Истоки конфликта в ЦАР

 

 Бенедикт Моран

Однажды в сентябре 23-летний Ахмед Адам сидел на земле в городе Нделе и скручивал сигарету. Адам был обеспокоен. В начале той недели он вернулся из столицы страны, Банги, которая расположена на расстоянии около 400 миль. Он был рад возвращению домой. Но не имея средств для покупки того, что требовалось для начала новой жизни, как он говорит, он ждал начала программы демобилизации под эгидой ООН, он надеялся, что тогда сможет получить некую сумму денег.

«Если это сработает, я буду крестьянином и стану работать в поле, — говорил Адам. — Но если нет, я снова возьму в руки оружие».

Адам воевал с 2010 года, когда, по его словам, он присоединился к Конвенции Патриотов за Справедливость и Мир (CPJP) — северной повстанческой группировке, которая стремилась с 2008 года свергнуть правительство Франсуа Бозизе. Адам говорит, что сражался за права жителей северного региона страны. Но это также была и месть за личное оскорбление, которое было ему нанесено полицией Бозизе.

CPJP была уверена, что Бозизе, этнический гбайя, был коррумпирован и не был способен выполнять свои обещания сделать правительство более представительным, привлекая к работе в нем представителей других регионов и этнических групп. В 2012 году фракция CPJP вместе с другими повстанческими группировками, иностранными наемниками и местными добровольцами сформировала организацию «Селека», что означает «союз» на санго, национальном языке. Большинство бойцов, хотя и не все, были мусульманами, как Адам. Движение часто рекрутировало обнищавших, необразованных мужчин, а город Нделе быстро стал его оплотом. По мере продвижения на юг, «Селека» набирала силу и 24 марта 2013 года ее отрядам удалось свергнуть Бозизе и привести к власти своего президента, Мишеля Джотодию.

Девятимесячное правление «Селеки» было катаклизмом. Джотодия оказался не способным контролировать ряды своих бойцов. Они насиловали женщин, грабили деревни и убивали сотнями людей, которых они ассоциировали с режимом Бозизе. На юге почти каждый был этим затронут, тем или иным образом. Когда его спросили о том, убивал ли он невинных граждан и совершал ли акты насилия, о которых столь многие говорят, Адам нервно засмеялся и парировал вопросом, можно ли воевать и не убивать.

«Но я убивал только других солдат», — сказал он.

К середине 2013 года преимущественно христианская группировка боевиков, известная как «Антибалака», что можно перевести как «анти мачете» или «анти пули», сформировалась в сельской местности, чтобы воевать против «Селеки». Движение было отчасти действительно революционным: самостоятельно организованная милиция, состоящая из молодых мужчин, вооруженных примитивным оружием, вроде мачете и самодельных ружей. Но в рядах «Антибалака» оказались также и бывшие армейские офицеры, многие из которых оставались лояльными к Бозизе.

Война в Центральноафриканской Республике обычно понимается за рубежом как жестокий религиозный конфликт. Из 4,5 миллионов людей, проживающих в отдаленной и не имеющей выхода к морю стране, только 15% составляют мусульмане; остальные — это христиане и анимисты. Эти общины столетиями жили мирно вместе. Последняя вспышка насилия, однако, настроила их друг против друга. Пострадали люди с обеих сторон, но оказывается, что мусульманское население понесло большие потери. Два года тому назад, в стране было около 700 тысяч мусульман. Сейчас, по некоторым оценкам, их осталось менее 90 тысяч.

25-летний Селема Татеку — бывший боевик «Селеки». Когда отряды «Антибалака» окружили Банги, Татеку хотел убежать. Рискуя погибнуть или покалечиться, он выдернул чеку гранаты и попытался покончить с собой; вместо этого, взрывом гранаты ему оторвало ногу. Религия вращается вокруг этой динамики, усугубляя напряженность.

Подобно многим другим войнам во всем мире, которые воспринимаются как религиозные по своей природе и в ходе которых религиозная риторика используется враждующими сторонами для разжигания ненависти, религиозный аспект конфликта может быть результатом плодородия почвы на которой он вырос. Наследие слабых государственных институций, неспособность многочисленных правительств провести обещанные реформы, борьба за природные ресурсы и неприкрытый политический оппортунизм лидеров боевиков стали причиной войны и топливом, питающим ее пламя.

Лидеры боевиков с обеих сторон используют риторику религиозной войны для мобилизации боевиков и преследуя узкие политические цели, как считает Бени Юкате, гвинеец, работающий в стране в качестве информационного посредника между группировками «Селека» и «Антибалака».

«Здешний кризис — это совсем не религиозный кризис. Он имеет военную и политическую природу. Очень просто, люди имеют свои интересы в этом кризисе, и это побуждает их использовать такую идеологию — идею, что мусульмане и христиане не могут жить вместе», — говорит Юкате.

