Коран
Сон был долгим и глубоким. В 2005 году Гарвардский университет произвел больше научных публикаций, чем все 17 арабоязычных стран вместе взятые. Мусульмане, которых в мире 1,6 миллиарда, имеют только двух Нобелевских лауреатов в сфере точных наук, по одному в области физики и химии. Оба перебрались на Запад: один из них еще жив, – это химик Ахмед Хасан Зевейль (он работает в Калифорнийском институте технологий).
Для сравнения, евреи, которых в сто раз меньше, чем мусульман, имеют 79 лауреатов. 57 государств, входящих в Организацию Исламской Конференции, выделяют ничтожные 0,81% ВВП на исследования и науку, что примерно в три раза ниже общемирового показателя. США, обладающие наибольшим в мире научным бюджетом, тратят 2,9%; Израиль щедро тратит 4,4%.
Многие винят предполагаемую врожденную враждебность Ислама по отношению к науке. Некоторые университеты более сосредоточены на молитвах, чем на науке. Каид-и Азам, университет Исламабада, например, имеет три мечети в кампусе, планируется возведение четвертой, но при этом там нет книжного магазина.
Простое зазубривание, вместо критического размышления, является существеннейшим недостатком высшего образования во многих странах. Саудовское правительство поддерживает книги для Исламских школ, вроде «Неизменные чудеса Корана: факты, которые не могут отрицаться наукой», которые предполагают внутренне присущий конфликт между верой и разумом.
Многие университеты не вводят курсы, которые хотя бы косвенно касались политики или рассматривали бы религию не с точки зрения преданного верующего. Первез Худбхой, известный пакистанский физик-ядерщик, ввел курс науки и мировых дел, включающий рассмотрение отношения Ислама к науке в Лахорском университете Научного Менеджмента, который является одним из самых прогрессивных университетов страны. Студенты были заинтересованы, но контракт мистера Худбхоя не был продлен, после того, как истек (как он говорит, ему не сообщили веской причины такого решения). (Университет настаивает на том, что это решение никак не связано с содержанием курса).
Но если присмотреться повнимательнее, становятся понятными две вещи: мусульманское научное пробуждение запаздывает, а причины научной отсталости связаны не с религиозными лидерами, но со светскими правителями, которые проявляют такую же жадность к наличности, какую щедрость в отношении контроля над свободой мысли.
Внимательный взгляд
Карикатурное изображение Ислама как религии, которой изначально присуща научная отсталость, легко опровергается. Между восьмым и тринадцатым столетиями, когда Европа была погружена во мрак средневековья, наука била ключом в мусульманских землях. Аббасидские халифы не жалели денег на науку.
В XI столетии «Канон врачебной науки» Авиценны (снабженный иллюстрациями самого передового на то время оборудования и инструментов) был стандартным медицинским текстом в Европе на протяжении столетий. В девятом столетии Мухаммад аль-Хорезми заложил основы алгебры, а само это слово выведено из названия его работы «Китаб аль-Джебр».
Хасан ибн аль-Хейсам изменил изучение света и оптики. Абу Рейхан аль-Бируни, перс, вычислил радиус Земли с точностью до 1%. И мусульманские ученые сделали многое для сохранения интеллектуального наследия древних греков; столетия спустя это помогло начать научную революцию в Европе.
Ислам и наука не просто совместимы, но религия даже могла давать толчок научным инновациям. Точное вычисление начала Рамадана (зависящего от момента появления новой луны) мотивировало астрономов. Хадисы (изречения пророка Мухаммада (мир ему и благословение)) призывают верующих искать знания «даже в Китае».
Достижения этих ученых отмечаются все больше и больше. Десятки тысяч людей побывали на выставке «1001 изобретение», которая повествует о золотом веке Исламской науки и началась осенью в столице Катара, Дохе.
Однако правители начинают понимать экономическую ценность научных исследований и начинают более адекватно выделять на них средства. Университет Науки и Технологии имени короля Абдуллаха в Саудовской Аравии, который открылся в 2009 году, имеет фонд в 20 миллиардов долларов, чему могут позавидовать даже богатые американские университеты.
Туда уже прибывают иностранцы. Жан Фрешет, который возглавляет исследования, является французским химиком, который едва не выиграл Нобелевскую премию. Новоприбывший саудит почтен сотрудничеством с университетами Оксфорда и Кембриджа, а также с колледжем Империал в Лондоне.
Власти соседнего Катара поднимают затраты на исследования с 0,8% ВВП до 2,8%, в зависимости от роста ВВП, они могут достичь 5 миллиардов долларов в год. Соответствующие затраты Турции возрастали более чем на 10% каждый год между 2005 и 2010, когда ее затраты вдвое превысили соответствующие затраты Норвегии, в денежном выражении.
Вложение денег уже дало немалые результаты. В 2000-2009 годах продукция научных бумаг в Турции возросла с 5 000 до 22 000; с меньшими затратами денег, в Иране она возросла с 1300 до почти 15 000. Количество не всегда означает качество, но сертификаты становятся лучше.
Научные журналы, и не только несколько на весь Исламский мир, цитируют эти бумаги намного чаще. Исследование, проведенное информационной фирмой Томсон Рейтерс, показало, что в начале 1990-х годов другие издатели цитировали научные публикации из Египта, Ирана, Иордании, Саудовской Аравии и Турции (наиболее плодотворных мусульманских стран) в четыре раза реже, чем был средний мировой уровень цитирования. К 2009 году – уже только в два раза реже.
В категории самых важных математических публикаций Иран сейчас достиг превышения среднего уровня, в 1% самых цитируемых в мире математических публикаций доля иранских публикаций составляет 1,7%, Египет и Саудовская Аравия также делают успехи. Турция сосредоточилась в значительной степени на инженерии.
