Printer Friendly, PDF & Email
14 ноября, 2018
Опубликовал: Islam.plus

 

Балансирующий между водами Персидского залива и песками Аравийской пустыни, Лувр Абу-Даби рассказывает историю человечества, отображая картину полного синтеза искусства и культуры, которые в разные эпохи и на разных континентах не только имитировали друг друга, но и оказались тесно переплетенными между собой.

Всего 50 лет назад остров Саадият площадью 27 квадратных километров был почти пустыней, окруженной водой да голубым небом. Его немногочисленные обитатели жили, в основном, за счет рыбной ловли и добычи жемчуга, а за пресной водой ездили на большую землю. С той поры прошло не так много лет, но отличие от былого образа настолько разительно, что кажется, будто все это торжество урбанистической архитектуры возникло из-под песка подобно тому, как на месте археологических раскопок среди пустыни возникают древние города.

Открывшийся в ноябре прошлого года Лувр Абу-Даби — последнее достижение эмиратов в области культуры, осуществленное в соответствии с планом Департамента культуры и туризма по развитию района Саадият с упором на образование и культуру, а также туристическую инфраструктуру. В рамках плана, в 2010 году здесь открылся филиал Нью-Йоркского университета, ведется строительство Национального музея шейха Зайда, а также предусмотрено открытие музея Гуггенхайма и оперы.

Статуя из Иордании, датированная 6500 г. до н.э., производит незабываемое впечатление и напоминает, что поиск прекрасного всегда был одной из главных тем искусства любых цивилизаций
Статуя из Иордании, датированная 6500 г. до н.э., производит незабываемое впечатление и напоминает, что поиск прекрасного всегда был одной из главных тем искусства любых цивилизаций
Смиренная поза Гудеа, правителя Лагаша (современный Ирак), ок. 2120 г. до н.э., и величие Рамзеса II, египетского фараона, правившего с 1279 по 1213 гг. до н.э., показывают противоположные тенденции в изображении верховных правителей
Смиренная поза Гудеа, правителя Лагаша (современный Ирак), ок. 2120 г. до н.э., и величие Рамзеса II, египетского фараона, правившего с 1279 по 1213 гг. до н.э., показывают противоположные тенденции в изображении верховных правителей
Голова Будды (сланец, между 100 и 300 гг., Гандара (современный Пакистан)) в галерее «Цивилизации и империи», показывает влияние греческой эстетики на Азию, ощущавшееся и через несколько столетий после Александра Македонского. Вместе с тем римский мраморный бюст Сократа (I в.) отражает как единую эстетику, так и общемировое влияние великих философов
Голова Будды (сланец, между 100 и 300 гг., Гандара (современный Пакистан)) в галерее «Цивилизации и империи», показывает влияние греческой эстетики на Азию, ощущавшееся и через несколько столетий после Александра Македонского. Вместе с тем римский мраморный бюст Сократа (I в.) отражает как единую эстетику, так и общемировое влияние великих философов

По словам директора Лувра Абу-Даби Мануэля Рабате (Manuel Rabaté), все это происходит в силу того, что «это место всегда было перекрестком. Центральной точкой. Первым предметом, который мы получили из ОАЭ, была найденная на острове Марва месопотамская ваза, которой 5 тысяч лет. У нас есть материальное свидетельство связей этой страны с важнейшими цивилизациями, религиями, культурами и континентами. Об этом чрезвычайно мощно и убедительно заявляют экспонаты этой выставки. Здесь был один из мировых центров, который участвовал в культурно-цивилизационном обмене». Сегодня, продолжает он, благодаря своему географическому положению регион играет похожую роль. «В мире есть не один центр, а несколько узловых точек», — поясняет он.