Появление «Антибалака» стало поворотным моментом для страны. Многие из бойцов связали все мусульманское население ЦАР с «Селекой». Вскоре они поставили перед собой новую цель: полностью очистить страну от мусульман. «Селека», в свою очередь, начала атаки в отместку на немусульманское население, в частности, на гбайя, народ, представителем которого является Бозизе. И тогда впервые конфликт приобрел религиозное измерение. В штаб-квартире ООН, в Нью-Йорке, дипломаты говорят о возможности геноцида.

«Антибалака» напала на Банги 5 декабря 2013 года, запустив на несколько недель маховик стычек между двумя общинами. Сотни трупов заполнили морги и мечети города. Более 100 тысяч христиан столицы бежали и нашли убежище на территории покинутого аэропорта Банги, который находился под охраной французских солдат, а также в других лагерях. Почти все мусульманское население на западе страны, включая и многих столичных мусульман, бежало на север или за границу, — согласно Amnesty International это явление стало «исходом исторического масштаба».

В сентябре 2013 года Джотодия попытался распустить некоторые отряды «Селеки», и Адам, подобно тысячам других бойцов, был разоружен и помещен в переполненный военный лагерь в Банги, условия проживания в котором были очень плохими. План заключался в том, чтобы превратить этих бойцов в новую, профессиональную, армию, но этого так и не произошло, и Адам прозябал там месяцами.

«Они просто давали нам какую-то еду, почти один маниок (главный продукт питания, который едят во всей Африке, напоминающий по вкусу картофель) — и так целую неделю, изредка к нему добавляли сардины, — говорит он. — Жизнь действительно была тяжелой».

 

Нынешняя политическая ситуация

Столкнувшись со все нарастающим межрелигиозным противостоянием и будучи неспособным обуздать насилие, Джотодия подал в отставку в январе этого года и бежал в Бенин. Спустя неделю после того, как он покинул страну, переходной законодательный орган ЦАР — Национальный Переходной Совет — назначил мэра Банги, Катрин Самба-Панзу, временным президентом. На фоне дальнейшего сползания страны в пучину анархии, прибыли дополнительные подразделения миротворцев из Африканского Союза, Франции и Европейского Союза. Хотя им удалось предотвратить широкомасштабную резню, насилие не остановилось. По крайней мере 400 тысяч человек покинули свои дома в результате боев, и более половины населения нуждается в гуманитарной помощи. Тысячи граждан погибли.

Сейчас страна разделена, фактически она поделена на зоны, вся власть в которых принадлежит боевикам. Отряды «Антибалака» контролируют запад страны. Боевики «Селеки» бежали на север и установили новую штаб-квартиру в Бамбари, что за 300 миль от столицы. Международные силы, тем временем, поддерживают временное правительство в Банги, которое имеет мало влияния на остальную территорию страны. Соглашение о прекращении огня, подписанное в июле, возымело малый эффект в реальной жизни. Центральноафриканская Республика остается наводненной оружием, — это пороховая бочка, готовая взорваться, а такие солдаты, как Адам, выжидают, желая посмотреть, что принесет им будущее.

Нделе, что на севере Центральноафриканской Республики, лежит на распутье исторических, культурных и торговых маршрутов, связывающих Нигерию, Камерун, Чад, Судан и Южный Судан. Хотя город является столицей префектуры, он остается тихим городком с примерно 15 тысячами жителей. Улицы в нем не заасфальтированы и обозначены рядами манговых деревьев и акаций.

В 1905 году, когда Франция учредила колонию Убанги-Шари, — под таким названием тогда была известна нынешняя Центральноафриканская Республика, — Нделе долгие годы пребывал под властью султана, представляя собой особое политическое образование. С тех пор регион поддерживает иную идентичность, чем на юге. Ислам является доминирующей религией на севере, а анимизм и христианство доминируют на остальной территории страны. Ибрахим Сенусси Камун, нынешний султан, сохраняет в своих руках важные рычаги власти. Кроме того, помимо местных языков, здесь на арабском говорят чаще, чем на французском или санго — даже представители христианского меньшинства в городе.  

Когда чадские и суданские наемники и отряды, составлявшие на тот момент ядро «Селеки», прибыли в Нделе в декабре 2012 года, они разграбили большинство государственных зданий, включая школы, офис мэра и департамент полиции. В бывшей штаб-квартире начальника полиции пепел толстым слоем покрывает пол; это результат сожжения архива французской колониальной газеты, с 1938 года, в которой публиковались некогда результаты поступления в L’Ecole Nationale de la France d’Outre Mer. Несмотря на этот грабеж, город и прилегающий к нему регион избежали наихудших проявлений насилия, захлестнувшего страну.