Наука и связанные с технологиями предметы, со своими очевидными практическими выгодами, чувствуют себя лучше. Инженерия доминирует, сельскохозяйственные науки не сильно отстают. Медицина и химия также популярны. Ценность для денежных дел.
Фазиль Махмуд Хан, который недавно вернулся в Пакистан после получения степени доктора философии в Германии за работы в области астрофизики, сейчас работает в Правительственном университете в Лахоре, проректор университета сказал ему прекратить заниматься дикими идеями (черные дыры, в его случае) и делать что-нибудь полезное.
Наука даже переступает самое глубокое региональное разделение. В 2000 году SESAME, международная физическая лаборатория с первым на Ближнем Востоке ускорителем частиц, была учреждена в Иордании. Она смоделирована по образцу CERN, европейской лаборатории ядерной физики, которая была призвана свести вместе ученых из враждующих стран. В SESAME израильские исследователи работают вместе с коллегами из таких стран, как Иран и Палестинская автономия.
По книге
Наука того сорта, который практикуется в SESAME, фактически не бросает вызовов мусульманской доктрине (и во многих случаях является такой заумной, что религиозным цензорам пришлось бы сильно потрудиться, чтобы понять ее). Но биология – особенно эволюционная теория – дело другое.
Многие мусульмане озабочены предположением, что люди и обезьяны имеют общего предка. Исследования, опубликованные в 2008 году Салманом Хамидом из колледжа Хэмпшир в Массачусетсе, пакистанским астрономом, который сейчас изучает отношение мусульман к науке, показали, что меньше 20% людей верят в теорию Дарвина в Индонезии, Малайзии и Пакистане. В Египте же таковых всего 8%.
Йасир Кади, американский инженер-химик, обернувшийся клерикалом (который учился в США и в Саудовской Аравии), боролся против этого взгляда на Лондонской конференции по Исламу и эволюции, которая недавно прошла. Он не имеет возражений против применения эволюционной теории к другим формам жизни, но настаивает, что Адам и Ева не имели родителей и не возникли от других видов. Как он говорит, любой альтернативный аргумент «не находит подтверждения в Писании».
Некоторые, особенно в диаспоре, приравнивают теорию эволюции к атеизму: отрицание этой теории становится неотъемлемой частью бытия мусульманином. (Некоторые христиане подобным же образом относятся к Библии).
Как считает мистер Хамид, хотя такое неверие в теорию эволюции обуславливается религией, культура и политика также играют значительную роль. Плохое школьное образование во многих странах оставляет умы открытыми для неправильного восприятия. Также работает все усиливающееся мусульманское креационистское движение.
Противоречивый турецкий проповедник, который работает под псевдонимом Харун Яхья, находится на передовой. Его сайт изобилует памфлетами и книгами, очерняющими Дарвина. В отличие от своих американских аналогов, он считает, однако, что Вселенной миллиарды лет (а не 6 000 лет).
Но этот барьер не является непреодолимым. Множество мусульманских биологов сумели примирить свою веру и свою работу. Фатима Джэксон, биолог-антрополог, которая приняла Ислам, цитирует Феодосия Добжанского, одного из основателей генетики, который говорил, что «в биологии все имеет смысл только в свете эволюции». Она говорит, что наука описывает, как вещи изменяются; Ислам же, в более широком смысле, объясняет почему это происходит.
Другие занимают похожую позицию.
«Коран не является научным учебником», – говорит Рана Даджани, молекулярный биолог из Иордании: «Он обеспечивает людям руководство относительно того, как им следует жить».
Интерпретации его, утверждает она, могут развиваться в связи с новыми научными открытиями...
Другие разделы науки, которые часто ставят в тупик верующих христиан, оказываются не представляющими проблем для мусульман. В Америке исследователи, желающие использовать стволовые клетки эмбриона (которые, как явствует из их названия, должны получаться из человеческих эмбрионов, обычно появляющихся в результате абортов) должны выдерживать баталии с христианскими консерваторами, выступающими в защиту жизни зародышей, а федеральный запрет на исследования такого рода, – это достижение последних.
Но согласно Исламу, душа не входит в зародыш раньше, чем между 40 и 120 днями после зачатия – таким образом, ученые в Институте Роян, в Иране, могут безо всяких ограничений заниматься изучением стволовых клеток.
Но уровень свободы, который требуется науке, все еще редко встречается в мусульманском мире. С подъемом политического Ислама, включая догматиков салафитов, которые проповедуют радикальную версию Ислама, в таких важных странах, как Египет, некоторые опасаются, что проблемы будут продолжаться.
Другие, однако, испытывают надежды. Мухаммад Мурси, президент Египта, является бывшим профессором-инженером университета Загазиг, около Каира. Он имеет степень доктора наук в сфере материаловедения, полученную в университете Южной Калифорнии (его диссертация была названа «Высокотемпературная электрическая проводимость и дефект структуры донор легированного Al2O3»). Он пообещал, что его правительство будет больше тратить на научные исследования.
Освобожденные от строгого контроля со стороны прежних режимов, ученые в арабских странах видят шанс для прогресса.
Ученые в Тунисе говорят, что они уже видят обнадеживающие реформы в деле заполнения университетских вакансий. Люди избираются, тогда как раньше они назначались режимом. Политические штормы сотрясают Ближний и Средний Восток, они могут не только принести демократию, но также и оживить научное свободомыслие.
Источник: The Economist
Примечание редакции: оригинал этой статьи на английском языке был опубликован 26 января 2013 года в журнале The Economist)