«Это музей для всего мира, он связывает всех нас» (Мохамед Халифа аль-Мубарак, председатель департамента культуры и туризма эмирата Абу-Даби)

Преобладание мореходной истории, направленной вовне, передает и непосредственная близость воды, и архитектурный ансамбль. Созданный французским архитектором Жаном Нувелем (Jean Nouvel), он рождает гармоничное созвучие моря, света, модернизма и геометрической четкости традиционного арабского урбанизма. Вода повсюду: она стоит до самого горизонта, усиливая ощущение пребывания на острове посредине острова. Она присутствует даже в интерьере, просматриваясь сквозь окна, создающие эффект «живых» картин на стенах, и это сочетание наполняет весь музейный комплекс, преподнося современную интерпретацию арабского термина «фаладж», означающего ирригационную систему, обеспечивающую как водой, так и прохладой.

Восьмислойный кружевной орнамент из более 8 тысяч переплетенных между собой колец создает игру света, пронизывающего купол, а «Идущий человек» Огюста Родена под ним усиливает ощущение близости неба
Восьмислойный кружевной орнамент из более 8 тысяч переплетенных между собой колец создает игру света, пронизывающего купол, а «Идущий человек» Огюста Родена под ним усиливает ощущение близости неба

Задуманный как традиционная «медина», где технологии настоящего черпают вдохновение из прошлого, музей с его многочисленными галереями, внутренними крытыми дворами и площадями является местом встречи и соприкосновения людей. Родившаяся в результате атмосфера далека от церемонной обстановки классических европейских музеев. Посещение музея дает не только интеллектуальный, но и эмоционально-чувственный опыт. Он наиболее сильно ощущается там, где прямые углы кубических павильонов встречаются с чудесным свечением, озаряющим пространство под самым ярким элементом ансамбля — куполом Нувеля.

Будучи данью одному из самых характерных элементов исламской архитектуры, купол накрывает комплекс кружевной сетью из 8 тысяч колец и многоугольников, наслаивающихся друг на друга под разными углами. Благодаря пронизывающему солнечному свету, рисунок потолка постоянно меняется, бросая на стены и потолок причудливые световые пятна, которые архитекторы называют «световым дождем».

На создание этого замысловатого геометрического орнамента архитектора вдохновили машрабия — декоративные экраны, являющиеся одной из ярких отличительных черт исламской архитектуры. Нувель использовал эту идею и в других своих работах, например, в здании Института арабского мира в Париже. Для него, как и для восточных зодчих, это отчасти было необходимостью, помогающей архитектурными средствами ответить на вызов, бросаемый жарким климатом, высокой влажностью и соленым воздухом. На площади 180 квадратных метров, охваченных куполом, создается особый микроклимат, в том числе и благодаря устройству павильонов, обеспечивающих высокую циркуляцию воздуха. В результате здесь царит атмосфера оазиса или загородного отдыха.

В интервью 2016 года архитектор сообщает, что «всегда думал, что музеи должны быть частью городов», местом, где хочется задержаться, где каждый следующий момент не похож на предыдущий.

«Я очарован взаимодействием времени и света, … а также кинетическим аспектом определенных моментов», — сказал он. Своей современной интерпретацией машрабии, он пытался «создать своего рода поэзию из сочетаниия геометрии и света».

Впрочем, получившийся результат нам предстояло по-настоящему оценить только в конце визита. В музей попадаешь, пройдя через небольшой парк и простые белые двери, ведущие внутрь. За ними открываются белые многоугольные залы, в каком-то смысле, дань кубизму, приглашая войти и будя воображение. Чем-то это напоминает вход в город, где неравномерность форм и ощущение пребывания в лабиринте вызывает желание скорее повернуть за угол и посмотреть, что там, за поворотом.

Впереди 12 галерей с постоянными экспозициями, выстроенными в определенном порядке, как главы и тома справочника по мировой истории, писавшейся всем человечеством во все эпохи. На взаимосвязанность этих глав указывают даже заголовки. Выбранные темы и расположение произведений искусства говорят о намеренном сопоставлении культур.

«Каждый аспект Лувра Абу-Даби отражает философию универсализма: от устройства галерей до представленных в них работ», — объясняет Рабате.

Действительно, каждая галерея имеет не только уникальную форму, но и свой цвет пола и отделочный материал — для того, чтобы лучше передать неповторимость каждой.