Камун сидит во дворе своего дома, недалеко от центра города, облаченный в белую джалябийю (традиционная арабская рубаха) и куфию (платок в клетку). Он является султаном только с мая, когда он перенял бразды из рук своего отца, который умер от рака. С момента прибытия «Селеки», как говорит Камун,  государство отсутствует в Нделе, таким образом, он выступает в качестве традиционной власти, проводя еженедельные собрания с руководителями общины для обсуждения всяческих горячих споров и злободневных вопросов. Поводом для гордости является то, что им удается, по большому счету, избегать межэтнических трений, в отличие от остальных регионов страны.

«Все, что происходит в Банги, должно и оставаться в Банги», — говорит он.

Камун оправдывает восстание против Банги примерно такими же словами, что и другие жители Нделе. Правительство, как говорит он, отвернулось от севера с момента обретения независимости и удерживало средства для развития инфраструктуры, школ и здравоохранения. Южане и немусульмане в остальных регионах страны часто относились к этническим группам севера, особенно к тем их представителям, которые имеют родственников в Чаде, как к иностранцам. Несмотря на ряд имевших место ранее восстаний — и обещания Бозизе инвестировать в развитие общин северян — очень мало было сделано в реальности.

«С момента обретения независимости мы живем в стороне, — говорит он. — Восстание, начавшееся здесь, было нацелено на защиту прав жителей северо-востока страны».

Жалобы Камуна, несмотря на резкое позерство, содержат в себе зерна истины. Многие государственные службы Нделе претерпели коллапс и работают благодаря иностранным гуманитарным организациям. Международный Комитет Красного Креста управляет системой водоснабжения города, обеспечивая подачу питьевой воды на несколько часов каждый день. Муниципальный госпиталь, который обслуживает 50 тысяч людей, почти полностью укомплектован международной благотворительной организацией «Врачи без границ».

Единственная высшая школа Нделе, что на окраине города, частично разрушена. В сентябре десяток подростков сдавали экзамен на получение аттестата (тест, основанный на французском экзамене, сдаваемом по окончании средней школы) в одной из двух функционирующих аудиторий. Другие здания, полуразрушенные строения из саманных кирпичей с жестяными крышами, стоят пустыми, в них нет дверей, парт и оборудования.

Идрис Ассане, учитель английского языка в школе, говорит, что из-за почти полного отсутствия выбора в районе Нделе жители часто отправляют своих детей учиться в начальных школах в соседние Чад или Судан. Было почти невозможно нанять учителей для работы в Нделе, поэтому большинство инструкторов — это родители учеников.

«Многие учителя, которым по распределению выпадает ехать сюда, просто не приезжают, — говорит Ассане. — Это слишком далеко».

Однако Ассане говорит, что наибольший урон образование понесло после вторжения «Селеки». Когда боевики прибыли впервые, рассказывает он, десятки оборванных боевиков расположились лагерем во дворе школы и пустили всю ее библиотеку в качестве топлива для костров. В этом учебном году 749 учеников школы располагают только одной линейкой, одним компасом и одной доской — это все, что уцелело после вторжения. Ассане задается вопросом, зачем «Селека» разграбила школы, если сама она жаловалась на то, что северян оттесняют на обочину и на то, что северный регион нуждается в больших инвестициях.

Адам решил присоединиться к восстанию в 2010 году, движимый отчаянием. Он ехал из Нделе в город на юге страны с примерно 200 долларами наличностью и копченой рыбой на 150 долларов, которую он надеялся продать на рынке. Он проходил контроль на полицейском пропускном пункте, на котором работали полицейские из столицы. Будучи необразованным рунга, — то есть, представителем этнического меньшинства с севера, — Адам не говорил на санго или на французском. Полицейские, подумав, что он является иностранцем, задержали его почти на целый день, а потом конфисковали мотоцикл и рыбу. А это было все, чем он владел. После того как его освободили, он вернулся в Нделе и немедленно вступил в CPJP.

«Когда они отняли все мое имущество, я был слишком зол, — говорит он. — Я хотел показать им, что я мужчина».

В другой стороне Нделе группа оборванных солдат-подростков и других молодых людей, записанных в отряд, заняла разграбленный городской полицейский участок. Они сидят около полуразрушенного здания в самодельных рваных мундирах, собирая по 20 центов с каждого проезжающего мимо водителя мотоцикла — на эти доходы они, обычно, покупают еду и сигареты. Почти все боевики, вспоминая о том, что побудило их взять в руки оружие, подобно Адаму рассказывают истории о личных обидах на общество, которое оставило их позади или что-то несправедливо у них отняло.

