к учебе и дал учителям все основания считать, что мне на все наплевать.
Несколько раз в год со мной происходило следующее: я вскакивал среди ночи от того, что, мне казалось, что-то пронзает мое сердце. Это было странное, тревожное ощущение, я не понимал, что происходит. Словно я потерялся в этом мире, словно не имею к нему никакого отношения. Единственным способом утешиться стали слезы: я вдруг разражался слезами. Я не знал, как объяснить свои чувства, и только слезы струились по щекам. Тем не менее, от этого ничего не менялось.
Кто захочет так жить дальше? Именно в этот момент у меня стали возникать мысли о самоубийстве.
Источник: Muslim Matters