Фантастические и устрашающие, эти крылатые мифические создания обрели осязаемую форму в руках скульпторов Средиземноморья и северного Китая (Сфинкс, известняк, Греция или Рим, VI в. до н.э. Дракон, бронза, Китай, ок. V в. до н.э.)
Фантастические и устрашающие, эти крылатые мифические создания обрели осязаемую форму в руках скульпторов Средиземноморья и северного Китая (Сфинкс, известняк, Греция или Рим, VI в. до н.э. Дракон, бронза, Китай, ок. V в. до н.э.)

«Самобытность — это перманентная динамика, создаваемая через отношения с другими» (Жан-Франсуа Шарнье)

В четвертой галерее под названием «Мировые религии» можно увидеть раскрашенную каменную скульптуру Девы Марии с Младенцем (Нормандия, Франция, около 1500 г.), Коран, написанный цветными и золотыми чернилами (династия Мамлюков, ок. 1250-1300 гг., предположительно Дамаск), каменную фигуру Бодхисатвы Сострадания (Китай, ок. 600-700 гг.)
В четвертой галерее под названием «Мировые религии» можно увидеть раскрашенную каменную скульптуру Девы Марии с Младенцем (Нормандия, Франция, около 1500 г.), Коран, написанный цветными и золотыми чернилами (династия Мамлюков, ок. 1250-1300 гг., предположительно Дамаск), каменную фигуру Бодхисатвы Сострадания (Китай, ок. 600-700 гг.)

Первые произведения ожидают зрителя в небольшом холле перед входом в первую галерею, они тоже создают антураж и настрой. Это серия из девяти вертикальных полотен американского художника Сая Твомбли (Cy Twombly), выполненных в стиле «псевдописьма» или «эмоциональной каллиграфии». Белые мазки на лазурном фоне воскрешают в памяти не только морские волны, подгоняемые ветром, но и олицетворяют связь современного западного художника с одним из высочайших традиционных искусств ислама — каллиграфией. (Эти картины являются частью большой серии, объединенной названием «Заметки из Салалы» — портового города в Омане, овладевшего воображением Твомбли).

Современные полотна в холле музея задают настроение, воспроизводя мотивы волн, музыки и каллиграфии. На фото безымянные холсты американского художника Сая Твомбли из серии 2008 г. «Заметки из Салалы» (город-порт на южном побережье Омана)
Современные полотна в холле музея задают настроение, воспроизводя мотивы волн, музыки и каллиграфии. На фото безымянные холсты американского художника Сая Твомбли из серии 2008 г. «Заметки из Салалы» (город-порт на южном побережье Омана)

Отсюда мы направляемся в «большой вестибюль», где с помощью девяти небольших наборов предметов подана идея многообразия связей между культурами и цивилизациями, а также их взаимовлияния вопреки принадлежности к разным эпохам и континентам: так сказать, отпечаток частностей ради передачи универсального. В музейном каталоге есть запись куратора французского музейного агентства Agence France-Muséums Жана-Франсуа Шарнье (Jean-François Charnier) о том, что «подчеркивая наличие общего, музей открывает то, чем культуры обязаны друг другу. В непрерывном потоке истории идентичность — это перманентная динамика, создаваемая через отношения с другими».

«Музей имеет дело с идеями, образами, артефактами, концепциями, духовными и душевными ценностями. Сейчас мы нуждаемся в лучшем понимании друг друга и более широком поле деятельности для человечества. Такой музей как Лувр Абу-Даби может занять ключевое место в том, чтобы напомнить людям о том, что человечество, в конечном счете, одно. Зачем нужна красота, если она не служит человечеству» (Бен Окри, автор и лауреат Букеровской премии 1991 г. Газета «TheArt», 6 сентября 2017 г.)