Самира Физан, их лидер, говорит, что ее родители умерли от травм, полученных в тюрьме, поскольку они были политическими заключенными режима Бозизе. 23-летняя Физан присоединилась к CPJP еще будучи несовершеннолетней, потом в составе «Селеки» она была членом президентской охраны Джотодия.

Адам Якуб, 20 лет, говорит, что боевики «Антибалака» забили мачете насмерть его мать и 10-летнего брата еще в начале столкновений. Якуб был в чадском посольстве в Банги в то время, подавая документы для получения визы, чтобы убежать из страны; он остался и присоединился к восстанию.

«Я хотел мести», — говорит он.

Семена революции были посеяны в благоприятную для их прорастания почву в Нделе еще тогда, когда эти молодые повстанцы были детьми. Нделе — это один из самых беспокойных регионов в мире, он граничит с Чадом, Дарфуром и Южным Суданом, которые поражены жестокими конфликтами. Оружие свободно пересекает пористые границы стран — как и идеи. Эксперты говорят, что восстание в Дарфуре, начавшееся в 2003 году, распространило семена бунта по всему региону, внедряя саженцы восстания в районы, где была плодородная почва для революции.

«Повстанцы на севере, в значительной степени, появились в результате войны в Дарфуре", — говорит Роланд Маршал, старший исследователь-политолог в университете «Институт Политических Исследований» в Париже. — Люди восприняли идеи, получили контакты, оружие и амуницию оттуда. Даже сама постановка вопроса о маргинализации пришла из Дарфура».

Центральноафриканская Республика является одной из беднейших и наименее развитых стран мира, она заняла 180-е место в рейтинге индекса развития человека из 187 стран, который был составлен ООН в 2013 году. Безграмотность и безработица высоки и, вероятно, на севере эти показатели выше по причине многолетнего небрежения.

«Они подняли оружие потому что это легкое решение», — говорит Кассара Азиза, президент Ассоциации центральноафриканских женщин.

Совещание о безопасности проходит каждую неделю в здании, которое было офисом мэра Нделе. В зонах активных военных действий цель таких совещаний заключается в поддержании коммуникации между вооруженными группировками и гражданским населением. В Нделе на совещании обычно присутствуют члены «Селеки», французские миротворцы, которые дислоцируются неподалеку, и представители гуманитарных организаций.

Во время одного недавнего совещания Ибрахим Муса — пожилой мужчина, который, как он говорит, хоть и не получает жалования годами, все еще исполняет обязанности администратора района Нделе — сидел, опершись о большой деревянный стол. Он сделал обзор текущей ситуации: госпиталь сталкивался с нехваткой крови, были нужны доноры крови; пытаясь установить доверительные отношения, французские солдаты недавно начали совместное патрулирование с боевиками «Селеки», и это начинание оказалось успешным; боевиков, в который раз, призвали не носить открыто оружие в городе. Разговор был сердечным, но тон изменился, когда майор поднял вопрос о недавно возвратившихся демобилизованных бойцах, вроде Адама.

Под эгидой новой миротворческой миссии в ЦАР, которая была начата 15 сентября, ООН поставила перед собой задачу поддержки правительства в разоружении, демобилизации и социализации бывших участников боевых действий. Это предусматривает выделение для них некой суммы денег и проведения тренингов по работе. Безработные и нетерпеливые бывшие повстанцы являются источником нестабильности везде в мире, поэтому программа — это интегральная часть миротворчества. Но процессу еще только предстоит начаться, хоть Адам и не менее 100 других бывших боевиков вернулись в город.

«Их возвращение сюда кажется бессмысленным, — говорит Муса. — Они сложили оружие, но ничего не изменилось. У них есть семьи, но нет ничего другого».

Идя по городу после совещания, Адам размышлял о годах, которые провел в качестве боевика. Он надеялся вернуться туда, где родился, в небольшую деревню рядом с Нделе, при первой же возможности. Зажигая сигарету, он говорит, что если процесс демобилизации реально начнется, он использует деньги, которые ему дадут, для покупки сельскохозяйственного инвентаря и снова займется тем, чем занимался ранее: выращиванием арахиса на поле и работой на соседей, когда у тех будет работа для него. Для Адама демобилизация также стала бы формальным признанием его участником боевых действий и закрыла бы главу в его жизни, позволив ему держать голову поднятой — его гнев был бы умиротворен. Но на данный момент признаки не особо обнадеживают.

«Когда они забрали все, я не имел ничего», — говорит Адам, имея в виду мотоцикл и рыбу, конфискованные полицейскими несколько лет тому назад. Но после того, как он сражался в рядах CPJP и «Селеки», он говорит: «Я все еще не имею ничего».

Источник: Aljazeera