«Мы помещаем рядом концепции истории и искусства, — говорит Рабате, — это наш способ поведать историю. Эта история начинается с рождения красоты, когда люди перестают просто выживать и начинают создавать красоту. Предметы, которые находятся в первых галереях, говорят о том, как рождалось "нечто большее". Красота — это и есть то "большее", что делает нас людьми, это доказанный антропологический факт. Мы все ее понимаем. Двигаясь по галереям, двигаясь сквозь время, мы объясняем, что в каждый период времени между нами находится нечто общее, связывающее нас, что меняется модель, предметы, стиль, ограничения, влияние, иногда место, но в целом у нас одна общая история красоты».

НАПОЛЕОН

НАПОЛЕОННа центральной стене галереи под названием «При дворе государя» висит один из пяти практически идентичных романтических портретов французского императора Наполеона Бонапарта верхом на коне кисти французского художника Жака-Луи Давида, написанный в 1803 г. Картина доминирует в пространстве как благодаря внушительным размерам, так и за счет энергичной позы императора, восседающего на горячем жеребце. Кажется, что он готов к покорению Альп, возвышающихся на грозовом небосклоне позади него.

Фигура Наполеона весьма значительна в контексте Лувра Абу-Даби — ближневосточного музея с французским руководством. Одновременно с его вторжением в Египет в 1798 г. была создана французская Комиссия египетских искусств и наук, 160 ученым было поручено составить исчерпывающий каталог произведений египетской культуры, древней и современной, а также систематизировать сведения о географии, языке и природе Египта. В 1802 г. Наполеон приказал опубликовать энциклопедию, содержавшую результаты этого титанического труда. Созданная усилиями 2000 человек — художников, граверов и других — энциклопедия получила название «Description de l’Égypt» и содержала иллюстрации, карты, описания и подробный алфавитный указатель. Она стала фундаментом систематического музееведения, ее окрестили «богатейшим музеем на земле».

Именно это мы наблюдаем в вестибюле, который служит своего рода прелюдией, вступлением. Сначала мы невольно рассматриваем пол, ступая по полированному мрамору, на котором от края до края зала растянулась карта побережья ОАЭ, испещренного многочисленными надписями. Среди них не только названия крупнейших городов эмиратов, но и мест, откуда привезены экспонаты — многие написаны шрифтом, соответствующим месту происхождения.

Большой вестибюль музея с полом, на котором изображена карта и «роза ветров», и многогранными стеклянными витринами с функционально схожими предметами (такими, как стоящие в глубине декоративные сосуды) заявляет о глобальном масштабе экспозиции и одновременно сообщает ее задачу — передать связь культур и цивилизаций
Большой вестибюль музея с полом, на котором изображена карта и «роза ветров», и многогранными стеклянными витринами с функционально схожими предметами (такими, как стоящие в глубине декоративные сосуды) заявляет о глобальном масштабе экспозиции и одновременно сообщает ее задачу — передать связь культур и цивилизаций

В центре пола — «роза ветров», тоже выложенная цветным мрамором – символ открытий и взаимодействия, открытости во всех направлениях. Вместе с надписями роза ветров «обозначает центральную точку, так как этот регион был местом рождения цивилизации, а также символизирует возникновение новых контактов, новых звеньев, связывающих сегодня Восток и Запад», как поясняет Рабате.

«От устройства галерей до представленных в них работ, каждый аспект музея отражает философию универсализма», — объясняет директор Лувра Абу-Даби Мануэль Рабате. Слева направо: Бронзовый арабский небесный глобус с изображением звезд и созвездий; позади него венецианский глобус земли, 1697 г. Головы Будды (белый мрамор, северный Китай, ок. 530-580 гг.; красный песчаник, Матхура, северная Индия, ок. 400-500 гг.). «Петух» (скульптор Константин Бранкузи, бронза, Франция, 1935 г.) и фигурка в форме змеи (раскрашенное дерево, Гвинея, XIX в.)
«От устройства галерей до представленных в них работ, каждый аспект музея отражает философию универсализма», — объясняет директор Лувра Абу-Даби Мануэль Рабате. Слева направо: Бронзовый арабский небесный глобус с изображением звезд и созвездий; позади него венецианский глобус земли, 1697 г. Головы Будды (белый мрамор, северный Китай, ок. 530-580 гг.; красный песчаник, Матхура, северная Индия, ок. 400-500 гг.). «Петух» (скульптор Константин Бранкузи, бронза, Франция, 1935 г.) и фигурка в форме змеи (раскрашенное дерево, Гвинея, XIX в.)

Линии, прочерченные от «розы ветров» по полу, стенам и доходящие до самого потолка, усиливают идею бесконечной связи цивилизаций. В девяти неравномерно расставленных стеклянных витринах разных форм собраны небольшие предметы, созерцание которых должно наводить на размышления о природе различий и сходств и смысле понятия «универсальность». Табличка рядом с несколькими золотыми масками разных эпох из Леванта, Южной Америки и Китая гласит на арабском, английском и французском: «Почему во многих цивилизациях было принято покрывать лица мертвых золотом? Действительно ли золото как нетленный материал дает вечную жизнь, освобождает наше существование от оков конечного мира?».

Подобные философские вопросы рождаются и при виде других экспонатов: статуэток женщин с младенцами, украшенных орнаментом сосудов, керамики с симметричным «солнечным» узором, молящихся фигурок и, самых ранних, изящных топориков и наконечников стрел. Ведомый их молчаливым обещанием ответов, зритель проходит в следующие залы.

От арабской геометрии до европейской перспективы

От арабской геометрии до европейской перспективыПод этим заголовком выставлены два предмета, оба созданные в XVII в., которые иллюстрируют два способа передачи пространства, а вместе с ним, и знаний. Один — османская керамическая плитка с изображением Великой мечети в Мекке. Другой — цветная гравюра «Игра в мяч» фламандского художника Дирка ван Делена.

На османской плитке Великая мечеть расположена в середине двора, согласно художественным принципам соответствующей эпохи и культуры. Ее окружают прочие святыни, минареты, ворота и фонтаны. В центре композиции находится кубическое строение Каабы. Заметно, что автор пытался передать холмистость местности. На картине ван Делена выбрана прямая перспектива, передающая эффект глубины городского пейзажа и при этом ограничивающая набор изображаемых предметов. Художник подчиняется требованиям одноточечной перспективы, не позволяющей изображать одновременно предметы, находящиеся в поле зрения и за его пределами. Европейское представление о перспективе во многом построено на оптических исследованиях, дошедших до европейцев через переводы на арабский язык.

Экспозиция организована в хронологическом порядке. Признаки энциклопедического кураторства Лувра прослеживаются в систематическом подходе к 600 экспонатам и к их подаче, иногда с помощью интерактивных дисплеев. Взаимодействие экспонатов происходит за счет расположения, иногда подчеркивающего эстетические контрасты (китайский дракон рядом со средиземноморским сфинксом, бронзовая балерина Эдгара Дега, излучающая молодую энергию, рядом со спокойной фигурой пожилой женщины на портрете матери художника Джеймса Уистлера), иногда указывающие на то, что это вариации на одну и ту же тему: христианская Мадонна с младенцем из Франции XIV века рядом с египетской богиней Исидой с сыном Хором (скульптура датируется VIII-IV вв. до н.э.) и женской фигуркой из Конго, символизирующей плодородие.

В отдельных залах детского музея Лувр Абу-Даби выставлены оригинальные предметы искусства и созданы условия для интерактивной деятельности
В отдельных залах детского музея Лувр Абу-Даби выставлены оригинальные предметы искусства и созданы условия для интерактивной деятельности

Керамика, металл, камень; предметы быта, культа, обрядов; живопись, ткачество, инсталляции — все это ведет нас от самых ранних условных изображений человека через Античность, Древний Китай, исламскую цивилизацию, через эпохи Возрождения, промышленной революции и глобального модернизма к настоящему моменту. Кто на кого повлиял? И где сходство было только совпадением? Все это говорит о том, какой была жизнь у людей разных культур: от высших сфер до простых обывателей, и какое выражение находили у них представления о красоте, как они передавались, впитывались, интерпретировались и перерождались.

«Наблюдение связи между зданием и его содержимым через музейное повествование — это само по себе дает полноценный опыт, — говорит Рабате, — но прежде всего, оно дает знание и то, что важнее всего в нашем мире, понимание таких ценностей, как толерантность и уважение… Нужно знать себя, чтобы понять, кто ты есть. Но знание себя не означает неуважение к другим».

Поэтому выставка заканчивается залом, «где находится работа Ая Вэйвэя (AiWeiwei) "Фонтан света" и где мы снова сталкиваемся с этим… Мы начали с вопросов и заканчиваем вопросами. Но мы надеемся, что что-то происходит по пути. Что-то немного меняется внутри вас, и эта малость очень важна».

От Вавилонской башни к «Фонтану света»

От Вавилонской башни к «Фонтану света»Последняя галерея «Глобальная сцена» отражает идею современной глобализации и ее влияние на представления о различиях и сходствах, индивидуальности и коллективизме. Группа французских кураторов Лувра Абу-Даби привезла в музей работу Ая Вэйвэя, современного китайского художника, работавшего в Берлине. Работа предлагает множество сложных отсылок и толкований. Ее форма воспроизводит форму непостроенной башни русского архитектора Владимира Татлина, которая задумывалась как памятник универсальным идеалам раннего коммунизма и стала иконой авангардистского течения в искусстве начала XX века — конструктивизма. Работа Вэйвэя также воскрешает в памяти образ мифического зиккурата — Вавилонской башни, которую в Лувре Абу-Даби можно увидеть в галерее, посвященной развитию торговых путей, на полотне Абеля Гриммера, написанном в Антверпене в 1595 году. Художник изобразил ее как аллегорию гордыни наступающей глобализации, какой ее представляли в ту эпоху. Образ Вавилонской башни почерпнут из библейской истории о том, что в незапамятные времена все люди понимали друг друга, но когда в своей гордыне они вознамерились построить башню до небес, Бог наказал их: посеяв между ними непонимание, дав им разные языки и рассеяв по земле.

Используя интерьерный свет, преломляющийся в сотнях шестиугольных кристаллов, нанизанных на длинные нити, «Фонтан Света» Вейвэя буквально освещает универсальные устремления Татлина и вавилонян, а также предостерегает о проблемах, связанных с ними в наши дни.

От Вавилонской башни к «Фонтану света»По словам Жана-Франсуа Шарньер, это предостережение исходит даже от самого слова «универсальный», которое происходит от латинских слов «unus» (один) и «vertere» (обращать, поворачивать). То есть, пишет он, «это значит "вращение вокруг одного"». Слово «универсальный» порождено Европой, уверенной, что мир вращается вокруг нее. Оно несет в себе этноцентризм своего происхождения». Он цитирует поэта и философа с Мартиники Эдуара Глиссана (Édouard Glissant), который утверждал, что универсальное есть «не что иное как сублимация частного». Эту этимологию, заключает Шарнье, «можно интерпретировать по-разному и действительно инверсально, как множество обращенное в единство, стремление к согласованности, к тому, что роднит человечество».

Пройдя через двенадцатую галерею, залитую светом ошеломительной исталляции Вэйвэя, мы выходим через еще одну простую дверь. И, как желанный конец любого путешествия, перед нами предстает современный оазис самого эффектного вида: купол Нувеля и площадка, выходящая прямо к морю.

У всякого, кто ступает сюда, под этот пронизанный светом узорчатый купол, невольно вырывается возглас удивления. Похоже, что все посетители всех возрастов и национальностей, попав сюда, испытывают одно и то же чувство неожиданного восторга: открыв рот, изумленно и восхищенно они осматриваются, делают несколько шагов и, хотя перед ними открывается широкая внутренняя площадь, следующий их порыв — у всех, от мала до велика — это взять в руки фотоаппарат, так как, действительно, куда ни глянь, со всех сторон их окружают живописные сцены.

Само пространство здесь волшебным образом захватывает воображение, мириады световых пятен в вышине и бликов от них на стенах и полу, вводят в медитативное состояние. Кто-то сравнивает это с пребыванием под кроной дерева, пронизанной лучами солнца, кому-то это напоминает тень колышущихся пальм, кто-то ощущает себя внутри огромного солнечного калейдоскопа. Один ребенок сказал, что это напоминает ему небеса. Видимо, Нувелю удалось достичь желаемого:

«Над вами небо, а купол — это второе небо. Это символ устройства вселенной. Вы находитесь в пространстве духовности».

Контрастируя своей элементарной простотой с бесконечной сложностью потолка, центральная крытая площадь своей неоднородностью и масштабами напоминает традиционную «медину», или старый город. Отсюда можно пройти к временным выставкам, детскому музею, конференц-залу, ресторану и офисам
Контрастируя своей элементарной простотой с бесконечной сложностью потолка, центральная крытая площадь своей неоднородностью и масштабами напоминает традиционную «медину», или старый город. Отсюда можно пройти к временным выставкам, детскому музею, конференц-залу, ресторану и офисам

Когда первая эйфория проходит — не в последнюю очередь благодаря легкому ветерку, то и дело дующему здесь — и ты привыкаешь к ощущению того, что будто ходишь по потолку, пред тобой как прощальный аккорд предстают последние шесть произведений: древних и современных. Это самые примечательные объекты на площади, они символизируют универсализм музея.

«Идущий человек» Огюста Родена уверенно шагает к центру широкого пространства, где стоят четыре работы итальянского скульптора Джузеппе Пеноне под общим названием «Прорастание». Бросается в глаза его бронзовое дерево, чьи органичные формы поднимаются над головой, контрастируя с фрактальной геометрией купола. Рядом отпечаток пальца отца-основателя ОАЭ шейха Заида бин Султана Аль-Нахьяна в окружении концентрических кругов, напоминающих срез дерева. По соседству — смятые чьей-то рукой большие и малые куски глины, взятые из почвы в разных уголках мира, они возвращают нас к первому материалу человеческого творчества и легендам о нашем собственном происхождении.

Огромные страницы «Мукаддимы» Ибн Хальдуна (1375 г.) — одного из основателей современной историографии — высечены на одной из трех стен с историческими текстами, созданных для музея американской художницей Дженни Хольцер
Огромные страницы «Мукаддимы» Ибн Хальдуна (1375 г.) — одного из основателей современной историографии — высечены на одной из трех стен с историческими текстами, созданных для музея американской художницей Дженни Хольцер

Одна из этих легенд — месопотамская — запечатлена на монументальной «глиняной табличке», созданной современной американской художницей Дженни Хольцер. Высокая стена, выходящая на площадь, покрыта клинописным текстом на шумерском и аккадском языках. Для увеличения и точного воспроизведения древних текстов, обнаруженных в Ашшуре (современный Ирак), Хольцер использовала самые последние технологии. Лирическое повествование о сотворении мира и первых людей является убедительным символическим посланием, подчеркивающим центральное место письменности в культурном обмене и в то же время напоминающим о трудностях перевода — диалога между культурами — которые человечество вынуждено преодолевать с момента зарождения речи и языка.

Второе монументальное панно, созданное Хольцер, можно увидеть только за поворотом по пути в павильон детского музея. На нем воспроизведены мысли французского философа Мишеля Монтеня о толерантности, которые он выразил в XVI веке в то время, как во Франции бушевали религиозные войны. Девизом этого великого гуманиста было выражение: «Каждый человек несет на себе отпечаток всего человечества». На стене Хольцер запечатлела страницу оригинальной рукописи его знаменитых «Опытов». В своих заметках на полях он задает единственных вопрос: «Что я знаю?».

Эти слова, омытые световым дождем, струящимся из-под купола, как нельзя лучше передают наблюдение Рабате о том, что в Лувре Абу-Даби мы «начинаем с вопросов и заканчиваем вопросами».

Источник: Aramco World

 

Поделиться